Кирилл Бородин: «Много где можно заработать деньги, но творчество всегда готовит сюрпризы»

Членство в Союзе художников России в 25 лет, а после — и в международной ассоциации изобразительных искусств АИАП ЮНЕСКО, почти три десятка персональных выставок в активе, два открытых собственных арт-пространства в Екатеринбурге — к своим 36 годам Кирилл Бородин сделал очень многое и сумел занять заметное, свое собственное место в современном искусстве.

В массовом сознании художник — это богема с определенным образом жизни.

— И в беретике, да.

Глядя на ваши работы, понимаешь, что изобразительное искусство — в том числе тяжелый физический труд.

— Это так. Необходимо вырабатывать дисциплину, свод правил, по которым тебе комфортно жить, и находить причину приходить в мастерскую. Я живу на два города, мастерских у меня две — в Петербурге и в Екатеринбурге. Я считаю себя екатеринбургским художником, но часто нахожусь в Петербурге, там намного проще работать, не отвлекаясь. В мастерскую стараюсь никого не пускать, это тоже правило, она для работы. Я должен один работать, не могу с кем-то. Но в Екатеринбурге это сложно, друзей и знакомых много. Классно же прийти к художнику, одни ребята, потом другие, и все встало. А если я не поработал днем, потом начинаю себя грызть, становлюсь хуже нет, особенно для жены.

Писать и так морально не всегда просто — убедить себя, что ты должен это делать, накрутить себя, что твои работы нужны всем как некое лекарство от всех болезней. Ты можешь готовить выставку полтора-два года и потом понять, что это никому и не нужно было, а ты врал себе, сочинял байки. Наступает опустошение. Сейчас заранее придумываю, что я буду делать на следующий день после открытия, ищу новую причину идти в мастерскую.

На заказ пишете?

— Мне повезло, что могу позволить себе не брать заказы, зарабатываю творчеством. Еще раз повторюсь, есть свод правил. И одно из них — с осторожностью относиться к заказам, его я придерживался с самого начала творческого пути. Я благодарен тем людям, которые мне это объяснили. 

Один из последних проектов мне предложила семья Биковых (Артем Биков — председатель Совета директоров АО «Интертехэлектро», — прим. ред.). Я провел целый тур по городам: Тюмень, Курган, Ханты-Мансийск. Сейчас пишу серию на тему энергоресурсов и добычи энергии, это будут работы о моих впечатлениях от объектов, без согласований и с презентацией готового проекта.

Бородин и заводы — сочетание достаточно неожиданное.

— У меня знакомство с галереями и желание писать родилось благодаря арт-проекту галереи «Синара» «Летопись современного завода», на который меня пригласили  Борис Салахов и Екатерина Хотинова в 2011 г., тогда проект проходил в Каменск-Уральске. А в этом году я рад, что прошел опен-колл на арт-резиденцию галереи «Синара Арт» на Челябинском трубопрокатном заводе (ЧТПЗ) под кураторством Юлии Борзенковой.

Моя живописная манера очень органична для заводской тематики. Сам завод у меня получился таким эфемерным, возможно, мужики с ЧТПЗ мои картины вообще не оценили, так как я пишу, к примеру, не конкретный трансформатор, а свое впечатление о нем. Самый кайф — из ребуса цветовых пятен сложить композицию. Мне нравится брать что-то, по сути, непривлекательное и делать из этого красивое, это моя цель. Также китайским ширпотребным вещам, которые людей даже отталкивают, я придаю новые свойства, новое прочтение, эстетику, которой изначально в них нет.

Екатеринбург, Петербург, Москва

С 2010 г. работы Кирилла Бородина выставляются в разных городах и странах, картины автора приняли участие в более чем 100 художественных проектах в России и за рубежом.

Как отличается восприятие ваших картин в Екатеринбурге и в столицах?

— Мне сложно сравнить. В Москве у меня хоть и были выставки, но не такие крупные. Могу сравнить реакцию художников. В Петербурге мощная школа и присутствует легкий снобизм, первый вопрос всегда — ты где учился, у какого преподавателя? В Екатеринбурге таких вопросов не возникает ни у кого.

Как на выставке кошек: сначала подтверди свою породность, а потом будем оценивать?

— Да. Мне отвечать легко, у меня полное академическое образование. У меня своеобразные сюжеты, а там серьезные ребята, которые закончили академию, подходят возвышенно, находят в моих картинах библейские мотивы или политические подтексты.

Я не люблю публично рассказывать о своих работах, мне проще отшутиться. Если человек слишком одухотворенно рассказывает о смысле своих работ, закатывая глаза, я чувствую неоправданный пафос. Я о своих картинах обычно рассказываю — вот, жаба висит. Или свинья-единорог. Конечно, их это бесит, что они такие умные, но не они в музее современного искусства «Эрарта» выставляются, а я.

