Знаток мужчин «старше сорока» и знаток женщин «старше шестнадцати» – Вейсберг и Каштанов – встретились по дороге в аэропорт, обсудили несколько тем – «Женщины и «каен», «Женщины и мозг», «Женщины
Знаток мужчин «старше сорока» и знаток женщин «старше шестнадцати» – Вейсберг и Каштанов – встретились по дороге в аэропорт, обсудили несколько тем – «Женщины и «каен», «Женщины и мозг», «Женщины и деньги» – и пришли к выводу, что самое лучшее сочетание – «женщина и оргазм».
Вейсберг: Я недавно думал о том, что образ идеальной женщины у меня постоянно менялся. Всю свою юность был влюблен в Таню Друбич. Ты не прошел мимо нее?
Каштанов: Мимо актрис не проходил никогда, но ее конкретно не запомнил.
Вейсберг: Очень красивая женщина, правда, сейчас такая пригруженная проблемами. Когда-то я мечтал, что вот бы подойти к Друбич… И дальше фантазия не работала. А сейчас уже знаю, что если подошел, то надо приглашать в ресторан, рассказывать о себе – все как-то очень конкретно и уже не так интересно. Дело даже не в том, что идеал женщины меняется с годами, а в том, что меняется твой ресурс. Сначала только мечтаешь, потом учишься завязывать контакт, а потом понимаешь, что завязать контакты – легко, и думаешь уже о том, как бы так познакомиться, чтобы она к тебе не прицепилась.
Каштанов: Прицепится или нет –
вопрос зрелости и умения говорить «нет». Если расслабил булки и потерял бдительность, то к тебе прицепятся не только девочки, но и мальчики…
Вейсберг: Да ладно!
Каштанов: А ты о какой женщине мечтаешь?
Вейсберг: Раньше были очень подробные требования к девочке, которая может понравиться: чтобы и умная, и красивая, и умела себя вести, и делала то, и не делала этого… А теперь понимаю, что восемь женщин из десяти просто замечательные и достойны не только уважения, но и любви. Глубже стал их ощущать, может быть. Но я бы не хотел с мужчиной женщин обсуждать.
Каштанов: А почему?
Вейсберг: Ну, это как-то по-жлобски.
Каштанов: Почему по-жлобски-то?
Вейсберг: Напоминает разговоры: «Я тут был с одной телкой…»
Каштанов: По молодости, когда крутил с девчонкой, за которой еще десять пацанов гналось, очень хотелось рассказать, мол, я с ней и то, и се уже… Когда встречался с лучшими девочками, то становился лидером, на тебя равнялись, тебе завидовали и даже морду били. Мне с девчонками не везло – они самыми лучшими оказывались, и я страдал.
Вейсберг: Не то чтобы похвастаться, но и я тоже лучших всегда выбирал.
Каштанов: Ты их выбирал потому, что они лучшими были, или потому, что спустя какое-то время узнавал, что в них еще полкласса были влюблены?
Вейсберг: Ну конечно, ты не приходишь с мыслью – сейчас кастинг на самую лучшую проведу. Лучшую выбираешь на интуитивном уровне. Это логично. Если лежит хороший продукт и похуже, ты же выбираешь тот, что получше. Тем более если денег платить не надо.
Каштанов: Для меня лучшая – это жизнерадостная. Такая, которая всему радуется. Радуется не потому, что глупая, а потому, что любит жизнь. Радостным людям бояться нечего, у них все хорошо, и радость – как показатель. Когда начинаешь перебирать картинки в своей голове, то вспоминаются веселые лица, а потом только ноги и все прочее. В памяти многое стирается, и восстановить в себе тактильные сексуальные ощущения невозможно. Мы фоторобот-то с трудом воссоздаем, не то что оргазм. Так что остается в памяти лишь то, хороший был человек или нет, радостный или нет. А ты каких женщин выбираешь?
Вейсберг: Появился целый пласт очень нарядных женщин, куколок, которых я сторонюсь. Если девушка – модель, то очевидно, что вряд ли там может что-то быть. Несколько раз в откровенной беседе с такими девушками слышал от них: «Как я измучилась, что все меня воспринимают как модель, нормальные мужики меня боятся, а всякие козлы липнут, и в общем я несчастна, несчастна, несчастна…» Начинаешь в это верить, строить с ней отношения, но она все равно модель.
Каштанов: И работает по модели.
Вейсберг: Поэтому таких женщин я сторонюсь, хотя и считаю их лучшими.
