Пока частное школьное образование в России наращивает обороты, десятки важных вопросов остаются нерешенными. Многие из них куда серьезнее, чем маленькая ставка и бесконечные домашние задания.
В России становится все больше частных школ. И хотя этот бизнес пока не так развит, как рынок частных детских садов и высших учебных заведений, предложений становится ощутимо больше во всех крупных городах страны.
Согласно данным Минпросвещения РФ, в 2023 г. в первые классы в России отправились около 2 млн детей, что на 160 тыс. больше, чем годом ранее. В стране работает более 40 тыс. школ, около тысячи из них — частные.
На рынке платного начального и общего среднего образования сегодня есть школы и образовательные центры. Во втором случае по документам ученики находятся на семейном образовании, а в центрах получают дополнительные образовательные услуги, но по факту дети ежедневно ходят на уроки, просто дважды в год проходят аттестацию в муниципальной школе.
Что привлекает в частных школах родителей? В первую очередь немногочисленность классов (в некоторых школах в классе учится не более 8–10 человек), возможность осваивать не только школьную программу, но и получать дополнительное образование под одной крышей (дополнительные занятия в частных школах, как правило, разнообразны, включают в себя как спортивные секции, так и шахматные и даже энтомологические кружки), более серьезный подход к организации охраны и питания (может учитываться необходимость специальной диеты ученика).
Кроме того, частная школа — это почти всегда наличие продленки, забирать ребенка из школы можно в 5-6 часов вечера с уже готовым домашним заданием (впрочем, в некоторых частных школах домашнего задания нет совсем). В течение дня дети не только учатся, но и играют, гуляют, общаются.
Стоимость обучения в частных школах по России варьируется в среднем от 20 до 60 тыс. руб. в месяц. В ряд образовательных учреждений детей берут только после прохождения собеседования.
Интересно ли переходить в частные школы учителям? Мнения в профессиональной сфере разнятся. Кого-то из преподавателей привлекают классы с куда меньшим числом учеников, кого-то настораживает необходимость подстраиваться под новые программы (например, предметы изучаются блоками за несколько недель, а не в течение всего учебного года) и страх, что дети в частных школах еще более «сложные», чем в обычных.
Лола Шурыгина, создатель частной школы «Макарун», так комментирует происходящее на рынке частного образования России:
— Первая и самая острая проблема — это учителя. Найти тех, кто не только профессионально, но и искренне выполняют свою работу, создают и образовательную, и воспитательную среду для ребенка в том объеме в котором это необходимо — очень непростая задача. И только финансовым вопросом ее не решить. В сытых регионах страны зарплаты учителей в государственных школах практически не отличаются от зарплат в частных школах. Если же зарплаты в госшколах в регионе невелики, преподаватели переходят в репетиторы и могут зарабатывать, особенно с учениками онлайн, очень достойные деньги.
Вторая проблема частных школ России сегодня — общее падение уровня жизни. Куда меньше стало родителей, которые спокойно соглашаются на ежегодную индексацию контракта на обучение и постоянно растущий прайс. Частное образование не перестало быть дорогим, и доходы населения растут не так бодро, как растет инфляция на основные статьи расходов частных образовательных учреждений, особенно это касается всех строительно-ремонтных работ и регулярной индексации зарплат персонала.
Еще один фактор, осложнивший жизнь частных школ в стране — новые СанПиНы. По их требованиям частная школа может работать только в отдельно стоящем здании, со своей прилегающей территорией. Ранее школам можно было работать во встроенно-пристроенных зданиях, сейчас такие образовательные учреждения просто не могут получить лицензию на работу.
О том, какие подводные камни поджидают учителей в частных школах, образовательному порталу «Мел» на условиях анонимности рассказал один из преподавателей такого учебного заведения. По словам педагога, проблемы в частных школах могут со временем становиться схожими с теми, на которые годами жалуются в школах государственных:
— Мне всегда очень нравилась свобода в действиях: я и сейчас могу делать то, что хочу, и в том темпе, который нам с учениками удобен. У нас нет никаких сроков прохождения модулей или написания каких-то обязательных работ: когда дети готовы, тогда они и сдают итоговые работы. Здесь учитель творец — я сама придумываю курс и воплощаю его.
Мой класс был местом, которое меня наполняло, заряжало. Было такое чувство, будто я и не работаю, но мне дают деньги.
А потом все поменялось, как будто какой-то вихрь неприятностей подхватил школу. Постепенно работа учителей усложнилась, возросла нагрузка. Например, раньше в группах по английскому языку могло быть не больше 8 учеников. Затем их количество «оптимизировали», увеличили до 12.
