«Подняли Россию с колен, сформировали бюджет без частного бизнеса. Герои и молодцы они! И в этом нет никакой издевки. Это констатация факта», — Андрей Бриль о вопросах, которые нельзя игнорировать.
Рубрика: Особое мнение
Андрей Бриль, полпред Гильдии управляющих и девелоперов в
Все что угодно обсуждают сегодня в нашем обществе – коррупцию, административные барьеры, бесконечную национальную идею. Вымораживаем из себя общие места, вместо того чтобы ответить на конкретные базовые вопросы. А ведь именно от этих ответов зависит, что будет со страной дальше.
Вопросов этих четыре:
1.Какое место занимает предпринимательство в современном обществе.
2. Что такое общественная, государственная и частная собственность, и какое у них соотношение.
3. Как осознать, что мы находимся на этапе конституционной монархии, и как в нее встроить престолонаследие.
4. Как осуществить реформы, причем безболезненные,при переходе от феодальной экономики к капиталистической.
Частный бизнес не нужен? Значит, и финансовая система ни к чему
Такое ощущение, что существуют несколько не связанных друг с другом и часто не понимающих друг друга частей общества. С одной стороны — начальство как некий обобщенный образ чего-то мудрого и крайне для страны полезного. С другой стороны, какой-то непонятный народ, причем тут все: и бюджетники, и пенсионеры, и средний класс, и предприниматели, и бандиты. Все эти социальные группы почему-то в одной куче. Предполагается, что они все должны чего-то хотеть, и, вероятно, хотеть разного. Правда, что у них общего, а в чем разница, никак не формулируется, получается непонятная овсяная каша с колбасой и мышиными хвостами. А вот инструменты управления и деятельность, которая им предлагается, ориентированы на всех сразу. И понять, отчего это так, несложно.
Основная масса «народа» – бюджетники, пенсионеры и служащие госсектора. Количественно это 80% экономики и пресловутое большинство — те, кто голосуют за «Единую Россию». Подобный социальный состав общества обеспечивает электоральную и социальную стабильность, и все технологии управления страной автоматически выбираются из этого. Становится необходимым, чтобы ни в коем случае не формулировались альтернативные цели и интересы, которые могут существовать у других социальных групп населения.
Где в этой картине мира место частному сектору? Его и без того мало, и расширять его нельзя, потому что он создает совершенно другую электоральную и социальную базу.
Вопрос, который надо сейчас решать, но который никак не обсуждается вслух: все-таки предпринимательское сообщество — это что? Полноценная часть экономики или скопище людей с темным уголовным анамнезом, от которых народу ничего хорошего, кроме завышенных цен в магазинах, те, кого надо ловить, гнобить, за которыми надо постоянно присматривать и не давать принимать участие в серьезном управленческом процессе?
Такое отношение имеет объективные исторические причины. Так называемый олигархат второй половины 1990-х напугал управленцев страны своей наглостью, жестким позиционированием себя как командиров, в результате чего конфликт с олигархатом автоматически перенесся на всех представителей бизнеса. Плюс исторический груз: предприниматели — это буржуи и эксплуататоры, отбирающие добавочный продукт, созданный трудящимися. С другой стороны, приходится отвечать на вопрос: а что делать дальше с экономикой? Если не увеличивать частный сектор, то, получается, надо наращивать роль госсектора. И тут на горизонте начинает маячить Советский Союз вместе с его болезненной кончиной–тоже как-то не очень.
Таким образом, выясняется, что сегодня главный вопрос – это не административные барьеры, не инвестиционные рейтинги, не коррупция и не демократия. А банальное отношение к предпринимательскому сословию. Какой должна быть доля частного сектора в отраслях экономики? Ответ на этот вопрос должен быть получен совершенно внятно, причем именно в общественном сознании. Мало, чтобы президент об этом сказал.
Пока история такая: все говорят, что надо помогать предпринимателям, но в реальности на всех уровнях делается все, чтобы их было поменьше.
Знаю точно, что в 2004 г. бюджет в существенной степени формировался за счет налогов с бизнеса. Теперь же основные источники госбюджета – вовсе не бизнес, и даже не налоги с населения, а нефть, оборонка, газ, таможня и крупные госкопорации. За десять лет удалось сконструировать экономику, которая на 90% зависит от саудовских и американских нефтяных спекулянтов. Мощный результат, надо было суметь такое сделать!
Исходя из этого строятся целые технологические платформы и цепочки. В частности, финансовая система. Вот все ругаются на нее, а мне кажется, что наша финансовая система выстроена совершенно адекватно исходя из целей руководства страны. Раз частный бизнес в большом количестве не нужен, значит, не нужна и хорошо работающая система кредитования. Более того, она вредна даже, поскольку будет создавать ненужный экономический эффект, продуцировать ненужный социальный класс с собственной экономической базой и отнимать ресурс у самого главного — госсектора.
Поэтому у нашей финансовой системы одна функция – помогать забирать средства у немногочисленного бизнеса за счет завышенных ставок. Высокие ставки нужны для чего? Чтобы изымать деньги у кредитующихся компаний, из реального сектора. Потом включать их в бюджет, чтобы руководство страны могло тратить деньги в соответствии с концепцией развития, местом России в международной политике и иерархии. Вкладываться в проекты развития, которые нужны для поддержания такой модели. Банковская система становится департаментом, подразделением налоговой инспекции.
