Соцсети переполнены сообщениями о детской жестокости. И все-таки это происходит снова и снова. Эксперт рассказала, как можно противостоять подростковой агрессии.
Анастасия Беренова — федеральный эксперт по детской безопасности. Она признает, что систематичной качественной профилактики детских суицидов в России пока нет. Более того, то, что сейчас предпринимается для детской безопасности, в частности, слежка в соцсетях, по сути, ситуацию только усугубляет. Потому что нарушает личные границы детей, что в подростковом возрасте воспринимается крайне болезненно.
Она считает, что профилактика детской безопасности должна начинаться дома. Чрезмерная жестокость, конечно, может быть следствием психиатрического диагноза, но в большинстве случаев виновато дурное воспитание. Школы часто признаются в своем бессилии, не могут противостоять агрессорам и возникает ощущение, что «всем пофиг».
Анастасия Беренова рассказала DK.RU, как переломить такую ситуацию, что нужно делать родителям и учителям, если они столкнулись с подростковой жестокостью, как ее не допустить, как минимизировать риски возникновения травли.
Справка DK.RU
О скулшутинге и суицидах
Скулшутинг — это крайняя форма проявления агрессии. Последствия невозможно исправить, а можно ли предотвратить? В большинстве случаев, судя по описанию жизни скулшутеров, известной из открытых источников, проблемы в социуме у них были задолго до ситуации.
«Все рассматривают скулшутинг как всплеск агрессии, но в большинстве случаев это два в одном, еще и форма коллективного суицида», — считает эксперт. То есть это можно было предвидеть, если бы кто-то обратил внимание на то, что ребенок говорит о желании попрощаться с жизнью прямо или косвенно.
Давайте поговорим о причинах. Версий много. Вы как эксперт какие бы назвали?
— Никогда не бывает линейной причины. Не бывает так, что во всем виноваты школа, травля, районный психиатр, который выдал справку после формального осмотра. Если мы говорим о случае, который вышел за рамки закона, если произошло что-то вопиющее, то это комплекс причин.
На первом месте все-таки отношения в семье. Хотя родителям, когда их ребенок совершил серьезное преступление, это признать очень сложно. Более того, именно в семье закладываются многие психические основы.
В школу ребенок приходит с семи лет. Вероятно, уже с какими-то травмирующими историями. Неизбежно в семье ребенок находится больше, чем в школе, если это не асоциальная семья. Но, опять же, асоциальность как раз и может быть первопричиной трагедии.
После случившегося тыкать пальцем в родителя со словами, что ты плохо воспитал, — самое негуманное. Я никогда не работала с такими родителями, но по ключевым фразам в интервью порою видно, что дома была создана атмосфера, в которой ребенка либо игнорировали, либо не замечали его проблем, либо очень сильно прессовали. Я сейчас не говорю о доведении до суицида, потому что это серьезное обвинение по статье, требующее расследования, грань здесь очень тонкая.
Школа накладывает второй отпечаток на психику. Это могут быть как буллинговые проблемы в детском коллективе, так и ситуация неуспешности в учебе, которую создают и учителя.
Третья причина — поздняя или слабая диагностика психических отклонений. Причем мы говорим не о большой психиатрии, когда лечь идет о заболеваниях, мы говорим о психических расстройствах, которые делают психику более уязвимой и поддаются быстрой коррекции.
У нас реально очень слабая подростковая психиатрия, это признают даже психиатры. Потому что не хватает врачей. Диагностика в поликлинике укладывается в 10 минут. Понятно, что за это время ничего увидеть нельзя. Это может быть той причиной, которая не позволяет вовремя оказать необходимую помощь, чтобы не довести до трагедии.
Мы живем в таком обществе, где депрессию понимают как «лень встать и сделать уроки». Стигматизация этой темы в обществе тоже вплетается в «схлест» причин суицидальных наклонностей. К психиатру считается стыдным обращаться, существует много мифов о медикаментозном лечении. Хотя повторюсь: мы не можем говорить о том, что все случаи связаны с психиатрическими особенностями.