Каштанов: Так, подожди, подожди. А может, ты сторонишься потому, что с возрастом чувствуешь себя неконкурентным? Какие-то свои ресурсы оцениваешь – не смогу чего-то, три раза не кончу. Что останавливает?
Вейсберг: У меня с моей любимой девушкой был такой разговор в начале знакомства. Я ей говорю, мол, ты же понимаешь, что я тебя постарше и не возбудиться могу в какой-то момент, а она так классно ответила: «Ха‑ха, за это не волнуйся. Это гарантировано». И я успокоился, если девушка гарантирует. И все же мне в девушке нужен микс. Наверное, я не отношусь к таким ребятам, которым важна упаковка.
Каштанов: Я вычитал где-то, что у человека одновременно в мозгу только одна главная мысль. Не может две мысли находиться. То есть две мысли могут быть, но главная всегда держится только одна. И вот, честно говоря, грешу этим делом – глядя на девушку, никогда не думаю, как классно было бы с ней поговорить. У меня другая мысль всегда фокусируется.
Вейсберг: Нет, я не такой.
Каштанов: Видишь, какие мы разные. Ты смотришь на красивую женщину и думаешь, как кайфово с ней поговорить. А я наоборот. Но я не верю, что можно смотреть на красивую девушку с третьим размером, в чулках и искать тему для беседы…
Вейсберг: Если я понимаю, что поговорить точно не о чем, то мне неинтересно и все остальное.
Каштанов: А почему тогда смотришь на женщин?
Вейсберг: Эстетика. Я вообще могу знакомство с девушкой начать с фразы: «Я когда на тебя смотрю, мне хочется с тобой поговорить и я не думаю о сексе. Поэтому ты мне интересна». Секс все равно потом догоняет.
Каштанов: А вдруг нет?
Вейсберг: Ну, нет и нет. Удовольствие получаешь от человека.
Каштанов: А что тебя возбуждает в женщинах?
Вейсберг: Хочется спать с женщиной, которая тебя возбудила и интеллектуально. Когда интеллектуально влюбляешься, и начинается тестостерон. Сейчас дома работаю, а раньше больше времени в офисе проводил и помню, как всегда реагировал на бизнес-успех. Ты даешь задание сотруднице, она его классно выполняет и еще приходит вся такая красивая, и ты возбуждаешься. Все служебные романы у меня были с женщинами, в которых я влюблялся после того, как они добивались бизнес-целей, которые я перед ними ставил.
Каштанов: А если интеллектуалка, а физически не тянет? Другом становится?
Вейсберг: Да, это хороший, кстати, вариант. Работаешь с толковым партнером. Я очень уверенно могу сказать, что женщины сильнее мужиков, и, если у тебя в бизнесе партнер – женщина и с ней нет секса, это очень работающая связка. Я со школы больше дружу с девочками, чем с мальчиками, потому что девочки более гибкие, понимающие, книжки читают… А мальчики грубоватые. Только ближе к сорока я поймал кайф мужской дружбы – не просто вместе драться ходить, как в детстве, а именно на уровне общих увлечений.
Каштанов: А меня возбуждает желание женщины быть со мной. Ты встречаешь женщину, по внешним параметрам она прошла и еще к тебе неравнодушна – скорость движения друг к другу сразу увеличивается. Либо ты по болоту гребешь, либо тебе ветер в парус дует – ощущения разные.
Вейсберг: Очень приятно понимать, что к тебе неравнодушны, да…
Каштанов: А состоятельные женщины на «каенах» и во «вьютоне» тебя привлекают?
Вейсберг: Я бы не стал общаться.
Каштанов: А почему?
Вейсберг: Я их не понимаю.
Каштанов: А что такого? Она умница, бизнес прет, деньги есть, пошла и потратила их в дорогом магазине, сняла стресс… Мне интересно наблюдать за такими девушками, чтобы понять, зачем им эта стена вокруг из «каенов» и «вьютонов». Мужикам понятно зачем – увеличить длину члена, а женщина, выстраивая вокруг себя заборчик из дензнаков, хочет этим сказать, что она под защитой? Или она просто живет в такой благополучной среде и для нее это норма? Или она манит к себе достойного конкурента – того, кто может принять вызов и потягаться в успешности?
Вейсберг: Я не осуждаю и не говорю, что девушка во «вьютоне» – плохой человек, но мнеt такой тип непонятен. Может быть, потому, что никогда не ездил на «каене».
