Двадцать один год назад его третьему сыну, Саше, поставили диагноз «синдром Дауна». Карьеру чиновника, благополучную жизнь в мегаполисе, друзей и знакомых пришлось оставить. Со своей семьей Алекс
Я отец ребенка-дауна. Это то, что другие считают своим крестом и наказанием. А мне кажется порой, что у людей с синдромом Дауна есть какая-то миссия: медицина далеко шагнула, а даунята рождаются так же часто, как и десятки лет назад. Они что-то вроде нашей проверки на прочность, и я рад, что ее прошли мы с женой и мои другие сыновья.
Первая реакция была шоковая: «У меня не мог родиться неполноценный ребенок!» Жена на это ответила: «Саша, не у тебя, а у нас. И до утра мы должны решить его судьбу». О том, чтобы оставить Саньку в роддоме, у меня даже мысли не было. Сам рос безотцовщиной и всегда твердо знал, что своих детей никогда не оставлю. Поэтому мы забрали Санечку домой. Но принять его, как приняли других наших сыновей, Павла и Костю, были не готовы. Тяжко было. Помню, как по утрам жена с натянутой улыбкой провожала меня на работу, а когда я пять минут спустя внезапно возвращался – заставал ее в слезах. Утешал как мог и уходил с тяжелым сердцем. Мы все время пытались найти ответ на вопрос: что же делать? Когда такое происходит, начинаешь бегать искать, кто или что тебе поможет: доктора, стволовые клетки, вплоть до чистки кармы. Все разводили руками и говорили, что медицина бессильна и надо смириться. Я знаю, что многие пары не выдерживают такого напряжения и разводятся. Наша связь была достаточно крепкой, чтобы вынести все, что на нас обрушилось. Парадоксально, но этот мальчик сплотил нашу семью.
Принять Саньку нам помогли старшие дети. Мальчики чувствовали, что что-то происходит, переживали. Костя, которому было лет десять, спросил жену: «Мама, а почему, когда родился Павлик, ты все время улыбалась и смеялась, а с Санькой ты только плачешь?» Она объяснила, что Санечка болен и никогда не будет таким, как все. Костя подошел к его кроватке, взял на руки и говорит: «А почему он не такой, как все? У него же руки-ноги на месте, он смеется. Я думаю, с ним все в порядке». Эта простая детская мудрость заставила нас обоих понять самое главное: кроме нас, никто нам не может помочь. До тех пор пока мы будем себе говорить о том, как у нас все плохо, наша жизнь будет ущербной. Когда мы это признали, стало как-то спокойнее. Я смотрел, как Санечка растет, улыбается мне, и очень быстро научился любить и принимать его просто и без оговорок. А когда он стал делать первые шаги, рисовать, общаться с нами, я увидел, насколько наш ребенок особенный, как тонко он улавливает наше настроение, наши чувства и мысли. У Саньки душа обнаженная, нет полутонов и рамок вежливости, есть только белое и черное. Если не принимает человека, то не принимает совсем. А уж если принял – то всем сердцем.
Мой бывший начальник оформил специальный приказ, где категорически запрещал Саше появляться в офисе. Его корежило всякий раз, как он видел мальчика. Поэтому с карьерой чиновника мне пришлось распрощаться. Ушел в бизнес. Мы не собирались делать культа из Санечкиной особенности, но и не замалчивали эту тему. Объясняли нашим мальчишкам, что далеко не все люди принимают их брата и к этому нужно относиться терпимо, не копить злость. Как-то Костя вернулся из школы с подбитым глазом. Оказалось – подрался с каким-то парнем после того, как тот бросил ему: «Ты такой же идиот, как и твой брат». Паша с Костей видели, как люди отворачиваются от брата, тычут пальцами, смеются, и сравнивали их с Санечкой, который никогда над другими не смеялся и не скупился на ласку. Бывало, придет кто-то из мальчишек домой с разбитой коленкой, младший первым притащит йод и бинты, обнимет и поцелует. Для моих ребят это стало большим уроком. Как все пацаны, они дрались и ссорились между собой, но с Санечкой всегда были добры и терпеливы.
Решили уехать подальше от всех. В начале 90-х возвращались с ребятами с картошки, остановились на гороховом поле, костер развели. Оглянулись вокруг и увидели такую красоту: ели, березы, вековые сосны… Мальчики сказали: «Пап, вот бы нам тут всем жить». И уже год спустя мы построили здесь дом и получили в собственность несколько гектаров леса. Посадили лиственницы, яблони, сосны. Санька во всем нам помогал. Все говорят, что у нашего леса какая-то особенная энергетика. Из самой интересной заграничной поездки всегда рвемся домой, понимая, что это – лучшее место на Земле для нас. Иногда смотрю вокруг и думаю: а ведь если бы не наши ребята, всю жизнь прожил бы в четырех стенах в городе.
Мы не хотим, чтобы этот ребенок нас пережил. Дети должны хоронить своих родителей, а не наоборот – это закон жизни. Но на Санечку он не распространяется, увы. У него двое братьев, которые никогда его не оставят, но без нашей ежеминутной любви и заботы он не сможет быть счастливым. Пережить его – даже представить страшно, как мы будем без него. Но иначе нельзя. Родители должны уметь отпускать своих детей. Давать им возможность жить самостоятельно, не вмешиваться, даже когда очень хочется. Павлика, нашего среднего, мы как-то быстро отпустили. А вот со старшим, Костей, было сложнее. Мы очень переживали его неудачный брак, пытались помочь, поддержать. А потом поняли – у него свой путь, пусть идет по нему сам. С Санечкой все иначе. С ним наше родительское эго удовлетворяется на сто процентов. Мы его не отпустим.