Я считаю, что для образовательного процесса в частной школе, где каждому ученику нужно уделить внимание, это критично. Не может один педагог быть ответственным за 40–45, да даже за 35 детей. Никак. Мы медленнее достигаем желаемых результатов, а я сама наслаждения от преподавания получаю меньше.
Почему все это произошло? Поменялся состав администрации школы. Новые люди не вникают, кто ты и сколько ты сделал для школы, — учителей обесценивают и готовы при случае найти замену поудобнее, посговорчивее. Нам добавили функции и задачи, не имеющие ничего общего с нашей работой. Но выполнять их надо. Нас погрузили в отчетность, и вот я уже понимаю коллег из общеобразовательных школ, где педагоги воют от бюрократии, мешающей уделять время урокам и детям.
Но в итоге прошлая система утрачена, а новая — хаотична. Я потеряла чувство безопасности как учитель в школе. Сделать все нужно было вчера, а если у вас вдруг не хватает на что-то навыков — это проблема вашей гибкости и квалификации, но ни в коем случае не вопрос к работе руководства. Это большой минус — в меняющемся потоке информации я никогда не знаю, что меня ждет. Я будто хожу по тонкому льду, который вот-вот треснет.
У нас добавилось мероприятий для галочки: их или надо провести в школе, или съездить с детьми на какие-то конкурсы, или вбросить в медиапространство новости о том, что у нас много международных проектов — чтобы показать выгодные стороны нашего учебного заведения, создать имидж и заявить о нашем уровне.
Есть еще одна учительская боль — после ковида у нас появилась форма заочного обучения: в школе поняли, что можно работать с учениками в любой точке мира. То есть подписывать больше договоров, получать больше денег. Это история про прибыль добила большую часть коллектива и, думаю, еще добьет оставшихся.
Все это похоже на безостановочный бег частиц, которые вроде бы очень заряжены, а потом вдруг сталкиваются между собой, отлетают к стене, падают и теряют сознание. В этой неразберихе мне совершенно непонятно, что происходит и про что наша школа. Про учебу? Про имидж? Про деньги и прибыль? Если последний вариант, то мы просто превращаемся в торгово-развлекательный центр: как-то ведем уроки, всех любим, целуем и обнимаем.
Ирина Абанкина, заслуженный профессор Института образования Высшей школы экономики, в эфире «Радиошколы» рассказала о том, с какими вызовами в целом приходится сталкиваться сегодняшним учителям. Главное из рассказа эксперта — в материале DK.RU.
Новые методички
Многие соглашаются, что методические центры должны работать внутри школы и объединять наставников и методистов. Проводить открытые занятия, делиться тем, что получилось. Сохранилось множество профессиональных журналов с практиками; участие в конкурсах, выделение грантов на такую методическую помощь всегда стимулируют учителей. Но все-таки мы пока не нашли мощной системной работы, которая позволяла бы педагогу опираться на ту методичку, которая пригодна для его школы, для его учеников, для ожиданий родителей.
Активность родителей
Сегодняшние родители очень активны. Иногда это несомненный плюс, но чаще негативно влияет на школу. Кратно увеличилось число жалоб в органы управления образованием, даже в прокуратуру. Я бы назвала это кризисом доверия, потому что у родителей требования к школе явно увеличились: они не умеют ждать образовательных результатов — они же не учителя, не профессионалы, не понимают логику развития с учетом возрастной педагогики, и впоследствии возникают неадекватные претензии.
Негативные родители выбрали стратегию «напишу жалобу в департамент», «напишу жалобу в министерство», «напишу жалобу в прокуратуру» — триада не меняется. Не потому ли так произошло, что школа — закрытая институция и не пускает родителя к себе?
Конечно, со школой взаимодействовать непросто, и надо найти время. Когда приходишь с работы и в 10 вечера решаешь узнать, что там в школе, школа к этому времени уже закрыта. Родителя это не останавливает, и тотчас же он пишет в чат: «А что задано?», «А почему у меня не сходится ответ?»
Родители у нас учатся вместе с детьми и любые непонимания сразу же перекладывают на школу — это выплескивается в претензии и жалобы. К сожалению, воспитывать детей непросто, возникает множество проблем во взаимоотношениях поколений, и простейший выход — перевалить ответственность на школу: мол, пусть она занимается ребенком.
Думаю, это взаимная недоработка — надо бы не только в мессенджерах общаться, а проводить мероприятия для семей с детьми, вовлекать родителей в школьные проекты не только участниками, но и зрителями.
