В ситуации, когда был спрос, но не было предложения, в Санкт-Петербурге появилась первая шелкографская мастерская. Ее открыла художник-график Елизавета Орлова, соединившая миры творчества и техники.
Цифровая реальность сводит на нет физические достоинства произведений искусства, ведь любую картину можно увидеть на экране гаджета. Это приводит к утрате понимания материальности носителя, его значимости, а также нивелирует уникальность художника. Digital-репродукции, с одной стороны, несут искусство в массы, с другой, обесценивают его.
Связующим звеном между высоким искусством и публикой стала тиражная графика, когда одно произведение художник создает в нескольких экземплярах с помощью разных техник. Такой подход позволяет существенно снизить себестоимость работы, сократить время на ее создание и обеспечить востребованность у ценителей современного искусства, коллекционеров, галеристов и дизайнеров.
Российское арт-сообщество в последние годы развивает рынок печатной графики, эта форма выражения искусства становится все более востребованной как у авторов, так и у покупателей.
При этом предприятий, занимающихся тиражной графикой, немного. К примеру, в Санкт-Петербурге еще в 2021 г. не было ни одной мастерской, которая бы печатала работы лимитированными тиражами.
Художник-график Елизавета Орлова столкнулась с проблемой лично — не найдя места, где можно качественно напечатать свои работы. И приняла решение открыть в северной столице свою мастерскую. Специализацией была выбрана шелкография — один из универсальных современных методов трафаретной печати, который подходит для создания различных печатных графических работ.
О начале бизнеса, о том, как проект дважды чуть было не закрылся в первые полтора года существования и почему художники из Москвы стали ездить печататься в Питер, в интервью DK.RU рассказала Елизавета Орлова, собственник и руководитель первой в Санкт-Петербурге непроизводственной шелкографской мастерской Community print & gallery, где изготавливаются художественные произведения и репродукции ограниченным тиражом.
Как у вас произошла трансформация из художника в бизнесмена?
Мастерская перевесила?
— Да, хотя я долго думала, меня беспокоило, что не будет диплома. Но теперь понимаю, что все нужные знания за пять лет были уже получены, и важнее то, что я нашла применение профессии.
Конечно, было ужасно страшно, я думала, ну как я на себя сейчас такое взвалю? При этом я понимала, что не прощу себе, если упущу момент. Было понимание, что либо сейчас, либо потом мне будет очень тяжело во все это войти. Такой вызов себе.
Старт и два неслучившихся вылета в трубу
Прошло всего четыре месяца с момента запуска мастерской, как началась СВО. Последовавшие сложности могли бы поставить крест на молодом проекте, но, несмотря на значительные финансовые потери, мастерской удалось пережить сложный год, все компенсировать и сделать новый рывок.
Где взяли деньги на открытие мастерской?
— Родителям я сказала, что остаюсь в Питере, все им объяснила. Мне было тогда 24 года. Сначала помогла мама, а потом мы продали квартиру в Москве и я свою долю вложила в мастерскую.
Родители всегда мне позволяли быть самостоятельной, принимать решения и брать на себя ответственность. И я понимала, что в случае чего буду с последствиями разбираться сама, не побегу к маме с жалобой, что я все деньги вбухала, а ничего не получилось и теперь мне жить негде и не на что.
Почему именно мастерская шелкографии?
— Идея была в том, что в Питере таких мастерских не было, и мне самой негде было делать свои работы вне учебной программы и вне академии. Каждый художник разбирался с этой проблемой сам, и я подумала, как так? Питер — город художников, есть институт, который выпускает художников-графиков каждый год пачками, а им негде напечатать свои работы. Производственным типографиям маленькие тиражи по 10-20-30 экземпляров неинтересны, они не будут этим заниматься, у них тысячные прогоны.
Какой был бизнес-план, каким был расчетный срок окупаемости?
— Вопрос того, как я буду зарабатывать, меня вообще не волновал тогда. Я понимала, насколько это специфическая история. Для начала была нужна куча денег, чтобы это работало какое-то время просто так. Я запланировала полгода на то, чтобы самой понять, что и как делать с оборудованием — по специальности я не шелкограф изначально, а офортист.
Мы открылись в октябре 2021 г., а потом в феврале 2022 г. началась СВО. Мои намеченные полгода полетели в трубу, встал вопрос о закрытии. Но у меня было ощущение, что я не могу себе позволить закрыться. Я уже поняла, что создала что-то важное для художников, важное для города.
