В 2019 г. основателю компании Koffer предложили сыграть в спектакле «Обыкновенное чудо». Несмотря на провальный дебют, театр вошел в жизнь бизнесмена так же прочно, как до этого альпинизм.
К 2024 г. Павел Лебедев сыграл в театре пять ролей. В интервью DK.RU бизнесмен рассказал, почему участие в спектакле сродни реинкарнации, что важнее, цель или движение к ней, и какую роль ему хотелось бы сыграть (спойлер — не Гамлета).
Когда театр стал вашим увлечением? Что вас привело туда? Мечтали ли в детстве об актерской карьере?
— Я пришел в театр в 2019 г. Это «Домашний театр» Артема Аксенова, в котором играют любители, но практически во всех спектаклях на сцену с ними выходят и профессиональные актеры. В 2019 г. театр ставил спектакль «Обыкновенное чудо» по пьесе Евгения Шварца. Режиссером-постановщиком была Ксения Сосновских. Я пришел в этот спектакль совершенно случайно, хотя, как известно, случайности неслучайны. В тот период у меня как раз возникло желание попробовать что-то новое — и это новое возникло: работавшая тогда с Артемом Аксеновым Мария Озорнина спросила, не хочу ли я принять участие в театральной постановке (нехватка мужчин — вечная проблема в театре). Я подумал, наверное, это знак свыше. Хотя меня всегда пугала сцена, я никогда себя на ней не видел.
Еще в детстве я начал петь в хоре по желанию родителей, но буквально через несколько выступлений сказал, что больше никогда не буду этого делать. Видимо, «никогда не буду петь» равно «никогда не выйду на сцену». Говорят, все травмы из детства, я по сей день помню, как меня, одетого в ужасные короткие черные шортики, выталкивали на сцену и как я стоял, сгорая от стыда. Кстати, мой сын выступал в таких шортах в детском садике (видимо, все мальчики через это проходят), но ему это не помешало стать оперным певцом.
В общем, я не мечтал быть актером. К тому же я страшный интроверт, предпочитаю общаться с небольшим кругом близких людей и выступления перед публикой для меня огромный стресс. В то же время, чтобы развиваться, надо выходить за границы своих возможностей — мысль не оригинальная, но верная. Я уверен: в нас заложено стремление преодолеть границы своего ареала, благодаря этому человечество развивается как вид.
Взвесив все, я решил, что мне для дальнейшего развития необходимо побороть детский страх и выйти на сцену. Для профессиональных актеров это естественный процесс, ведь они этому учатся, а для любителей, как я, огромный стресс. Кто-то сказал: выступишь три-четыре раза — и начнет нравиться. В этом году в спектакле «Странная миссис Сэвидж» по пьесе Джона Патрика, который мы выпустили буквально два месяца назад, я впервые это почувствовал. Я играю в нем Ганнибала — героя с расстройством психики, само действие разворачивается в психиатрической лечебнице. Прямо скажем, несвойственная мне в жизни среда и роль, тем не менее я понял, что выхожу на сцену и испытываю наслаждение от происходящего.
Какие ощущения вам принес первый актерский опыт — выход на сцену в спектакле «Обыкновенное чудо»?
— Для меня он был абсолютно провальным. Я не пытался погрузиться в роль, сжиться со своим героем, понять, о чем он думает, что ему интересно, что его увлекает. Я пошел самым легким и неправильным путем: пересмотрел фильм «Обыкновенное чудо», который обожаю и могу цитировать. Мне досталась роль трактирщика Эмиля, в фильме его играет Юрий Соломин. Я решил: зачем что-то придумывать, буду ориентироваться на образ, созданный им. Но я не Юрий Соломин, у меня нет его опыта и профессионализма, и мой трактирщик должен был быть совершенно другим. Если бы я играл самого себя в предлагаемых обстоятельствах, получилось бы правдивее.
В целом, первый выход на сцену был стрессовым: я сгорал от стыда, говорил негромко, забывал слова — это было шоковое состояние. Однако сейчас я могу сравнить себя как актера в настоящем, играющего роль Ганнибала, с собой-актером, который играл трактирщика в «Обыкновенном чуде» в 2019 г., и сказать, что некий опыт и навыки у меня появились. Наверняка Станиславский сказал бы «не верю», но я понимаю, что нахожусь в другой системе координат, я все-таки непрофессионал.