Фото: Кирилл Бородин, «Нет фальшивкам», 2019 г., www.kirillborodin.art

У меня нет желания заигрывать со зрителем. Формат экскурсий по выставке, на мой взгляд, себя изжил. Если ты не чувствуешь от картины чего-то, то смысл тебе это объяснять? Но есть формат медиации, когда я как автор зрителя к чему-то подталкиваю.

Недавно я участвовал в ярмарке Blazar, где были абсолютно разные люди, они воспринимали все с благодарностью, еще и покупали много. Все говорят, что деньги неважны, и я это подтвержу, но когда не только хвалят, но и покупают — это гораздо приятнее. В Москве развито коллекционирование, покупать искусство — хороший тон.

А в Екатеринбурге?

— Нет, довольно редко. Меня и здесь покупают, но в Москве это происходит естественно, как само собой разумеющееся, если тебе нравится художник, ты его покупаешь.

Но в Екатеринбурге вас точно больше любят.

— Люди здесь смотрят на мои картины и они им понятны, именно из-за содержащейся в них иронии, самоиронии. Это наша общая местная черта. В Екатеринбурге открытия выставок проходят очень тепло, все меня давно знают. В Питере тебя сначала охранник не пускает, пытаешься объяснить, что ты художник, потом звонишь директору, чтобы тебя пустили на твою же выставку. И художники более закрытые, сложно идут на контакт.

В Москве такого нет, все помогут, подскажут, мне намного проще с московскими художниками общаться. Там нет переживаний, что тебя не купят, а купят висящего рядом. Все понимают, что денег много, у всех купят. Плюс в Москве много понаехавших из Екатеринбурга, на любом пафосном московском мероприятия обязательно кого-то встретишь. В Петербурге, наоборот, все стараются мимикрировать и изображают из себя местных.

В перечне регалий членство в Союзе художников России выглядит как отлитый себе бронзовый бюст.

— Опять же обстоятельства так сложились, членство далось несложно, все прошло как само собой разумеющееся. Со стороны выглядит, что там много консервативных правил, что все сидят такие надменные, никого, кроме себя, не уважают, но это не так. У меня все учителя были в Союзе, вступление в него для меня было важной целью. Для вступления нужно соблюдение различных условностей и требований, например участие в зональных и всероссийских выставках, организованных Союзом, куда берут преимущественно холст-масло.

Еще во время учебы я поучаствовал во всех необходимых выставках, попал в каталоги. И так, одно за другим, шестеренки закрутились, меня приняли в 25 лет, поддержали, выделили мастерскую вне очереди, за что я очень благодарен Союзу. Прием проводят раз в два года, меня приняли в 2015-м, а в 2017 г. уже много молодых подали заявку, пошли за мной по проторенной дорожке, несмотря на консервативный имидж Союза.

Кирилл Бородин — дорогой художник?

— Все относительно, но цена постоянно растет.

Если у человека нет денег, чтобы купить картину Бородина, но он готов купить мерч, почему не даете такой возможности?

— Для художника это скорее популяризация, чем заработок. Вопрос периодически встает, попытки были, но чтобы сделать классно и качественно, чтобы удовлетворить мою въедливость, нужно отслеживать все на каждом этапе производства, это затратно по времени, силам и деньгам. Поэтому я всех посылаю в «Эрарту», у них огромный этаж, который занимается производством мерча. В свое время они у меня выкупили восемь изображений и делают с ними разные штуки, я сам там покупал блокноты и ежедневники. Выпускал партию футболок, половину раздарил. Сейчас поступаю проще — бренд «Твое» в коллаборации с «Эрартой» выпустил футболки с картинами нескольких художников, в том числе и с моей. Я на маркетплейсах эти футболки заказываю как обычный покупатель, удобно. Я сам такого качества за такую цену не сделал бы.

Фото: Футболка ТВОЕ, коллекция «Эрарта»

Вы сказали, что деньги для вас неважны. А если серьезно? 

— Деньги часто довлеют. В Шадре (Свердловское художественное училище имени И. Д. Шадра — прим. ред.), где я учился, не было общаги, надо было снимать жилье, родители дом продали и вложили деньги в меня. В УрГАХУ у нас была преподаватель, которая говорила: если вы купили холст и намазали на него краску, этот холст уже стоит дешевле, вы его испортили. Поэтому задача — сделать холст дороже. Мне эту боязнь порчи внушили, я долго от этого отходил, хотя ты не можешь сразу создать свою лучшую картину, ты должен к ней идти. Думаю, многих художников эта ответственность урыла.