Я была в шоке от того, что люди из арт-среды прямо мне говорили, как они ждали открытия мастерской, что ну, наконец-то. Эти слова вселяли веру. Я не ожидала такого отношения к мастерской и ко мне, не осознавала значимости этого проекта. Важно, что мне тогда сказали, что мастерская — это круто. Иначе это была бы другая история.
Если посмотреть сейчас — столько людей уже окружает мастерскую, сколько галерей, художников, кураторов, галеристов, коллекционеров, которые у нас покупают графику... Я такого точно не планировала.
В первые месяцы мы стали работать с Машей Янковской, спасибо ей — у многих сразу появилось доверие, раз такой известный художник печатается у нас. У мастерской еще не было никакого бэкграунда, нечего было показать, а с ней сразу появилась такая мощная визитная карточка, все стало намного динамичнее происходить. Подтянулись локальные художники, мы стали активно работать с Москвой, печатать художников из других городов и из других стран.
Второй вылет в трубу чуть не произошел, когда осенью 2021 г. началась мобилизация. В тот период никто не покупал искусство, все берегли деньги, художники ничего не печатали и уезжали из страны, запретили соцсети, которые были для нас основным каналом продвижения. Все просто встало намертво, с осени 2022-го до лета 2023-го было ужасное время, много потеряли денег.
Но не закрылись?
— Весной 2023 г. я готова была закрыть мастерскую, но все же поняла, что не могу этого сделать. Потратила несколько месяцев, чтобы поменять концепцию, ценовую политику, набрать печатников, которым я могла доверять, и с августа все как-то пошло-поехало. Ставка была сделана на качество. Я знала: если у нас будет хреновое качество, мы никому не будем нужны. С тех пор у нас полный загруз без простоев, больше года не было ни отпусков, ни новогодних и майских праздников.
Мир художников узкий, комьюнити тесное, люди доверяют рекомендациям знакомых. Профессия художника требует поддержки коллег, а когда знаешь, что человек каждый день переживает всю ту же хрень, что и ты, что вы в одной лодке, хочется помочь. Нас рекомендуют, и это ценно.
Продвижение печатной графики
Работа одного и того же художника может продаваться в разных диапазонах: картина холст/масло может стоить порядка 300 тыс. руб., а тиражный оттиск с подписью автора — в пределах 20 тыс. руб. Поэтому интерес к печатной графике как к виду изобразительного искусства, в основе которого лежит перенесение изображения с печатной формы на печатную поверхность, растет, а коллекционеры находятся в поиске новых имен для перспективных вложений.
В вашем портфолио совершенно разноплановые художники, почему?
— Это заблуждение, что графика создана только для художников-графиков. Уличным художникам печатная графика, в т. ч. шелкография, подходит максимально, в стрит-арте для создания изображений тоже используют трафареты. Среди живописцев тех, кто обращался к печатной графике, — Рембрант, Дали, Поллок, много имен. Это закономерное желание художников — попробовать себя в новой технике.
Можно долго говорить про шелкографию как про художественный язык, но все равно ее в основном применяют, чтобы заработать денег. Шелкография расширяет покупательскую аудиторию художника. Не все могут позволить себе купить холст/масло, но могут приобрести тиражную графику и собрать свою коллекцию.
Изначально, когда еще про мастерскую не знали, я лично писала художникам, приглашала их. Мне казалось, что я навязываюсь, было дискомфортно, а потом они мне говорили: спасибо, что вы обратились. И я поняла, что нельзя стесняться о себе заявлять и раскачивать то, что у тебя есть.
Весной 2024 г. я открыла свой онлайн-магазин печатной графики, мы за свой счет печатаем эксклюзивные тиражи отдельных работ художников и сами их продаем.
Почему художники из других городов печатаются именно у вас?
— Я сама художник, и с коллегами общаюсь так, как мне бы хотелось, чтобы общались со мной. Я спрашивала у художников-москвичей, почему они у меня печатаются, ведь в Москве есть пять или шесть своих мастерских. Они говорят — там отношение другое, там печатают не художники. Ведь самим художникам очень важно, чтобы их творчество ценили, а не просто хотели на них заработать. Они трепетно относятся к своим работам, это самое ценное, что у них есть. Надо понимать, что если печатник не попал в цвет — это трагедия, я долго замечания авторов переживала как личные неудачи.
По большому счету я как бы мостик между печатником и художником, коллекционером и художником, я понимаю эти миры и как бы медиумом становлюсь, связываю их.
Сейчас еще я начала проводить «Open call», когда художник получает возможность выиграть грант на печать тиража. Поступило около 70 заявок. Но мне было важно, чтобы художник понимал язык шелкографии, а не просто присылал свою живопись. Первым победителем стал Гоша 11811 из Екатеринбурга, мы бесплатно напечатали ему тираж и выставили его работы на ярмарке PAF, а сейчас на выставке в «Гутенберге». Следующий «Open call» будет в октябре, я планирую проводить его каждые полгода.