Мой друг, в прошлом врач скорой помощи, посмотрел запись спектакля «Странная миссис Сэвидж», а сначала фотографии, и прокомментировал: «Если бы я тебя не знал, я бы даже по фотографии определил, что этот человек находится в пограничном состоянии, что у него психическое расстройство или он находится под соответствующими препаратами».
Он предположил, что, готовясь к роли, я изучал поведение психически больных людей. Я не признался, что это не так, что ролевая идея посетила меня буквально за минуты до выхода на сцену.
Перед премьерой мне важно остаться наедине с собой, присесть на краешек сцены, посмотреть в зал, обрести равновесие и спокойствие. Ведь последние дни перед спектаклем совершенно безумные — все время что-то меняется, обнаруживается, что чего-то не хватает, что-то надо «докрутить». Ты слушаешь режиссера, но в редких случаях способен вносить изменения. Наверное, в этом особенность непрофессионального актера: найдя яркие штрихи в образе, сложно корректировать сложившуюся «картинку». В общем, в дни перед премьерой мы все находимся в крайне нестабильном состоянии.
Поэтому я стараюсь найти несколько минут, чтобы посидеть в одиночестве, когда все готово и труппа находится на гриме. Мне необходимы эти минуты успокоения. Именно в такой момент я подумал: почему я не посмотрел, как себя ведут психически больные, неуравновешенные люди, ведь это самый простой способ уловить особенности их поведения? Одновременно я вспомнил, что в детстве мне «посчастливилось» столкнуться с человеком в состоянии психической расшатанности, причем в собственной квартире. Это был наш сосед.
Неожиданный поворот…
— Это было начало 1990-х, смутное время для нашей страны, но мои родители все еще полностью доверяли миру, в котором жили. Я учился в пятом или шестом классе и у меня были каникулы, а они просто ушли на работу, не закрыв дверь на ключ. Наверное, сосед дернул ручку и дверь открылась. Я проснулся, увидел, что родителей нет, а он ходит по квартире. У меня не было опыта общения с психически ненормальными людьми, но я интуитивно догадался, что нужно разговаривать с ним спокойно, четко и громко. В общем, все обошлось.
И вот, сидя перед премьерой, я вспомнил этого человека, как он двигался, что делал. В результате вышел на сцену, полностью понимая, как нужно себя вести. Мои партнеры по спектаклю потом заметили: ты перевоплотился, у тебя какая-то пустота в глазах появилась, словно ты находился не здесь, ты стал двигаться и реагировать как совершенно другой человек.
В этом спектакле мне впервые удалось почувствовать, что я сыграл самого себя в предлагаемых обстоятельствах. Наш режиссер говорит: попробуйте стать человеком, которого играете, о чем он думает, что ему нравится, что раздражает, какие чувства сейчас испытываете — может быть, голод, раздражение, тепло ему или холодно? Такой подход помогает погрузиться в среду, воспринять ее как естественную, забыть о собственных социальных ролях и прожить роль.
В этот раз, когда я смотрел на партнеров в спектакле «Странная миссис Сэвидж», я видел не актеров, а героев пьесы: миссис Сэвидж, сенатора, Джеффри. Возникло полное ощущение проживания этой жизни — не своей, а человека, который пребывает в психиатрической лечебнице.
Вам не было страшно в это погружаться? Все-таки безумие — «темная материя», с которой никто не хочет соприкоснуться лично?
— Любая роль в любом спектакле — это погружение в совершенно другие предлагаемые обстоятельства. Роль Ганнибала, человека с признаками психического расстройства, действительно специфическая. Но я все-таки понимаю, что это роль, что с ней связана часть моей жизни, но это не моя жизнь.
Я задумался о том, что мне дает театр. Как раз возможность прожить кусочек другой жизни, которая мне не характерна. Я могу сравнить это с действиями моего соседа: он открыл дверь, зашел в чужую квартиру и, как мне тогда показалось, начал примерять ее на себя, как будто живет в ней. Он словно играл роль.
Театр позволяет прожить совершенно другую жизнь, причем от и до. Ведь при подготовке к спектаклю — на это уходит несколько месяцев — мы с помощью режиссера погружаемся в определенную историю, захватывая не только кусочек жизни героев, описанный в пьесе. В идеале я как актер, даже непрофессиональный, должен прожить роль, а для этого необходимо понять предысторию: что привело Ганнибала в лечебницу, почему он там находится.