Каштанов: Есть такое, что возникает страх перед девушкой на «каене», потому что если ты не на «каене», то между вами барьер, который нужно перешагнуть. Я же понимаю, что если пришел не во «вьютоне», то в разговоре должен это как-то обосновать. Это не ей надо обосновывать, а мне самому, ведь я хочу встать с женщиной на одну ступеньку. Это обязательно. Мужчина всегда стремится на доминантную позицию, и он все равно всегда сверху. Завоеватель хочет быть значимым, ярким – это понятно. Либо ты лидер, либо целуешь ей ноги.
Вейсберг: У меня всегда ощущения лидера-слуги. Ты лидируешь, потому что обслуживаешь ее запрос, ты нужен, незаменим.
Каштанов: А ты когда-нибудь спрашивал у своей девушки, хватает ли ей денег?
Вейсберг: Нет.
Каштанов: А ты как понимаешь, что ей хватает?
Вейсберг: Она заходит в магазин и метет там все, что хочет.
Каштанов: Согласен. Есть поток невербальной информации, по которому можно делать выводы. Помню, много лет назад одна знакомая девушка сказала, что не покупает зимой помидоры. Ясно, что денег ей явно не хватает, и это уже отношения на уровне заполнения потребительской корзины – такие мне не нужны.
Вейсберг: В первом браке мы с женой жили небогато, бюджет был общий, ко второму я стал уже довольно оборотистым бизнесменом и бюджет был мой, а сейчас отношения с деньгами нарочито не связываю и не беру на себя содержание женщины, с которой общаюсь.
Каштанов: Я не понимаю, как можно женщину не содержать. Женщину нужно содержать. Содержать – не в формате каждый день давать деньги на обед. Скорее, помогать и улучшать ее жизнь. Не надо путать – содержать женщину как женщину или как иждивенца. Я против женщин-паразитов и женщин-домохозяек.
Вейсберг: Мне тоже приятно делать подарки и оплачивать совместный отдых, но я никогда не скажу девушке, мол, о деньгах не беспокойся, у меня на всех хватит. Во-первых, кризис. Во-вторых, у меня трое детей, внук и родители – мне есть кому помогать, и я не считаю себя человеком, который может себе позволить баловать женщину деньгами.
Каштанов: У тебя в колонке была мысль о том, что после сорока мы становимся мудрее, рассудительнее, к женщинам более терпимы…
Вейсберг: Не совсем так. Я понял, что самый большой вред, который ты можешь себе причинить, – это поселить в своей квартире и в своей постели неадекватного тебе человека. Это конец. Как проглотить радиоактивную капсулу и сделать вид, что ничего не произошло, хотя ты себя ежедневно убиваешь. Этот человек не твой, с тобой не совпадает, он тебя гробит потихоньку, ты злишься на него и гробишь его в ответ. Я стал очень щепетилен в этом смысле, и мне гораздо проще не быть ни с кем, чем пытаться быть с кем-то, кто не совпадает. Это явно новое. Еще десять лет назад я думал, что, когда ты терпим и готов многое простить, можно сжиться с любым человеком. Сейчас я так не считаю. Меньше стало энергии, и если ее тратить на то, чтобы гармонизировать обстановку не с тем человеком, то больше сил ни на что не хватит. Так зачем тогда? Лучше не заморачиваться.
Каштанов: А я стал более терпим к женщинам. Не ко всем, а к тем, которых выбрал. Раньше бесило, что много красится, долго собирается, постоянно опаздывает, а теперь – нет. Терпимость – это не когда ты пытаешься закрывать глаза на расточительность, которую не можешь оплатить. Терпимость – когда не устраиваешь скандал на пустом месте, не занимаешься перевоспитанием.
Вейсберг: Для меня терпимость, наверное, вообще норма. Или это твой человек и ты абсолютно терпим почти ко всему, или не твой и ничего терпеть не нужно. Это практически всегда очевидные вещи.
Каштанов: Я так понял, что женщина не занимает значительную часть твоей жизни. Есть дети, бизнес, своя жизнь – и где-то среди этого и она. Получается, что женщина больше как партнер…
Вейсберг: Может быть, это слишком прозвучит, но и секс превращается в партнерство. Не снятие напряжения, как раньше: давит между ног и хочется. А партнерство. У меня был такой эпизод в жизни, когда я участвовал в издании книжки «Азбука секса» и понял, что главная доблесть для мужчины – удовлетворенная женщина. Главное – чтоб кайфанула.