День рождения мастерской вы уже второй год отмечаете проведением выставок, где показываете графику из собственного архива.
— В мастерской всегда остается лист из тиража на случай, если художник захочет повторить свою работу, это обычная практика. Никогда никто не отказывался отдать листы в архив, многим авторам это даже лестно. Я ничего из архива не продаю, мне просто важно, чтобы у нас был полный перечень наших работ.
В прошлом году в одной мастерской в Москве был пожар, сгорела половина архива. Потом, с согласия авторов, собственник продавал оставшиеся листы, чтобы собрать деньги на восстановление мастерской. Я так и говорю, что мой архив — это моя финансовая подушка безопасности, если что-то случится.
Идея праздника с показом архивных листов пришла очень просто. Она же на поверхности, хотелось показать, что мы делаем, кого мы печатаем. Вся моя деятельность направлена на то, что популяризировать печатную графику. Художники с именами — это очень хороший инструмент для того, чтобы привлечь большую аудиторию. Так печатная графика снова становится модной, а ведь она долгое время никому была не нужна.
В этом году я привезла в Екатеринбург выставку, которая так и называется — «Из архива». Она образовательная, со свободным входом. До 15 ноября экспозицию можно увидеть в пространстве «Гутенберг» в «Главном проспекте». Среди имен много известных уральских авторов.
Московские художники часто задают вопрос: Лиза, ты можешь открыть в Москве мастерскую? Да, я москвичка и могу вернуться и зарабатывать в три раза больше, продавать в разы больше искусства, но это неинтересно. Питер — очень странное место, и бизнес в этом городе у меня получился не благодаря, а вопреки. Впрочем, и изначальная идея — сделать мастерскую в городе, где подобных не было — она не про деньги. Если бы цель стояла заработать, я печатала бы футболки, шопперы и забот бы не знала.
Выставка в Екатеринбурге — из этой же истории, тем более что с площадкой «Гутенберг» и ее руководителем, художником Кириллом Бородиным, нас связывает дружба. Мы делаем одно дело, двигаем графику, поддерживаем художников. Зарабатывать на этом тяжело, надо быть большим фанатом графики и действовать из большой любви к искусству. И я хочу показывать шелкографию не только в Питере, но и в других городах.
В следующий день рождения выберем другой город, хотя без выезда все проще, конечно, организовать.
Как сильно изменились цены за три года работы мастерской?
— Стоимость печати растет, потому что все вокруг растет. Но я стараюсь держать доступные цены. Когда весной 2022 г. началась вселенская паника, я тоже ей поддалась, казалось, что ничего нельзя будет купить. Но, по сути, для мастерской переломного момента не случилось.
Да, нет итальянской бумаги, а если есть, то стоит миллион денег. Нет американской краски, а ведь она намного лучше, чем турецкая или китайская, которой мы сейчас печатаем. И все же это не сильно повлияло на качество. Единственная серьезная проблема — это принтеры для фотовывода, их техобслуживание прекращено. С другой стороны, при большом желании шелкографию можно делать из подручных средств. Эта техника появилась еще до нашей эры и, несмотря на современные технологии и колоссальный прогресс, принцип печати остался точно таким же, как в допотопные времена, — прогон краски через сито и трафарет.
В советское время печатали краской для заборов, и ничего, нормально получалось. Сетки можно делать из шелка или из конского волоса, как в Древнем Китае. Даже если совсем ничего из расходных материалов не останется, мы все равно что-нибудь сделаем — и без станка, и без полимеров, художники могут сами все нарисовать руками, без принтера. Сдаваться — это не наша история.
Какие перспективы у рынка печатной графики в России?
— Мы работаем без выходных, график загрузки расписан на месяцы вперед. Художники возвращаются и возвращаются за следующими тиражами. Авторы приходят с художественными или техническими задачами, с которыми я раньше не сталкивалась, это интересно и заставляет повышать квалификацию. Постоянно приходят новые художники. Я стабильно каждый месяц продаю энное количество работ. Все это говорит о том, что на рынке есть спрос на тиражную графику. Если это было бы не востребовано, я сидела бы без работы.
Читайте также на DK.RU:
>>> Кирилл Бородин: «Картины — не материальный мир, это то, без чего люди живут без проблем»
>>> Кирилл Бородин: «До воплощения доходит не больше 20% гениальных идей, и в другом виде»