Некоторые верят в реинкарнацию, в то, что бессмертная сущность человека перевоплощается снова и снова, перемещается из одного тела в другое, проживает разные жизни. На мой взгляд, театр позволяет сделать нечто подобное: выйти за рамки своей повседневной рутинной жизни и прожить несколько других, получить совершенно новые эмоции. По-моему, это великолепная возможность.
Как не скормить себя «внутренней крысе»
Людей, увлечения которых сопряжены с рисками, называют адреналиновыми наркоманами. Павел признает, что его психика требует ярких эмоций. Увлечение театром в том числе помогает закрывать потребность в адреналине.
Бизнес, альпинизм, скалолазание, семья — вашу жизнь сложно назвать рутинной.
— Для меня скалолазание и бизнес — уже рутина. Поясню: достигая определенной точки, начинаешь понимать, к чему приведут те или иные действия. Поэтому в 2019 г. у меня и возникло желание попробовать что-то еще. Мне кажется, это характерно для любого человека и для человечества в целом: мы постоянно что-то пробуем, порой без определенной цели.
Кто-то однажды построил лодку и поплыл через океаны. Я не имею в виду Колумба, стремившегося открыть новый торговый путь в Индию. У него были предшественники, движимые любопытством, азартом, жаждой нового, благодаря которым человечество развивается. Например, я очень люблю арбузы и меня радует, что мои далекие предки решились попробовать эту ягоду и убедились, что она вкусная и безвредная. Все, что нас окружает, все накопленные знания — результат того, что кто-то когда-то проявил любознательность.
Мне интересно пробовать новое и смотреть, как это повлияет на мою жизнь. Кроме того, хочется пощекотать нервы, получить эмоциональную и даже физическую встряску. Я выходил на сцену в спектакле «Странная миссис Сэвидж» в болезненном состоянии (после премьеры я слег) и за время действия похудел на два килограмма. То есть мои реакции были очень сильными.
Признаю, что моя психика требует ярких эмоций. Людей, которые занимаются экстремальными видами спорта, часто называют адреналиновыми наркоманами.
В одной статье, посвященной этому феномену, автор использовал термин «кормить свою внутреннюю крысу». Сперва она маленькая. Но, занимаясь опасными видами спорта, ты каждый раз ее подкармливаешь и она начинает расти. Чем больше становится «крыса», тем большая встряска тебе нужна (больше еды для нее).
В какой-то момент наступает предел: ты понимаешь, что дальнейшее развитие событий в рамках этого сценария несовместимо с твоей жизнью, поэтому приходится искать что-то другое. Для меня этим другим стал театр.
Не могу сказать, что очень рискую в бизнесе или в горах — мне это не свойственно, но определенную эмоциональную встряску мне это обеспечивает. Тем не менее, потребность в адреналине, в получении ярких эмоциональных и телесных ощущений сохраняется. Мне дает их театр, при этом мне не надо далеко ехать, лезть на скалы — достаточно выйти на сцену.
Как ваши близкие, друзья, коллеги отнеслись к увлечению театром?
— В «Домашнем театре» спектакли даются два раза — это премьерный показ и повторный (через два-три месяца). Исключением стал иммерсивный спектакль по рассказам А. П. Чехова, мы играли его несколько раз.
Я всегда приглашаю друзей на спектакли. Их посещают мои дети. Старший сын — сам будущий оперный певец, мы ждем в 2025 г. его участия в постановке «Фигаро» в Италии, он уже получил приглашение, у него абсолютный слух и глубокий, красивый голос. Младшая дочь — тоже творческий человек, она поет в джаз-хоре Свердловской государственной детской филармонии под управлением Марины Макаровой. Старшая дочь Александра — будущий архитектор, она посещает все спектакли с моим участием, каждый раз дарит цветы, приводит друзей. Жена поступила по принципу: не можешь предотвратить — возглавь. Она сама начала играть в театре, участвует в некоторых спектаклях, мы вместе готовимся к ролям — это интересный опыт. То есть семья меня поддерживает, и я им за это благодарен.
Учились ли вы театральному мастерству?
— Только в рамках «Домашнего театра». Мой дебют на сцене был похож на ситуацию, когда тебя, как котенка, берут за шкирку, швыряют в воду и смотрят, выплывешь или нет. Сейчас как актер я не совсем новичок, в то же время я прекрасно понимаю, что многого не умею: меня поражает, когда я вижу, как профессиональные актеры выходят на сцену и у них буквально по щелчку пальцев меняются голос, мимика, пластика. Мне нужно время, чтобы войти в роль. В первые минуты получается «надеть» на себя образ героя, я играю его, но не проживаю его жизнь — это состояние приходит спустя некоторое время в процессе игры.