Я пишу для себя, поэтому никто не обязан покупать мои работы. Выставка может закончиться, и все твои 50 холстов поедут обратно, это нормально. Молодым художникам сложно морально себя подготовить к тому, что нужно постоянно работать. Условно, ты должен написать 100 работ, и у тебя купят одну, потом еще 100, а из них у тебя тоже купят одну и из предыдущей сотни три.

Стабильности не будет. У меня были случаи, когда вся выставка разом продавалась. Впервые это случилось в 25 лет. Голову срывает. Начинаешь считать: на этой неделе я заработал столько, чтобы заработать на квартиру, нужно столько-то недель. А потом тебя кто-то сверху обламывает, и полгода вообще нет продаж. Начинаешь искать причину, а потом постепенно понимаешь, что это — норма. Когда появляются деньги, я сразу покупаю холста на 200 тыс., красок на 100 тыс.руб., чтобы быть уверенным, что у меня есть материалы и я в любом случае смогу работать.

Есть работы, которые никогда не появятся в продаже? И если просят продать, что побеждает, жадность или принятое решение?

— Есть. Первое время чаще откладывал работы, сейчас спокойнее отношусь. Ты же растешь, по-другому смотришь на свои работы спустя годы. Я сейчас намного проще с работами расстаюсь, ведь классно, когда у картины есть хозяин. Однажды я подарил работу, причем именно человеку, который хотел ее купить, а я не хотел продавать. Но вообще стараюсь работы не дарить, человек не ценит картину, если не заплатил за нее.

Тяжело их отпускать?

— Нет. Но иногда продажи вызывают вопросы. Я как-то написал портрет своей приятельницы, где она ест арбуз. Портрет купили, и я версии строил, зачем кому-то нужна чужая жена. А потом узнал через несколько лет, что работу купил владелец АБАК-ПРЕСС, потому что у него уже была на стене девушка с дыней, и ей нужна была пара.

Заработок нематериального капитала

В Екатеринбурге есть два арт-пространства, прямо связанные с Кириллом Бородиным, — «Гутенберг», открытый им в 2018 г., и «Ателье», появившееся в 2016 г., здесь художник показывает публике работы других художников. 

— «Гутенберг» — бесплатный коворкинг для художников-графиков. Все началось с того, что я купил офортный станок, а он мне не пригодился. Потом все как-то одно за другое цеплялось, и при поддержке Олега Андреевича Гусева (меценат, президент Уральского финансового холдинга, — прим. ред.) появилось в «Главном проспекте» новое место притяжения. Сейчас у нас три станка, доступ к ним свободный, буквально свобода печати. Плюс выставки.

Я всегда относился к этому месту как художник, а не как галерист. Если бы я занимался только «Гутенбергом», я бы себя считал плохим бизнесменом, сравнивал бы себя с другими предпринимателями, которые говорят об успехах и деньгах. А так я — художник. Жить, изначально понимая, что цель — не финансы, намного проще.

Два года назад я пригласил в команду сотрудника, который без зазрения совести занимается продажами, ведет переговоры с художниками на коммерческие темы, для меня это всегда было некомфортно.

Сегодня «Гутенберг» показывает и продает печатную графику, даже получается выйти на самоокупаемость. Графика доступна по цене, что очень актуально в наше время. Заработка особого нет, но это нам позволяет привозить в Екатеринбург новых авторов, приятно, что мы даем возможность зарабатывать другим художникам. Сфера печатной графики довольно узкая, и, похвалюсь, когда приезжаешь в столицы, «Гутенберг» знают как площадку, которая развивает и двигает тему коллекционирования печатной графики. Еще из приятного, что в УрГАХУ на отделении анимации появился отдельный предмет печатная графика только потому, что они могут к нам водить студентов, ведь у нас для всех свободный доступ к станкам.

Что касается «Ателье», на этой площадке я даю возможность художнику провести свою первую персональную выставку. При этом долгое время, открывая экспозиции, я не совсем понимал, для чего мне это надо. Но все как-то идет и идет. В мае мы открыли выставку в Ирбите, где показываем 20 авторов, которые связаны только тем, что я каждого из них раньше выставлял в «Ателье». А сегодня многие круче меня.

Потом эта выставка приедет в Екатеринбург?

— Запроса не было, а я не люблю навязываться. Я даже приглашения на свои выставки стараюсь не рассылать. Мне намного проще человека пригласить на чужую выставку, не на свою. Плюс эгоцентризм художника, который думает, что и так все должны знать. Но я фаталист, кто пришел, тот пришел.

Была шикарная групповая выставка с моими работами в «Зарядье», там были представлены художники, поклонником которых я сам являюсь: Пестов, Гапонов, Дрозд, Купер. Но я абсолютно про нее никак не говорил, потому что был февраль 2022 г. и я чувствовал, что любая реклама будет неуместна. Тогда все заняли ту или иную позицию, и сказать в тот период, что выставляешься в сердце Москвы, значило получить реакцию с политическим окрасом. А я не хотел, я всегда был сам по себе, я изначально не из политического искусства, я нейтрален, а друзья и даже клиенты у меня абсолютно из разных лагерей.

