«Территориальное мышление – катастрофа русского сознания. По населению мы, как Нигерия»

Кирилл Рогов*, политолог, вице-президент фонда «Либеральная миссия»:

— Главное и чуть ли не единственное окно, через которое мы можем заглянуть в будущее — это прошлое. Чтобы узнать, что будет через 30 лет, надо представить себя 30 лет назад и посмотреть, что мы могли сказать о сегодняшнем дне тогда — и выясняется, что очень мало. Более того, каждое десятилетие с нами происходит одна и та же странная вещь. 

В 1999-м и начале 2000 г. команда экономистов под руководством Германа Грефа написала для Владимира Путина экономическую программу — там было 500 различных мер, выполнение которых должно было привести к устойчивому экономическому росту на 3-3,5% в год. Но программа еще не была закончена, как российская экономика росла уже темпами 10% в год. И следующие 10 лет рост был 8%, несмотря на то, что программу не выполнили: начали расти цены на нефть, они колебались в диапазоне от $19 до $145 за баррель, а не $19-28, как прогнозировало МЭА в 2000 г. 

Это означало, что все десятилетие (нулевых) разворачивалось по сценарию, который в 1999 г. было невозможно представить. Задачей правительства оказалось не добиваться экономического роста, а распределять богатство, которое начало на него литься. И это была совершенно другая повестка.

Началось новое десятилетие, и мы имели опять совершенно другую повестку. Митинги, война, Украина, захват Крыма, холодная война с Западом — в 2000-е казалось, что этих предметов вообще нет в природе.

Все это на нас обрушилось, как будто перевернули мусорное ведро над головой — мы были совершенно к этому не готовы. Предупреждаю, что так будет и дальше. Удивительным образом в конце 90-х годов, когда Борис Николаевич передавал свой пост Владимиру Путину, главным была борьба реформаторов и коммунистов: первые хотят что-то сделать, вторые тянут назад — кто победит? В следующее десятилетие оказалось, что этой проблемы вообще нет — ее смели со стола и разложили новые карты совершенно из другой колоды. И повестка, которая мучила людей на протяжении десятилетия, оказывается забыта — разговор идет совершенно о другом.

К пониманию будущего очень сложно пробиться — нужно быть готовым к непониманию, тому, как внезапно меняются ветра. Это было бы кошмарным зрелищем, если бы не одно уравновешивающее обстоятельство. Некоторые вещи удивительно стабильны — настолько, что мы даже не представляем себе этот масштаб.

Моя любимая таблица про пять Россий: первая государственность, более-менее оформленная, которую имеет смысл идентифицировать — Московское царство со времен Ивана III до конца династии Рюриковичей в конце 16-го века. Потом был период смуты, когда границы государства стремительно менялись. Потом, в результате трех выборов царя, возникла новая династия и вторая Россия — Московское царство династии Романовых. Третья Россия — то, что было после петровских реформ — империя, которая просуществовала 200 лет. Затем — Советский Союз, 70 лет. 

И 30 лет назад началась еще одна Россия, которая неизвестно сколько продлится — мы находимся на самом деле еще в незрелой ее точке.

Впервые так долго на этой территории существует республика. Она бывает разной, как бывает разной империя в различные ее периоды. Та имперская Россия, которую создал Петр I, на самом деле сложилась через 50-60 лет после его правления, во время Екатерины II. В то время как во времена Петра на Троицкой площади Петербурга паслись коровы. 

Как выборы 1990 г. определили траекторию республик бывшего СССР

Нашего огромного внимания для понимания непредсказуемости будущего требует удивительная стабильность некоторых вещей. Как только Михаил Горбачев начал либерализацию режима в Советском Союзе и в 1989 г. начались выборы депутатов Верховного совета. Политологи давно заметили: то, как прошли выборы народных депутатов республик в 1990 г., прямо коррелирует с тем, как до сих пор складываются политические системы этих стран. 