Скулшутинг мало кто рассматривает как способ коллективного самоубийства. Чаще всего они с этой стороны не анализируются и суицидальные риски здесь не принимаются во внимание. Но их хорошая профилактика тоже очень может помочь. Все рассматривают скулшутинг как всплеск агрессии, но в большинстве случаев это заказ «два в одном». Он хочет лишить жизни людей, но сам тоже собирается уйти — это ключевое.
Если мы посмотрим историю скулшутинга, то увидим, что исполнители за какой-то определенный период времени до совершения преступления вели себя так, словно хотят покончить с собой — они прощались, говорили что-то пафосное, писали соответствующие посты в социальных сетях или просто выходили из них, переставали общаться.
То есть ситуацию можно было предотвратить, если бы кто-то отслеживал соцсети подростков? Кто должен взять эту функцию на себя — родители, соцслужба, служба безопасности? Какие вообще существуют меры профилактики суицидов?
— В принципе сама профилактика подростковых суицидов не разработана. Если она все же будет создана, если будет единый протокол, он должен быть неконтролирующий, это ключевое. Такого, что «давайте будем отслеживать соцсети», быть не должно. Это должен быть разумный протокол, включающий:
- группы поддержки подростков;
- обучение родителей доверительным разговорам;
- информирование о том, что такое границы подростка и как их нельзя нарушать;
- как диагностировать депрессию и другие заболевания, куда обратиться к специалисту, если вы заметили ее признаки у своего ребенка.
В первую очередь должна быть информативная поддержка родителей: например, что делать, когда в семье напряженная ситуация, когда у ребенка сложности в школе.
Кстати говоря, чтение переписки — это один из факторов риска, когда ребенок теряет доверие к миру. Это может стать последней каплей, когда он захочет уйти из жизни. И вообще все то, что сейчас делается в области «детской безопасности», категорически вредит детям и усугубляет ситуацию.
Жестокость, драки, травля
Одна из самых распространенных ошибок современных педагогов связана с тем, что с ребенком, который упивается насилием, надо говорить по-хорошему. Это всеобщее заблуждение. Конечно, нужно детально проанализировать, почему он испытывает удовольствие от причинения вреда другому. Но часто ребенку нужно четко показать неотвратимость наказания и того, что он будет отвечать за содеянное. По идее, воспитывать отвсетвенность должны родители, но и у школ здесь руки не связаны.
Вообще, человек, который занимается профилактикой травли и насилия, должен обладать массой знаний в смежных с детской психологией областях, в том числе он должен знать законы РФ. Таких специалистов в школах крайне мало. Поэтому часто безнаказанность процветает.
Когда ребенок бьет ногой в лицо другого или прыгает на спину неоднократно и настолько сильно, что ломает позвоночник, это говорит о наличии психиатрического диагноза? В чем причина такого поведения?
— Если мы говорим о чрезмерной жестокости, это может быть следствием психиатрического диагноза, но это гораздо менее вероятно, чем дурное воспитание.
Что касается последнего, часто родители не готовы даже слышать о психиатрических диагнозах своего ребенка, они боятся вести его к специалисту, передавать эту информацию в школу. В результате часто ребенку надо принимать таблетки, а родители погрязли в предрассудках.
В детских коллективах часто работает концепция обезьяньего стада — ты сильный, ты побил всех сородичей, значит, ты крутой обезьян. В такой ситуации «лидер» чувствует свою безнаказанность и раз за разом этой безнаказанностью упивается. В какой-то момент причинение боли другому становится для него удовольствием.
Дети — они не с Луны, они часть социума, они транслируют в школу все, что происходит вокруг них. То, что ребенок дерется, потому что дома его бьют или родители дерутся у него на глазах, — не единственное объяснение, хотя такие ситуации, к счастью, большая редкость. Дети впитывают и транслируют еще и то, что называется пассивной агрессией, а она сейчас в обществе просто зашкаливающая.