Продавать других тоже проще, чем себя?

— Наоборот. Я себя продаю без проблем, я себе цену знаю. А если надо продавать других — сразу ступор. Поэтому я принципиально не занимаюсь продажами. И я недавно подумал, что, возможно, я поступаю не совсем правильно, раз я гну эту линию в «Ателье», где-то я и художников обрезаю. Когда мы стали продавать художников в «Гутенберге», появилось больше желающих у нас выставляться. 

Для себя я понял, что отвлечься на другого художника — это хорошо. Сложно, постоянно находясь в мастерской, что-то выдавать. Рано или поздно начнется самоцитирование, поэтому нужно больше общения, впечатлений. Я создал себе возможность для знакомства с людьми и понимаю, что я бы многих связей и отношений не смог бы накопить как-то иначе, не будь этих двух арт-площадок. Это мой нематериальный капитал.

Вы начинали в театре, почему отказались от этой карьеры?

— Я работал как художник-декоратор, бутафор. Когда говорят, что я ушел в живопись из театра, потому что там нет денег, — чушь. У меня была бригада, были заказы на оформление, можно было шабашить. Я 10 лет работал в театре и деньги всегда были, я мог с легкостью, учась в институте, поехать на Новый год в Париж.

Театр меня вдохновлял. Плюс, когда ты молодой и за твою работу платят, появляется мнимое ощущение, что это дело твоей жизни. А потом я попал в мастерскую своего преподавателя Александра Викторовича Ремезова, где он писал огромную работу не на заказ, а для себя, и меня впечатлило, что человек создает то, что именно ему важно. И меня тогда резко переключило.

Не страшно было отказываться от сытой жизни?

— Много где можно заработать деньги, но в искусстве мне нравится ожидание сюрприза: сейчас, может, не очень, но зато завтра, возможно, что-то хорошее случится. 

Мне часто молодые художники задают вопрос: что сейчас продается, какие работы лучше? Я понимаю, всем хочется быть продаваемыми. У меня был опыт, когда пишешь под какие-то расчеты, а никто это не покупает, и от этого вдвойне плохо себя чувствуешь. Молодых художников волнует вопрос прайса, хотят встречать по одежке, выставлять разную стоимость миллионерам и пенсионерам. У меня четкий прайс, я к этому пришел с опытом. Цена для покупателя везде будет одинаковая, у меня или в галерее. Основная часть продаж картин идет через галереи, и мне нравится, что благодаря мне кто-то еще зарабатывает.

Уже есть случаи перепродажи ваших работ?

— Да, и это тоже приятно. Моя ранняя работа, купленная за 60 тыс. руб., через четыре года на аукционе «Владей»  продалась за €4,5 тыс. Я вначале переживал, вдруг не купят, а потом  ликовал и даже скрин себе на память сделал. Коллекционер реально заработал, а у него еще четыре моих полотна есть.

Фото: Кирилл Бородин, «Гонки на ковре», www.kirillborodin.art

Грамотный инвестиционный ход — вкладываться в искусство.

— В первую очередь ты должен кайфовать от обладания картиной. Я сам иногда позволяю себе купить чью-то работу, круто быть собственником. Но мне не нравится, когда картина становится лишь инструментом вложения денег, вообще политика впаривания не нравится. Есть инвестиционные фонды, которые конкретно знают, что покупать, что вырастет в цене. Но картина — это же не акция, которую сегодня купил, через год продал.

То есть сейчас идет отговаривание людей реально зарабатывать на картинах Кирилла Бородина?

— Для меня это сложный вопрос. Но факты есть, рост стоимости работ мне льстит. Недавно разговаривали с Виктором Лощенко, он напомнил, что первую мою работу Ural Vision Gallery продала за 25 тыс. руб. и как сейчас у меня вырос прайс.

Собственный опыт организации выставок добавил понимания действий галеристов?

— Да, я поставил себя на их место, посмотрел на неадекватных художников, у которых перед выставками башню рвет. Вспоминаю, какие вещи я сам перед персональными выставками исполнял, даже близким доставалось. А сейчас я стал спокойным. Когда ты всю кухню изнутри знаешь, становится намного проще. Я сейчас спрашиваю, нужна помощь при монтаже моей выставки? Мне говорят — свали, и я сваливаю. И в целом на искусство я смотрю намного шире, чем пять-семь лет назад. Мне не все нравится, но я не буду говорить, что чего-то не должно быть, искусство может быть разным.

>>> Читайте также на DK.RU: Почему арт-объекты усиливают привязанность жителей к Уралу, и как на это влияет бизнес