В Литве, Латвии, Эстонии победили широкие «народные фронты», оппозиция — они получили 65-70% голосов. Здесь была мощная мобилизация, включающая в себя либерально-демократическую идеологию, вестернизацию, антиимперские эмоции. Эти страны встали на путь либерально-демократического развития, и он никогда не менялся.

Были страны, где оппозиция вообще не сумела повлиять на результаты выборов. Где-то ее почти не было слышно, где-то она получила 5-12%. Белоруссия, Азербайджан, Таджикистан, Туркменистан, Узбекистан, Киргизия, Казахстан. Этим выборам не предшествовала мощная уличная мобилизация, номенклатура осталась на своих позициях. И все эти страны на протяжении 30 лет большей частью являются консолидированными авторитарными режимами. В среднем за 25 лет победитель на президентских выборах получает 96% голосов в Туркменистане, 91% — в Казахстане, 90% — в Узбекистане, 75% — в Таджикистане, 84% — в Азербайджане, 74% — в Белоруссии. В среднем там сменилось два человека в президентском офисе за почти 30 лет. 

Третья группа стран, где была массовая политическая мобилизация, митинги и демонстрации, и оппозиция сумела оказать влияние на результат выборов 1990 г.: Грузия, Украина, Армения, Молдова, Россия. В Грузии оппозиция даже получила почти большинство, а в остальных странах — 25-40% голосов.

И эти страны образуют особую группу. Здесь победитель президентских выборов получает в среднем 47-58% голосов. Это означает, что здесь конкурентные выборы. Эти страны — конкурентные олигархии.

В них нет консолидированной демократии и верховенства права. Все время, когда какой-то человек оказывается в президентском офисе, его группа пытается этот офис захватить. Но им это не удается, в какой-то момент происходит Майдан или «оранжевая революция», его оттуда выносят и там появляется новая группа. Мы ждем, что после этого там начнут строить демократию, но этого не происходит: группа опять хочет захватить офис и остаться в нем, ей опять это не удается и ее оттуда выносят. В этих странах за 25 лет произошло 7-8 «оранжевых революций», но за счет этого выборы остаются конкурентными, кто победит в следующем туре — неизвестно. Уровень прав и свобод гораздо выше. 

В этих конкурентных олигархиях нет ничего специально хорошего — лучше иметь устойчивую консолидированную демократию. Но это нечто, из чего она со временем может вырасти. В частности все эти страны постепенно эволюционируют в сторону парламентаризма. 

Две страны выделены отдельно — Россия и Киргизия. В 90-е в России средний результат победителя президентских выборов — 59%, это конкурентный результат, страна выглядит скорее как конкурентная олигархия. Но в 2000-е она начинает эволюционировать в другую сторону, и средний результат на президентских выборах за последние 12 лет у нас уже 70%. У Киргизии сложный трек: сначала она выглядит как авторитарная центрально-азиатская республика, потом начинается конкурентная олигархия.

Структурно Россия относится к той группе стран, которые должны быть конкурентными олигархиями. Ее промышленный потенциал, уровень индустриализации и урбанизации, модернизированности городского населения — все это не похоже на Туркменистан и Узбекистан.

Россия не традиционалистская страна, есть много данных, которые это подтверждают. Традиционалистские ценности в России имеют маленький вес.

Россия: внутренняя деспотия и внутренняя демократия

Россия — страна, в которой в 1990 г. оппозиция получила хороший результат на выборах, от 25% до 40%, сумела провести своего кандидата на пост председателя Верховного совета. Оппозиция оказала влияние на ход вещей, электоральные процессы были важны, Россия двинулась в сторону конкурентной олигархии, как Грузия, Молдова, Украина, но в 2000-е перестала ею быть.

Почему, кто виноват? Есть два соображения. Первое. Парадокс Российской Федерации в том, что она имеет внутри себя и «внутреннюю Туркмению», восточную деспотию, и «внутреннюю Прибалтику» с европейской демократичностью.