То, что люди не дерутся в рукопашную на родительских собраниях, честно говоря, просто стечение обстоятельств (сарказм). Скрытой пассивной агрессии очень много. Она может вырасти в активную как у детей, так и у взрослых. Взрослые друг друга не дубасят только потому, что чуть больше чтут Уголовный кодекс и немного серьезнее несут ответственность.
Виды пассивной агрессии, которую можно наблюдать в школах и семьях, — обесценивание, обращение в третьем лице к человеку, грубость, насмешки, троллинг, нарушение границ, гиперконтроль, эмоциональное игнорирование. Некоторые из них, кстати говоря, сейчас просто норма жизни.
Я часто вижу, что даже взрослые не могут выстроить прямую коммуникацию, то есть не знают, как работать с внутренней агрессией. Дети транслируют в школе все, что они принесли из семьи, что они не сбросили из своего эмоционального фона.
Какие меры профилактики можно предпринять против детской агрессии?
— Я считаю, мы можем говорить о том, что, к сожалению, воспитательная функция школы сейчас потеряна. Учителя, психологи и завучи не умеют владеть ситуацией и разрешать конфликты. Чаще всего создается впечатление, что всем на все пофиг. Школа не ставит перед агрессивными детьми жесткие социальные границы, и они получают безнаказанность.
Защита от вседозволенности — это умение ей противостоять. Очень важно создавать в школах авторитет. Причем речь идет не об искусственном авторитете: когда мы с красным знаменем идем и это круто. Авторитет создается учителем при поддержке родителей. Такой, когда они могли бы создавать сплоченные классы, где бы дети чувствовали себя комфортно, чтобы с желанием шли в школу, чтобы учитель задавал тон и детский коллектив мог бы противостоять агрессору, показывая другую систему ценностей. Тогда жестокость будет гаситься в зачаточном состоянии. В этом смысле хорошо, что в школы стали приходить молодые учителя, особенно мужчины.
К тому, что у нас потерян авторитет школы, добавляется то, что у нас нет культуры развития эмоционального интеллекта. С детьми не ведется работа по управлению эмоциями. Собрать первоклашек и усадить их на тренинг — это профанация, и, простите, выкачка денег из родителей. Одним классным часом этот вопрос не решить, и одним тренингом — тоже.
Работа с эмоциями, тренинги — это некая каждодневная культура: фиксация эмоций, проговаривание. Необязательно каждый раз проводить тренинг, важно внедрять эти правила в быт учеников, например, иногда достаточно повесить в классе шкалу эмоций. Посмотреть, какие эмоции дети отличают, у кого часто проявляется гнев, у кого что-то другое. Это такая рабочая система маленьких простых упражнений, которые можно включать в учебный процесс.
Справиться с эмоциями позволяет нормальная спортивная нагрузка. У современных детей нет способов сбрасывать агрессию легально в активных подвижных играх. Причем спортивные секции этого не заменяют, потому что там ты подчиняешься тренеру. Нужна свободная подвижная активность со здоровыми коммуникациями. В младшем школьном возрасте, да и у старших тоже, эмоции сбрасываются только через тело. Другого способа нет.
И еще один способ профилактировать агрессию подростков — умение избегать пассивной вербальной агрессии в семье. Взрослые тоже должны уметь сбрасывать свой «зашквар». Важно, чтобы в семье было уважительное отношение. Кричать тоже можно с уважением. В таком случае агрессия не будет накапливаться в той степени, в которой она получает вседозволенность.
Что делать с ребенком, который ведет себя агрессивно? Про таких говорят «держит в страхе всю школу».
— В таких случаях поздно говорить по-хорошему и взывать к чувствам. Это возможно, когда он по приколу что-то сделал и просто не понял, что другому больно. Тогда он готов к тому, чтобы с ним поговорили о чувствах.
В случае, когда ребенок осознанно поступает жестоко, необходимо показать неотвратимость ответственности за это. Часто единственным инструментом школы является направление на ПМПК (психолого-медико-педагогическую комиссию) или в полицию. Она может определить, что ребенок опасен для окружающих, бывали случаи, когда нужно было по требованию комиссии высадить его из школы до применения необходимых мер. Например, лечения. Но это не наказание, это мера необходимой коррекции.