В актерстве, как и в любом деле, необходимо смотреть на профессионалов, учиться у них. В «Домашнем театре» есть такая возможность: мы можем наблюдать за состоявшимися актерами, которые выходят на сцену вместе с нами, и брать что-то на заметку.
Путь важнее цели?
Павлу пришлось преодолевать себя, чтобы выйти на сцену, его дебют был травматичным. Тем не менее, он пошел в следующий проект — история из разряда: ежики кололись, плакали, но продолжали есть кактусы. Его приход в скалолазание в 33 года тоже был сопряжен с преодолением себя.
Благодаря каким качествам вы не сбежали из театра после не слишком успешного дебюта?
— Одна из особенностей человеческого мозга состоит в том, что область, связанная с ощущением эмоционального страдания, ответственна и за чувство удовольствия. Возможно, в этом кроется ответ на вопрос: почему люди «продолжают колоться и есть кактусы»? Что касается меня, я пытаюсь подходить ко всему осознанно, я понимаю, что многие травмирующие события в итоге приводили меня к наслаждению. Возьмем скалолазание: обычно на скалодром приходят в юном возрасте, а я решил заняться этим в 33 года. Разумеется, я не мог сравниться с 13–14-летними ребятами, которые творили на стене что-то невообразимое. Я в принципе не мог понять, как человеческое тело может так двигаться. Мне было физически тяжело, но я думал: если они могут, наверное, и я смогу, просто надо приложить больше усилий и быть более настойчивым. Года через четыре у меня появился навык, понимание, что я делаю на стене, что нужно еще, чтобы пройти трассу. Это был длительный процесс.
В бизнесе примерно так же: я занялся им в 2005 г., но лишь в этом году наступила предельная ясность и понимание того, что происходит и как все должно происходить. Меня же этому никто не учил, я учусь на собственных ошибках, как и мои партнеры.
>>> Читайте также историю производственной компании «Koffer» Павла Лебедева
Наверное, и «достигаторство» вносит свою лепту? У бизнесмена не может не быть этого качества.
— Разговор о «достигаторстве» закономерно приведет к вопросу: что важнее — цель или процесс ее достижения? Лет десять назад я без колебаний ответил бы: цель. Однажды я поспорил на эту тему со своим другом. Он был убежден, что процесс важнее цели, а я с пеной у рта возражал: разве мы идем, чтобы идти, чтобы просто перемещаться непонятно куда? В чем тогда смысл?
Сейчас мое мнение изменилось, свою роль в этом сыграл альпинизм. Возьмем поход в горы: у нас есть цель — достичь вершины, ради нее мы совершаем полутора-двухнедельное восхождение. Но в кульминационной точке мы находимся на вершине не более 30 минут и не всегда в полной мере осознаем, что происходит в этот момент. В отличие от процесса восхождения.
Цели, безусловно, важны, но важен и процесс их достижения. Во время движения к цели происходит масса событий, о которых мы с горечью или с теплотой вспоминаем в дальнейшем, из них рождаются истории, которые я рассказываю детям и, конечно, расскажу внукам, когда они появятся. Я не всегда помню момент, когда стоял наверху, но помню, как двигался наверх.
Если спроецировать на театр, что для вас процесс и в чем цель?
— Я могу поставить перед собой цель, связанную с прокачкой определенного навыка. Например навыка быстрого «переодевания», о котором говорил выше: когда, выходя на сцену, сразу начинаешь проживать роль, а не играть. В последнем спектакле мне это удалось, чему я несказанно рад. Наверное, я впервые почувствовал себя актером. Пять лет «кололся и ел этот кактус» и, наконец, испытал наслаждение. Мне хочется достичь большего, вскарабкаться на следующую ступень мастерства, но пока уровень, на котором я нахожусь, меня устраивает. Не на «отлично», но на «удовлетворительно». Сейчас мне не стыдно смотреть зрителям в глаза, как после спектакля «Обыкновенное чудо».
Кстати, один момент спасает меня от тотального посыпания головы пеплом при воспоминании о нем. В пьесе есть сцена, в которой Эмиль встречает Эмилию. На одной из репетиций нам с партнершей удалось так ее сыграть, что ребята, которые ее смотрели, начали аплодировать. Мы испытали катарсис, пик эмоций, мы не сыграли, а прожили. Я как-то легко вошел в состояние, когда спустя годы встречаешь любовь всей жизни. Такие же эмоции испытала моя партнерша. Мы стояли напротив друг друга и у нас текли слезы.