Москва, Петербург, Екатеринбург — архипелаг «внутренней Латвии». И есть места, где настоящая «внутренняя Туркмения». Это очень хорошо видно на любых российских выборах: в Чеченской республике «Единая Россия» получила 96% при явке 95%, в Кемеровской области 78% явка, 78% получает «Единая Россия». Здесь кто бы ни избирался, он получит 80% голосов при явке 80%. Мы понимаем, что они не ходят голосовать, это фальсификации. Но здесь можно фальсифицировать, потому что люди не придают этому значения — «начальство делает как ему надо, не нашего ума дело».

Вот другой край: Карелия, Хабаровский край, Коми — «Единая Россия» получает 30-40% и примерно 40% людей приходит на выборы. Это регионы-фронтьеры, с большими городами, и выборы здесь фальсифицируют по мелочи. 

Есть «промежуточная Россия». В большинстве центральных районов Нижнего Новгорода будут голосовать, как в Москве и Екатеринбурге: 40% явка, 35% за «Единую Россию». А в области есть Лукояновский район: там всегда 85% и 85%. 

Далее важно, как сконфигурированы элиты. Если власть дает возможность двинуться в сторону «внутренней Латвии», будет одна страна. Если доминирующая группировка занята ее подавлением и помощью «внутренней Туркмении», вы получаете другую страну.

От чего зависит власть и ее поведение? Общая доля ресурсной ренты в ВВП — богатство, которое приходит к нам вне зависимости от нашего труда. И оно очень коварно: когда люди умеют его захватывать, то приобретают гораздо больше власти, чем имели бы в обычной ситуации. В 90-е доля ресурсной ренты у нас была 8%, и у президента был низкий рейтинг, оппозиция побеждала на парламентских выборах. В 2000-е ее доля выросла до 18,5%. То есть у вас появилось где-то 8% ВВП, которые вы должны распределять, и это ваш ресурс, которым вы можете покупать лояльность, создавать другую пирамиду наверху.

Конкурентные олигархии страдают тем, что у них нет массовых политических партий, а есть, как правило, «верхушечные образования» — олигархические группы, которые обладают ресурсами, чтобы создавать свои медиа, инфраструктуру, иметь своих людей во власти. Это подобие партии, но у нее слабая поддержка снизу. Таких групп несколько, и ни одна из них не может добиться полного доминирования. И население не дает — ему это не нравится, и оно требует ротации через выборы. 

Когда у вас появляется рента за счет выросших цен, группа, которая захватывает этот ресурс, подавляет другие группы — возникает одна пирамида, в которую встроены все, кто хочет получать деньги. 

В 2015-2020 г. доля ресурсной ренты — 12% ВВП. Когда ее доля станет меньше 10%, то поддерживать единую пирамиду станет практически невозможно. Разве что совершенно чрезвычайными способами — например, войной. Когда страна ведет внешнюю войну, есть другие мотивы и логики. Но в мирной жизни вы не сможете поддерживать эту общую пирамиду.

Удивительный факт: выборы депутатов в Верховный совет советских республик в 1990 г. состоялись до падения советского режима, но стали учредительными, хотя обычно ими называют первые свободные выборы в стране после свержения тирании. На учредительных выборах проявляется, насколько социум способен к мобилизации и насколько массы могут ощущать себя политическим субъектом и вторгаться в межэлитную борьбу и участвовать в ней? В тех республиках, где оппозиция в 1990 г. ничего не получила, это был сигнал элитам, что общества нет, оно не будет участвовать в этой борьбе. В тех странах, где общество показало, что оно может мобилизоваться и быть политическим субъектом, это был знак для элит, что его надо учитывать — в какой-то момент люди могут прийти и возмутиться. Этот базовый баланс определился тогда.

Ловушка «среднего дохода» в России

Но сказать, что за 30 лет ничего не изменилось, будет неправдой. Россия очень изменилась. Одна из главных проблем России и постсоветских стран в 90-е — это была страна, где почти не было частных субъектов, ни в экономике, ни в политике. Ни частных корпораций, ни политорганизаций. Не было организаций горизонтального типа.

