Искусство может приносить доход, надо только знать кое-какие нюансы, набить несколько шишек и, конечно, обязательно быть «великим русским режиссером». История директора одного театра.
По количеству театров наш город уступает только Москве и Санкт-Петербургу. Кроме государственных, есть и те, кто находится на самоокупаемости. На что может жить частный театр? На каких принципах основано взаимодействие театрального искусства и представителей большого бизнеса в Екатеринбурге? Почему местные режиссеры презирают друг друга? Своими мыслями с DK.RU поделилась Лариса Абашева, директор и режиссер театра «Шарманка».
Театр и его насущные бытовые проблемы
«Шарманка» работает в Екатеринбурге с 2003 г. Сначала театр существовал на базе ДК «Эльмаш», но в 2012 г. его попросили съехать, с тех пор представления проходят на арендованных площадках, вопрос с постоянным помещением для театра так и не решился. Сейчас выступления проходят в основном в ДК «ВИЗ», а репетиции — в подвале здания на Ленина, 69/10, но и там договор аренды закончился. Пока неизвестно, будет ли он продлен. Театр находится на самообеспечении и существует уже практически 20 лет.
На что живет театр?
— Сейчас мы живем на гранты. Это много миллионов рублей. Есть грант — мы живем, нет — хуже живем. Грант — это субсидия, предоставленная театру для реализации конкретного проекта, в данном случае постановки спектакля. 20 лет уже так живем. Большая воля должна быть, чтобы так страдать.
Раньше мы делали много детских спектаклей. Они хорошо посещались. Но детские спектакли требуют и больших вложений. Если ты назвал продукт сказкой, то он и должен быть сказкой, волшебной и увлекательной, а это немалых денег стоит.
С 2012 г. у нас нет собственного помещения для выступлений, а люди любят ходить в определенное, привычное место, как домой. Поэтому пока детские спектакли не ставим — непонятно, где с ними выступать.
А выездные спектакли не ставите?
— Есть небольшие спектакли, в которых участвуют три актера, например, кукольные. Для них не нужно большого помещения, аппаратуры, инвентаря, они мобильны, поэтому их заказывают сторонние организации. Например, «Гринвич» купил у нас один такой спектакль. В торговом центре собралось достаточно зрителей, чтобы сумма, вырученная за выступление, была неплохой и театр получил прибыль.
Я так понимаю, все ваши выступления — это гастроли по чужим площадкам и сценам, а где тогда хранится реквизит и прочее имущество театра?
— Не имея своего помещения, мы арендуем под это склады или гаражи. Их много: один спектакль — один гараж. За гаражи плачу лично я. Также платим аренду репетиционных залов и сцены. С некоторыми арендаторами я договариваюсь на условиях взаимозачета, то есть они нам репетиционный зал, мы им нашу аппаратуру.
«Шарманка» — это особые люди и особый репертуар
Несмотря на то, что у театра нет постоянного помещения, актерский состав неизменен с момента его основания. Более того, у театра есть благотворительный проект — театральная студия, в которой занимаются дети и взрослые с особенностями здоровья. Они не просто учатся актерскому мастерству, но и принимают участие в спектаклях.
Лариса Абашева говорит, что она всеядный режиссер. На чужих площадках может поставить все что угодно — от мюзикла до балета. Но в своем театре ставит только то, что хочет. В репертуаре «Шарманки» полотна, которые заставляют думать, переживать сильные чувства, сложные эмоции.
У вас есть постоянный актерский состав? Трудно, наверное, удержать актеров, не имея помещения? Вы платите им зарплату?
— Труппа есть, набор актеров достаточно устоявшийся. Из года в год я предпочитаю работать с одними и теми же людьми. Но такого нет, что они только у меня работают. Они работают в разных местах, даже в других театрах. Благодаря гранту я могу обеспечить им официальный договор. Есть оплата репетиционная, есть оплата за спектакль. Но мы показываем спектакли по грантам не каждый день.
Труппа постоянных актеров — это антреприза и инклюзивная студия «Ора». Это благотворительный проект при «Шарманке» — люди с инвалидностью ходят сюда заниматься бесплатно, и я из них взращиваю актеров. Они тоже составляющая труппы. Самые распространенные диагнозы — ДЦП, рассеянный склероз, ампутация, проблема с опорно-двигательным аппаратом.
Я занимаюсь с ними уже шесть лет на постоянной основе. Они работают в грантовых и не грантовых спектаклях. В инклюзивной студии отличный актерский состав, хотя не все ходят туда, чтобы стать актерами. Но всегда сразу понятно, будет человек развиваться в актерском ремесле или нет. Это видно с первого взгляда.