У меня есть замечательный пример из школы на Камчатке: там предложили родителям изучать по субботам те предметы, которые проходят дети: химия, физика, ничего нового. Чтобы вспомнить, что такое учиться. Даже пообещали, что, если родители получат хорошие оценки, их поставят в журналы детям.
Большинство детей, как ни иронично, отказались от оценок родителей. Зато многим родителям это показалось интересным: конечно, многое, что было в школе, уже забыто; у кого-то проснулся новый интерес, например, к химии. Насколько я знаю, в московских школах тоже есть методологические кружки для родителей, где предлагается решать интересные задачи, развивать мышление, чтобы понять, а чем в школе, собственно, заняты дети: зубрежкой или развитием критического мышления, эмоционального интеллекта.
Финансовый вопрос
Никто, кроме педагога, не сможет реализовать все новые стандарты с новыми требованиями. Здесь я соглашусь с Майклом Барбером, который, уже уйдя с поста министра образования Великобритании и проведя мощные реформы, сказал, что качество образования определяется качеством педагогов школ.
Сегодня наши педагоги перегружены, и мы им недоплачиваем. Есть такая статистика — стоимость часа работы: то, что реально выплатили с учетом всех надбавок и коэффициентов. Так вот, стоимость часа у педагога, который находится в группе высокой квалификации, — 312 руб. Тогда как у медика — 460, в науке и культуре — 420, то есть намного выше. Педагоги выпадают из группы высокооплачиваемых специалистов, при этом именно они готовят людей, которые потом и станут специалистами. Средняя зарплата специалиста средней квалификации — 314 руб., а у педагога — 312.
Мы их оплачиваем даже ниже, чем компьютерных специалистов средней квалификации. На мой взгляд, это реальный квалификационный провал. О каком качестве золотого стандарта мы можем говорить?
Никто из учителей не может воспользоваться сокращенной рабочей неделей, а ведь она неслучайно им предоставлена — подразумевая их нагрузку, эмоциональную и психологическую. Выгорание у педагогов наступает очень быстро, а они часто должны работать на полторы ставки: по исследованию Яндекс Учебника, более 75% педагогов после трех лет работы говорят, что уже чувствуют себя выгоревшими. Это критическая ситуация с нагрузкой и оплатой труда. При таком отношении к нормированию нагрузки и зарплатам требовать реализации тех планов и стандартов, которые предъявляются учителям сегодня, просто неадекватно.
Сколько бы ни говорили, что у нас конкурс в педагогические университеты, что туда принимают с высокими баллами ЕГЭ и дипломами олимпиад, — это все безусловно. Просто после окончания педагогического института никто не идет работать в школу. Студенты получают образование, адекватное современной сервисной экономике, умеют общаться с людьми, вполне клиентоориентированны, квалифицированно читают и считают. Неслучайно приговаривают: «Никуда не поступишь — пойдешь в педагогический, станешь специалистом широких навыков».
Образовательное неравенство
Публично об этом начали говорить при коронавирусе, когда все школы и семьи оказались по-разному обеспечены доступом к цифровым технологиям, девайсам, которые были необходимы для дистанционного обучения. Но образовательное неравенство — гораздо более широкое понятие: мы говорим, что любой ребенок может сдать ЕГЭ и поступить в любой город, но ведь это не так.
Чтобы просто воспользоваться возможностями, надо, чтобы кто-то научил видеть эти возможности. Семьи очень разные: для одних достаточно поставить цели и сказать, что ребенок сможет благодаря дополнительным занятиям, участиям в проектах и олимпиадах впоследствии претендовать на поступление в вуз, который гарантирует интересную работу и достойный заработок. Другим до детей нет никакого дела, и они совершенно не стремятся помочь ребенку сделать выбор.
Мы столкнулись с этим, когда вводили систему сертификатов на дополнительное образование для семей с низким социально-экономическим статусом. В ответ мы услышали: «Да не надо нам это, и возможность эта не нужна, пусть в школу ходит и там учится, зачем нам вообще дополнительное образование!».
Неравенство не только в образовании — оно глобально, и школа лишь на переднем крае. Может ли она помочь детям, оказавшимся в худших условиях?
Старшую школу разрывает на части от еще одного неравенства. Перед 10-м классом уже более половины ребят уходят в среднее профессиональное образование, часть поступает по среднему баллу, часть, которая может оплатить (а сейчас это уже 30%), оплачивает.
Остаются ребята, которым и родители не хотят оплачивать, и со средним баллом они уже никуда не попадают, они идут в 10-й класс. Старшая школа парализована: в одном и том же классе остались те, у кого высокие академические достижения, кто мотивирован, уже выбрал вуз, и те, кто просто никуда не попал после 9-го класса.