Сегодня Россия совершенно другая. Страна с большим опытом горизонтального взаимодействия. Социальная ткань очень изменилась. Люди гораздо более готовы к демократии, чем в начале 90-х. Парадокс: социальные навыки движутся в одном направлении, политика — в другом.

Россия находится в том, что некоторые экономисты называют «ловушкой средних доходов». С Аргентиной это происходит 100 лет. Она была очень богатой в начале 20-го века, но потом пропустила очень много стран вперед себя. Аргентина, Бразилия и Россия — это три самых ярких ловушки средних доходов. Сейчас у нас средние темпы роста ВВП — 0,7-0,8%. Если экономика плохая, то она провалится и будет подниматься долго. От 1990 г. до 2019 г. российский ВВП вырос примерно на 22-23%. Это низкие темпы роста, которые характеризуют либо богатые страны, либо страны с ловушкой средних доходов. Попыткой выйти из этой ловушки были еще горбачевские реформы. 

Да, есть проблемы в экономике и политике. Про политику моя главная идея в том, что в российском обществе мало черт тех обществ, которые есть в авторитарных странах. Его пребывание в таком состоянии не предопределено структурно. 

У некоторых людей есть идея, что возродить Советский Союз невозможно, но было бы неплохо забрать обратно свои территории, которые остались в остальных странах. Это территориальное мышление — катастрофа русского сознания. Мысля пространственно-территориально, мы привыкли считать себя большой страной. Но важно понять, что Россия — маленькая страна, по населению, как Нигерия.

С одной стороны у нас ЕС и Великобритания, 500 млн человек, а с другой стороны — Китай, 1,6 млрд человек. А между ними — 150 млн человек в России. Это очень маленькая страна, которая может развивать свою экономику и выйти из ловушки средних доходов, только включившись в эти большие рынки. Она не может одна создавать в себе рынок, это представление из середины 20-го века. Это маленький рынок, потому что современные производства очень специализированы, и если вы что-то хорошо производите, то это очень узкая область.

На большом рынке вы можете производить много и экспортировать. Это включенность в чужие производственные цепочки — сегодня вы не можете создать у себя эффективное производство от и до, такого на современном рынке нет. Что-то будете производить хорошо, а что-то хуже, чем у соседей. Вам нужно одно брать у них, а другое — экспортировать.

Чтобы развиваться, России нужно быть включенной в большие чужие рынки. И лучше в оба, потому что, если вы откажетесь от европейского рынка, останется только китайский, а для него вы небольшая провинция. Прекрасная Россия будущего не за горами, но еще не здесь. <...>

По сравнению с 2012 г. ситуация ухудшилась. Возникает напряжение, в которое и упирается экономика. Но долгосрочные стратегии важны и нужны, потому что некоторые вещи долгосрочно предсказуемы. Нефтяное столетие закончится, как закончилось угольное. При хорошем сценарии — в 30-е годы. Но может и раньше. И цена может резко упасть, если нефтедобывающие страны начнут резко выбрасывать ее на рынок. К этому надо готовиться.

Поправки к Конституции предсказуемы, когда президент получает 80-90% голосов, но не имеют никакого значения — мы это увидели (в начале января 2022 г.). Президент Казахстана Касым-Жомарт Токаев никоим образом не мог занять пост главы Совета безопасности, потому что он до конца жизни принадлежит елбасы (Нурсултану Назарбаеву) — кто он такой, написано в Конституции. Но Токаев не принял даже указа — он просто сообщил всем по телевидению, что теперь занимает этот пост, и никто ухом не повел, не вспомнил про ухищрения Назарбаева, который все это прописывал, чтобы его никак нельзя было сместить. Пришел момент, и даже бумажки никакой не приняли. 

Конфликт между «туркменистанской» нефтяной Россией и Россией продвинутой, городской, его разрешение — это и есть будущее. Но как и когда он разрешится — будем за этим следить. 

Материал написан по мотивам выступления спикера в Ельцин Центре. 

* - выполняет функции иностранного агента