А чем отличается репертуар «Шарманки» от того, что идет в других театрах?
— Я считаю себя великим русским режиссером, гениальным, я бы сказала. Я ставлю художественные вещи, которые лично выбираю. Показываем их нечасто — два раза в месяц, это для театра вообще ни о чем. Так не выживешь. Хотя мы — не маленький театр, мы — большой театр. Я же ставлю масштабные полотна. Я ставила оперу на 55 человек, кто такое потянет? Мне нравится большая сцена, поэтому я стараюсь сейчас, пока есть гранты, ставить большие полотна, чтобы как режиссер войти в историю театра и искусства.
В своем театре я делаю только то, что мне как художнику нравится. Ну и они очень красивые, мои спектакли, и очень серьезные. Я бы сказала, психологически тяжелые. У себя я ставлю то, что меня штырит.
Однажды, много лет назад, я подружилась с Георгием Алексеевым, это научный сотрудник музея Бажова. Он предложил мне поставить что-нибудь про Бажова, и я поставила «Серебряное копытце», с тех пор мы дружим.
Тема Бажова меня не отпускает. Бажов — это популяризация, пусть это будет конъюнктурно звучать, считаю его Эдгаром По, нашим брендом. Там еще копать и копать, сколько всего интересного можно оттуда вытащить. Пока вот графический роман, например, создали.
Для других театров, если меня приглашают, я могу что угодно поставить. Правда, если пьеса будет полное говно, я скажу, что это говно и не буду над ней работать.
Скажите свое мнение о театральных вкусах екатеринбуржцев, вы готовы им угождать?
— Я обожаю наш город — театральный, дышащий и страстный. По поводу вкусов есть статистика. Самый посещаемый театр — Музкомедия. Я свое мнение не буду, пожалуйста, высказывать. Большинство людей желает развлекаться, они не хотят испытывать сердечные драмы, катарсис. Они хотят чего-то более легкого.
Все знают, что Коляда сильно отличается самобытностью и только его в большинстве случаев и знают. В Екатеринбурге есть охренительные художники, которые делают спектакли очень-очень красивыми и достойными. По поводу исполнительства актерского не буду судить. Считаю, что у нас есть прекрасные актеры, композиторы, художники. Насчет режиссеров — не знаю, не могу их оценивать.
Я — всеядный режиссер, могу и мюзикл поставить, тем более что опыт такой есть. В новоуральском Театре музыки и драмы, бывшей Музкомедии, поставила два крупнейших мюзикла. Оперу могу поставить, и с танцовщиками работала, и детский спектакль с фигуристами делала, и с зэками начала делать, но там карантин случился.
Когда финансы поют романсы
Самая животрепещущая проблема любого театра — где найти средства на существование в трудные времена. Оказывается, спонсоры любят вкладываться в большие государственные театры, а маленькие частные типа «Шарманки» находят себе средства сами и, кстати, неплохо справляются с этой задачей, раз могут позволить себе не просто существовать, но и представлять город на областных, российских и зарубежных фестивалях.
Как взаимодействует бизнес с искусством на примере вашего театра? Вы вообще в Екатеринбурге пробовали найти спонсоров?
— Спонсоров привлекать хотела бы, но не умею. Давно-давно, в 2015 г., еще Сафронов был жив (руководитель Музыкальной комедии Михаил Сафронов умер в декабре 2019 г. — Прим.ред), в Доме актера был круглый стол. Пришли деятели крупного бизнеса, и меня туда позвали как представителя маленького театра. Сафронов представлял крупного мастодонта — Театр музыкальной комедии. Мы сидели, обсуждали, и эти бизнесмены, чуть ли не олигархи, мне сказали, что им такие маленькие театры неинтересны. Им нужно статусно деньги вкладывать. Быть спонсором оперного театра или филармонии — это одно, а «Шарманки» — другое. Действительно, какой бизнес захочет спонсировать маленький частный театр? Я их понимаю. Обижаться не на что.
Как живут другие частные театры? Тоже на гранты? Как театры взаимодействуют друг с другом?
— Нет. Николай Коляда, например, молотит по нескольку спектаклей ежедневно, чтобы заплатить за аренду и всех обеспечить. Такой возможности у меня нет. Но если бы у меня было свое помещение, мне тоже надо было бы его содержать, и коммуналка была бы каждый день не махонькая. И молотила бы так же, то есть с утра до вечера, заполняя пространство и время театра, чтобы он приносил доход.