Кстати, в этом случае родители не могут отказаться лечить ребенка, потому что это нарушает его право на медицинское обслуживание.
То есть у школы нет механизмов воздействия на учеников, проявляющих чрезмерную агрессию?
— В большинстве случаев единственное, что школа может — задать регламенты и нормы и неукоснительно им следовать. При этом коллектив должен быть обучен тому, чтобы дифференцировать ненормальное поведение и авторитетно подавлять его. Здесь возвращаемся к нашему самцу стаи, главному обезьяну. Он будет вести себя так только до тех пор, пока ему все вокруг не намекнут, что это не прикольно. В такой ситуации большинство агрессоров на самом деле меняет тактику.
В соответствии с нашим текущим законодательством в школах можно внедрить элементы ответственности за нежелательное поведение. Такого, что школе совсем ничего нельзя, нет. Можно найти лазейки, как заставить ребенка взять ответственность за свои поступки на себя. Но посыл должен быть такой, что «мы его не обвиняем, мы просто хотим, чтобы он научился исправлять то, что он делает».
Если ситуация уже запущенная, то требуется сопровождение класса. Как делаем мы? Мы проводим диагностику, находим ребят, которым нужна индивидуальная работа по управлению эмоциями или навыкам общения, а педагогу прописываем план работы на весь год на классных часах и консультируем его в течении года, а для родителей проводим просветительские собрания.
Такая комплексная работа может снижать конфликты до 100%. Мы смотрим отчеты, которые нам присылают социальные сотрудники школ, и видим, что обращений к завучу из класса с такой работой не стало. А там по три-четыре человека стояло на межшкольном учете. То есть здесь поможет только комплексная работа специалистов, одним разговором с родителями и одним классным часом проблему не решить.
Здесь нужна систематическая длительная работа. Травля — это не ветрянка, которой можно переболеть, это действительно проблема. Надо, чтобы родители осознали это. И осознали, что они могут сделать.
Что делать мне как родителю, если я замечаю признаки травли своего ребенка?
— Родители тоже должны понимать, что это вопрос не вины, а ответственности. Когда человек отвечает за свои поступки, он десять раз подумает, как себя вести. Но у нас часто родители берут на себя ответственность за поступки своих детей. У него уже тестостерон, как у взрослого мужика, а с него спрашивают как с маленького ребенка. Подростков постоянно искусственно загоняют в миры розовых пони. Такая инфантилизация, кстати, характерная для всего современного общества, также приводит к жестокости.
Сейчас нет включения детей в социальную жизнь в той степени, которой требует возраст. Дети выпали даже из бытовой жизни. Это тоже вызывает напряжение в их психике. Ко мне в лагерь приезжают девчонки 12 лет, которые не знают, как мыть посуду, то есть ребенок не включен в материальный мир.
В 12-14 лет дети уже созрели для того, чтобы выбрать себе профессию, поразмышлять о жизни, научиться зарабатывать, им эту ответственность не дают: родители решают за них, навязывают свое мнение. От этого также копится напряжение.
У нас был случай, когда подростка, с которым мы занимались, избили, и мы приехали вместе с родителями в полицию. Это был трудный подросток, мы участвовали в работе по его воспитанию. В этот раз он стал жертвой нападения. Он умудрился скрутить одного из нападавших и передать в полицию. Других убедил хитростью, что в участок надо прийти вместе.
За одним из нападавших в участок пришли родители. Пострадавший заявил, что если перед ним извинятся, то он заберет заявление. Родители извинялись за своего ребенка, а он не смог. Поэтому заявление о грабеже с избиением осталось в полиции, а обвиняемому, на минуточку, было 16 лет. Это к вопросу о том, что ему был предоставлен шанс взять ответственность за свой поступок на себя, но он даже извиниться не мог.