Тогда я понял, как профессиональные актеры могут вызвать у себя слезы или другие эмоции: они не играют, они проживают эти ситуации. Теперь, когда я прихожу на спектакль как зритель, обязательно аплодирую стоя, поскольку знаю, как это тяжело. Ты выходишь на сцену и полностью перевоплощаешься, внутри тебя начинают кипеть эмоции, которые, возможно, для тебя не характерны, но ты их вызываешь и проживаешь.
Не могу не задать самый банальный вопрос из всех возможных в контексте разговора о театре: какую роль вы хотели бы сыграть? Традиционный ответ на него — «Гамлета».
— Мое первое образование — техническое, я инженер, какой из меня Гамлет? У меня есть несколько любимых спектаклей, один из них «Юнона и Авось». В начале 2024 г. я был на нем в «Ленкоме». Приключилась интересная история: я впервые в жизни опоздал на самолет, мы с женой приехали через две минуты после окончания регистрации. Следующие полчаса провели в угнетенном состоянии, пытаясь найти билеты. В итоге отправились в Москву через Петербург бизнес-классом. В результате этот спектакль оказался самым дорогим в моей жизни, но это были два часа восторга.
Мне бы хотелось сыграть графа Рязанова. Но, образно говоря, у меня как актера все еще коротенькие штанишки, надо дорасти до костюма. И еще научиться петь, ведь это мюзикл. В «Обыкновенном чуде» есть сцена, когда Эмиль поет вместе с Эмилией. Режиссер Ксения Сосновских предложила нам с партнершей попробовать спеть. Я честно сказал, что не пою и, наверное, не стоит пытаться. Она возразила, что партитура легкая, поэтому все получится. Мы пришли на репетицию, начали петь — и минут через десять она закрыла рояль, сказала: «Предлагаю проговорить текст». Это было ужасно и фальшиво во всех отношениях, я не попадал в ноты, поскольку, как говорится, «даже не целился». Думаю, роль граф Рязанова останется мечтой, по крайней мере в ближайшие годы.
Как «прикрутить» дополнительные часы в сутках
Бизнес, альпинизм, скалодром, трое детей, театр (еще бокс, увлечение которым осталось «за скобками» этой беседы). Каждый из этих аспектов требует не только вовлеченности, но и времени.
Где вы находите дополнительные часы в сутках?
— Как мне удается все успевать? На самом деле, не удается, времени не хватает. Например, сегодня в час ночи я обсуждал вопрос, связанный с выпуском новой серии автомобильных боксов. Приходится расширять рабочее время за счет сна. Плюс в какой-то момент та или иная сфера становится приоритетной: на одном отрезке я уделяю больше времени бизнесу, на другом — скалолазанию и так далее.
Альпинизм для меня — это возможность очень быстро восстановить физические и эмоциональные силы. Три недели в горах обеспечивают заряд бодрости на следующие два года. Там я полностью сосредоточен на восхождении, в это период в моей жизни нет театра и практически нет бизнеса. Но такие путешествия помогают вернуться в привычную жизнь и быть более эффективным в бизнесе, в театре, в семье.
Никто не может «прикрутить» себе дополнительные часы в сутках. Как правило, погружение в одну сферу происходит за счет сжатия другой. Так, во время подготовки к спектаклю я появляюсь на скалодроме урывками. Не могу сказать, что идеально управляю временем, но всегда стараюсь быть рядом с детьми — не физически присутствовать рядом, но понимать, что с ними происходит, чем они увлечены, что их беспокоит. У меня есть правило: я всегда отвечаю, если звонят дети. Остальное можно немного подвинуть.
Есть ли для вас что-то общее в бизнесе и театре?
— Когда выходишь на сцену, нельзя быть фальшивым. То же самое в бизнесе: нельзя врать партнерам, коллегам — они должны тебе верить. Если не играешь в бизнес, а живешь им, он выстроится гармонично, и, глядя на все, что получилось, не будет претензий к себе.
Ограниченность во времени — тоже очень бизнесовый фактор. Если ресурсов недостаточно, каждый их них ты стараешься использовать максимально эффективно и принимаешь решения, которые приводят к лучшему результату из возможных.
Читайте также:
Павел Лебедев: «В конце февраля мы бегали, как муравьи, в чей муравейник тычут палкой»
«Тело не слушается, борешься с собственным мозгом». Зачем бизнесмены испытывают себя