Я знаю и некоторые другие инклюзивные театры в нашем городе. Они образовались позже нас. Например, «За живое», филиал московского «Инклюзиона». Есть танцевальные коллективы в «Открытом городе». Это организация, созданная инициативной группой родителей, воспитывающих детей с расстройством аутистического спектра.
Но конкуренты не любят друг друга, в основном презирают, творчеством не интересуются. Я против этого. Считаю, что нам, особенно малым театрам, надо помогать друг другу. У меня ресурсов порой больше, чем у других малых театров, поэтому я пытаюсь им помогать. Таким образом преодолевается психологический барьер нелюбви театров друг к другу.
Если вы 20 лет уже существуете, у вас, наверное, наработаны способы выживания?
— Вывести театр на самоокупаемость — это реально. У нас есть опыт грантонаписания. Знаете, что такое заявка на грант? Это такой бизнес-план, где просчитано и прописано все-все. У нас хороший опыт составления таких заявок. Если мы составим бизнес-план для театра и включим туда только искусство, которым мы хотим заниматься, а не ширпотреб типа Верки Сердючки и корпоративов, то выжить возможно. Это нормальные коммерческие условия.
Проблема в чем? У нас то понос, то коронавирус — билеты не раскупаются. Когда был карантин, театры просто умирали. Бизнес-план должен состоять из таких вещей, как основная деятельность, дополнительные услуги и еще что-то, что подстрахует.
Например, у нас есть сувенирная мастерская, которая позволяет выживать в период, когда мы не имеем возможности ставить спектакли и обеспечивать себя. Это должен уметь каждый частный театр, который хочет окупаться и жить дальше.
Вы представляли наш город на областных, всероссийских или, может быть, международных театральных фестивалях?
— Мы были лауреатами фестивалей «Протеатр» — есть такой международный фестиваль, проходит в Москве. Я впервые подалась на «Браво» — это местный наш конкурс. Также мы стали лауреатами в Израиле — по видео. Участвовали во Всероссийском театральном историческом фестивале «Время памяти». Также я подавалась на «Золотую маску». Мы попали в лонг-лист, нас выделили. Это тоже приятно.
Режиссер — это педагог, художник и организатор с железной волей
В 2013 г. Лариса Абашева стала номинантом премии «Человек года» в социальной номинации по версии «Делового квартала». К тому моменту она поставила уже около 20 спектаклей для детей и взрослых. В декабре 2004 г. Абашева победила в номинации «Лучший игровой фильм» на Международном кинофестивале «Птица Феникс» (г. Минск) с фильмом «Рогатка» (по мотивам пьесы Н. Коляды «Рогатка»). В марте 2005 г. фильм «Рогатка» принимал участие во Всероссийском кинофестивале на соискание премии Св. Анны (г. Москва).
В период с 2004 по 2005 г. Лариса Леонидовна Абашева сняла короткометражный игровой фильм «Соседи» (13 мин.) В главных ролях снялись актеры Екатеринбургских театров (Константин Родин, Анна Тугарева) и актриса Театрального агентства «Ворона» Лика Руднева. В период с 2005 по 2007 гг. Абашева сняла фарсовую трагикомедию «Мяско». Этот фильм в данное время участвует в различных фестивалях кино и видео.
Что для вас профессия режиссер — в чем ее суть?
— Режиссер — это ужасная профессия, заключается она в том, чтобы свести все линии воедино и подчинить их своей художественной воле. То есть режиссер — это и педагог, и организатор, но он в первую очередь должен быть художником. Но будь он хоть трижды художником и при этом плохим организатором, ничего не выйдет. Мы, режиссеры, полностью зависимы от всех, мы рабы иногда. Иногда унижаться надо, чтобы подчинить человека, и ругаться надо, и много всяких способов манипуляции применить, чтобы спектакль состоялся, а нас, режиссеров, интересует только это — чтобы состоялся спектакль.
Какие планы на будущее?
— У меня всегда только один глобальный план — найти помещение, дом для театра, где жизнь будет кипеть и дарить радость людям. И выйти на путь хоть какой-нибудь прибыльности. В плане постановок я буду ставить спектакль «Сказка странствий». Не знаю, сколько времени потребуется. Только на получение гранта нужно полтора-два года. Это полотно по мотивам старого фильма Митты. Я хочу через свою призму это сделать. Митта мне дал устное согласие.
Мне бы хотелось больше коммуникаций. Понимаете, я уже не маленькая, мне 42 года. Одно дело, когда я в начале пути в 20 лет, другое дело, что 20 лет уже прошло. Я режиссер с тремя высшими профильными образованиями, может быть, сама буду скоро преподавать. Время покажет.
Фото из личного архива Ларисы Абашевой