Об учителях и родителях
В сети и в СМИ попадают видеозаписи не только с детьми, но и учителями. Есть такая тенденция, что жестокость детей порицается, а когда учитель заклеивает ребенку рот, кричит и угрожает, бьет указкой по голове, за него заступаются. Основной посыл в комментариях: «не трогайте учителей, так ему (ребенку) и надо». Все ли правильно в этой ситуации?
Анастасия Беренова считает, что наше общество находится на той стадии, когда оно еще не готово сделать школам запрос на качественное образование, а те, в свою очередь, не всегда могут его дать. Хотя ситуация постепенно улучшается.
Какая у нас ситуация с контролем за психологическим состоянием учителей? В сети попадают видео, где и учителя ведут себя жестко. Родительское сообщество это поддерживает. По-моему, в большинстве случаев речь идет о «выгоревших» педагогах, которым нужна помощь…
— У нас в принципе очень низкая психологическая культура общества: человек понимает, что он выгорел и ему нужна помощь, нужно сходить к психологу, психиатру, взять отпуск и отдохнуть, но он этого не делает (в том числе и потому, что учитель с его зарплатой, к сожалению, поставлен в ситуацию выживания). Когда-нибудь в мире должны прийти к такому же формату супервизии учителей, как психологов.
Школьный психолог в некоторых школах — это такой персонаж, который дополнительно работает на ставку уборщицы 15 тыс. руб. Для сравнения: у коллег сессия стоит 10 тыс. руб. Причем в школе нагрузка не слабая, ведь к нему приходят очень маломотивированные «клиенты», которых просто завуч «притащил». По идее, должен быть второй психолог, который будет заниматься только помощи педагогическому составу.
В большинстве случаев у нас все учителя работают не на одну ставку, они измотаны. Маленькая зарплата добавляет стресса, потому что нарушен баланс между тем, что я отдаю, и тем, что я получаю. В результате копится огромное раздражение, и я это раздражение сбрасывается на того, на кого безопасно.
Мы все находимся в рамках этой токсичной культуры. Которая, в общем-то, потихонечку меняется, потому что приходит поколение новых молодых учителей, которые говорят: «а на моих детей кричать нельзя, потому что нельзя унижать человека». Но с возрастом все равно накапливается напряжение при отсутствии психологической культуры и гигиены.
Это никак не решить: невозможно взять рассвирепевшую Мариванну… и что-то с ней сделать в моменте. Случаев, когда люди осознают, что выгорели и увольняются или берут отпуск, очень мало. Обычно они работают до пенсии и после. На проблему с выгоранием учителей влияет и общая культура родительского сообщества.
Многие сталкивались с ситуацией, когда учителя говорят «будущего нет, он не сдаст и надо готовиться к худшему», «ваш ребенок неспособный, не тянет, портит успеваемость класса». Это разве нормально? Как на это должны реагировать родители?
— Мой ребенок ценен тем, что он у меня есть. Я хочу, чтобы он развил те таланты, которые у него есть, и я спокойно отнесусь к выбранной профессии. Куда вы положите 100 баллов за ЕГЭ, если ваш ребенок попадет в психиатрическую клинику после экзаменов? А такие случаи есть. Мальчишки очень склонны к депрессивным состояниям (им стресса добавляет, конечно, и то, что, в отличие от девочек, у них второго шанса поступить через год нет).
Да, то, что вы описываете, это манипуляции. Кем манипулируют? Тем, кто позволяет. Когда человеком манипулируют, наступают на его больную зону. Какая больная зона у родителей? Чтобы их ребенок был успешным, чтобы его похвалили, чтобы у него не было проблем в школе, и на этом играют.
Родителями манипулируют, и родители на это ведутся. Почему-то считается, что кнут и унижение работают, и это постоянно применяется в наших школах.
У нас нет культуры выбора школы на предмет, где детям психологически комфортнее, где меньше травли, где более прогрессивные методики развития софтскилз, где хорошая профориентация, где проводятся психологические тренинги. Грубо говоря, психическое здоровье ребенка родители не ставят во главу угла. Им нужны успехи в учебе. В одной из наиболее популярных школ нашей страны за год было два суицида. О чем это говорит?