Госсобственность по факту принадлежит тем, кто ею управляет
Вторая большая проблема связана с качеством людей, которые нужны для функционирования такой модели страны. Естественно, в любом государстве, основанном на государственной – тире общественной – собственности, неизбежно возникает определенная иерархия интересов. Советское представление об общественной собственности, с одной стороны, позволило сконцентрировать все денежные потоки и собственность в руках очень ограниченной управляющей группы. И одновременно эта психологическая установка позволила снизить уровень социальной напряженности — в этом, кстати, грандиозный позитив этой концепции. На любые негодующие вопли – а почему нам тут больницу не построили или почему жрать в магазинах нечего — всегда есть ответ: так милчеловек, мы же общее дело строим, город-сад, страну, которая пример для всего цивилизованного мира.
Ужасно меня огорчает, что предприниматели, врачи, госслужащие, любые работники чего угодно продолжают искренне считать, что госсобственность – это нечто такое, что принадлежит им.
Можно услышать уникальные вещи, например: а где наша доля нефтегазовых доходов? Пытаешься спросить: у вас есть юридическая бумага, обосновывающая ваши претензии? Нет. Это ж нехорошо: ты считаешь, что богат, поэтому и работать не надо, надо просто понять, как свои деньги с Газпрома получить. В результате свою энергию направляешь на вопросы.
Взять историю с Чайкой и его детьми: начали говорить, что дети госслужащих не должны заниматься бизнесом, иначе возникает конфликт интересов. Позвольте, какой конфликт? Это — их, это им принадлежит! Этому папе и его детям. Госсобственность по факту – это собственность тех, кто ею управляет. Именно они принимают решения: сколько тратить, на какие проекты направлять, сколько можно забрать себе и в какой форме. Это одна из важнейших функций и привилегий или обязанностей (как хотите) госаппарата.
Вообще герои и молодцы они. Подняли Россию с колен, обратно расширили госсектор, сформировали бюджет без частного бизнеса. Они добились поставленной цели. И в этом нет никакой издевки. Это констатация факта.
Нельзя отойти от властного стула
Только одна грандиозная проблема у них есть, проблема, которая возникает в любой феодальной системе. Это вопрос престолонаследия и передачи наследства. И тут – третья, самая главная, коллизия текущего момента.
У нашей правящей элиты многие вопросы не урегулированы. Нельзя отойти от властного стула. Только отойдешь — немедленно становишься очень уязвимым.
Я не зря говорю про феодальную систему. Да, именно феодальная система с монархическим управлением сложилась в России. В этом ничего страшного нет, но вслух об этом говорить нельзя, потому что не пустят обедать с Бараком Гусейновичем. И возникают вопросы у элит. Они ж не могут опубликовать ленный договор между администрацией президента и, например, герцогом Сахалинским. Такой договор заключается негласно, и когда герцог Сахалинский вдруг что-то делает неправильно, то его сажают без объяснения причин. Для этого придумали слово «коррупция».
Поэтому все они сидят на пороховой бочке и размышляют о важных вопросах: как легализовать и передать наследство. И как осуществлять престолонаследие в целом.
Российская империя погибла в очень большой степени из-за того, что Николай II допустил вопиющую безответственность, женившись по любви на женщине, больной гемофилией. В результате русскую царевну не брал замуж даже наследник румынского престола, а цесаревич был болен. Естественно, как им управлять Россией, когда у них всех со здоровьем полный крах? Вот и случилась беда с престолонаследием. Некого было назначать!
А сейчас вообще дело темное:как обеспечить передачу власти преемнику, чтобы немедленно не начался передел собственности с жуткими смертоубийствами.
Это реально ключевой технологический вопрос на сегодня. А не коррупция и административные барьеры.
Искать надо в реформах Наполеона
Вот мы постоянно ищем для себя пути выхода на примерах других стран. И не понимаем, что образцы надо искать не в сегодняшних Америке или Германии, а в Европе, в т.ч. во Франции, 1800-1830 годов. Именно этот опыт может помочь перейти от феодального общества к капиталистическому.
Великая французская революция началась в 1789 г., продолжилась буржуазными революциями 1830-1848г.г. Структурные аналогии надо искать не в сегодняшней Америке, а в реформах Наполеона. В экономических и земельных реформах, которые он проводил после завоевания ряда европейских стран, в его законодательной деятельности во Франции. Именно эти меры обеспечили переход от феодальной системы к другой экономической формации. Тут даже цифровая аналогия с Россией полная.
Но это вообще предмет научного обсуждения. А наука сегодня… посмотришь, что пишут или что рассказывают на конференциях про бизнес, и непонятно, то ли издеваются, то ли что...
Так что от ответов на эти четыре вопроса сейчас многое зависит: и как финансовая система устроена, и как власть устроена, и как сохранить социальную стабильность.
Мы обречены быть великой державой.
Не в том смысле, что мы должны всем миром править, а в том, что мы по территории очень большие, и естественно, представляем лакомый кусок и вызываем интерес. Поэтому мы вынуждены защищаться и проводить активную внешнюю политику. Отсидеться, как Люксембург или Швейцария, не получится.
Материал подготовили Ольга Селезнева, Сергей Дружинин / DK.RU