Культуру запроса на качественное образование надо взращивать снизу. Представьте, что вы привели ребенка в первый класс и вам говорят, что есть «учитель со стажем» — у нее все сдают ЕГЭ, есть «другой учитель» — у него новые методики по управлению эмоциональным интеллектом. Я даю гарантию, что у первого учителя будет очередь, а у второго — недобор.
Но все чаще то, что раньше считали нормой, сейчас видится недопустимым. В прошлом году, например, мы столкнулись с травлей… нашего волонтера (это как раз развенчивает миф, что травят только слабых и неумеющих общаться). Классный руководитель заходила в класс и говорила: «А спорим, что Коля не сдаст физику». Я ходила в школу (как федеральный эксперт по работе с травлей), потому что количество унижения и обесценивания в этом конкретном случае было колоссальное. Мне в лицо говорили: «Как вы могли взять такого волонтера, у него же злые глаза». И это говорил человек, который называет себя медиатором (специалистом, который умеет разрешать конфликты!). Ребенок перешел в другое учебное заведение и в первую же сессию сдал математику на пять.
Какие результаты работы вашей компании, семейного бизнеса?
— В этом году мы завершили два проекта. Один из них «Социальный светофор» — мы объехали 18 регионов. На наших лекциях мы очень много внимания потратили на эмоциональную стабилизацию педагогических коллективов, давали навыки управления эмоциями.
Программу «Социальный светофор» мы презентовали в 18 регионах России, получили премию «Лучший социальный проект года» за третье место. По результатам этого проекта мы выбрали семь регионов, куда будем внедрять наработки, уже непосредственно обучая команды и аттестовывая специалистов.
Второй наш проект «Антибуллинг-навигатор». Мы разработали систему практикумов, которые могут обучить детей самостоятельно разрешать конфликты. Одна из наших концепций — в том, что дети должны научиться разбирать конфликты самостоятельно.
Ненормально, когда родители прибегают в школу в седьмом классе: «мою Машеньку обидели». Я не говорю сейчас о ситуации травли, я говорю о том, что если дети между собой умеют экологично разрешать конфликты, то ситуация травли и не возникнет.
Мы провели восемь театральных постановок, в том числе в Ельцин центре, и у нас был широкий охват зрителей. Самое главное, что мы сделали в этом проекте, разработали методички, которые можно бесконечно тиражировать. Проект завершен, но все методички бессрочно хранятся на сайте безопасностьдети.рф.
Каждый учитель может посмотреть видео с показа спектакля, почитать методическое пособие и все это повторить или интерпретировать так, как ему нужно. Тут не будет никакого коммерческого нарушения.
В ходе этих двух проектов мы составили дорожную карту конфликта. Два уполномоченных по правам ребенка взяли наши труды к себе в прямую работу. В идеале, такая дорожная карта должна быть унифицирована по всей стране.
Какие планы на 2023 г.?
— Буквально сейчас, в ходе интервью, мы узнали, что выиграли грант и будем открывать семь антибуллинговых центров по всей России, где будут подготовлены команды тренеров по личной безопасности ребенка и по работе с коллективами школ. Мы возьмем на обучение мастеров, которых в течение полутора лет будем сопровождать консультационной поддержкой, супервизией. Это наше логическое завершение предыдущих проектов.
Я надеюсь, что другие регионы по окончании гранта присоединятся. Напишут свои заявки и включатся в эту программу. Мы также с удовольствием их обучим, потому что команда специалистов по профилактике травли должна быть в каждом регионе.
Специалист по детской безопасности должен знать виктимологию, психиатрию, социологию, работу с группами, работу с групповой динамикой, работу с травмой, криминологию. Эта работа требует высокой компетенции, таких специалистов очень-очень мало. К сожалению, спрос однозначно превышает предложение.
Читайте также на DK.RU: Дети беженцев, релокантов и призывников в одной школе. Как им объяснить, что происходит?