Урал — не самое лучшее место, чтоб открывать галерею современного искусства, поскольку рынка пока нет. Однако экс-руководитель Ural Vision Gallery запустила свой проект и собирается зарабатывать.
Марина Альвитр, четыре года проработав в Екатеринбурге директором частной галереи современного искусства Ural Vision, запустила свой проект — Alvitr Gallery. Стартовой площадкой она выбрала бывший Loshagin Loft — фотостудию известного фотографа Дмитрия Лошагина, который сейчас находится в колонии по обвинению в убийстве своей жены.
Марина считает, что прошлое надо оставлять в прошлом, и такое ценное пространство должно жить дальше. В интервью DK.RU она рассказывает, как можно зарабатывать на современном искусстве, какой художник может прийти к ней со своими работами и как проверить соискателя на адекватность.
Три месяца назад ты ушла из Ural Vision Gallery, директором которой работала четыре года. Почему?
— Наверно, сейчас наступил такой жизненный период: у меня есть силы, энергия, есть желание и возможности сделать то, что я хочу, и работать на саму себя. Это, на самом деле, очень крутые ощущения. Ты работаешь 24 часа, но при этом получаешь очень мощный фидбэк, потому что видишь, как то, что ты делаешь, начинает жить и развиваться, и это суперздорово!
Ты работаешь одна или у тебя есть наемные сотрудники?
— У меня нет сотрудников, но есть люди, которые мне помогают: консультанты, к которым я обращаюсь с вопросами и за это плачу, и волонтеры, которые мне просто помогают. Постепенно вокруг галереи начинает складываться команда.
Ты дала галерее свое имя. Понимаю, что это обычная практика, но все же это большая ответственность...
— Почему так сделала я? Потому что я напрямую говорю: то, что я показываю, — это на мой вкус, это мое представление о современном искусстве и я несу за это ответственность. В названии я не хотела делать какую-либо привязку к месту или брать нейтральное, но никому не понятное слово.
Мне просто интересно: когда люди — не важно, галерея это или что-то другое — дают своему проекту свое имя, просчитывают ли они, что у них может не получиться? Ты думала об этом?
— Я не очень понимаю, что значит «не получится». Взять любой бизнес — у него есть подъемы и спады, есть проекты удачные и неудачные, есть решения правильные и ошибочные. Но я для себя приняла решение, что в своей жизни буду заниматься искусством.
Но для тебя же это не хобби, а бизнес. Нужно же просчитать рынок. Виктор Лощенко (владелец Ural Vision Gallery, — прим. ред.) открыл галерею в Будапеште, потому что здесь нет рынка, здесь не продается современное искусство.
— Да, и поэтому я здесь не готова вкладываться в пространство. У меня в принципе другая концепция. В классическом понимании есть галерея, которая идет от пространства, где проходят выставки. Но галерея — это не пространство, в первую очередь, и я настаиваю на этой идее: это организация, задача которой — работа с художником, его продвижение, курирование, продажи.
Я стараюсь не быть локальной и инвестирую в выставочные проекты, коллаборацию с другими галереями в разных странах, электронные ресурсы (например, artsy.net — сайт, который охватывает галереи, галеристов, коллекционеров, любителей искусства со всего мира). Я сейчас опубликовала там работы Сергея Акрамова, стрит-художника из Екатеринбурга, и ко мне приходят запросы из Никарагуа, Парижа — разброс огромный. Рынок современного искусства не может быть локальным: нельзя работать с художником, который суперизвестен в Екатеринбурге, но о нем ничего не знают в Москве, например. Современное искусство — это определенное общее поле, и поэтому этот рынок достаточно стабильный: он не зависит от локальной экономики, от уровня продаж нефти и так далее.
У нас, кстати, есть представление, что у художника покупать дешевле, а галерист — это такой барыга. А на самом деле, у галереи есть функции продвижения и формирования лица художника, а галерист — это тот человек, у которого есть понимание функционирования рынка, и он дает покупателю определенные гарантии. Художник никаких гарантий дать не может: художник — это идея. Вместе с галеристом он делает концепт, и уже этот концепт продается.
Как ты выбирала место, чтоб запустить свой проект?
— Отчасти место выбрало меня само, потому что предложение пришло от площадки. Мне комфортно находиться сейчас в этом пространстве, оно достаточно камерное. С одной стороны, это может пугать, потому что оно достаточно закрытое, находится внутри дома, но, с другой, такая практика существует во всем мире. В Европе и Америке нет ничего страшного, если пространство галереи оказывается внутри дома. К примеру, в Нью-Йорке галерея может находиться на 10 этаже жилой высотки, и прежде чем прийти, туда надо звонить и записываться.
Тебя не смущала аура места?
— Я не понимаю, почему медиа так активно задаются вопросом этой прошлой истории. Зачем это постоянно муссировать и вспоминать? В Европе, например, есть отели XIII века: сколько людей там поумирало — да бог его знает. Давайте оставим прошлое в прошлом. Сейчас в этом пространстве я вижу людей, который готовы создавать концепт, хорошие креативные вещи, и я всеми силами за то, чтобы это поддержать. Просто закрыть избушку на клюшку — это вопрос такой, немножко архаический: взять и похоронить. Другое дело — попытаться сделать будущее, и это смелый поступок. Объективно у меня не было причин сказать, что я не могу повесить в этом лофте искусство: тут высокие потолки, нейтральные стены. И оттого, что тут висит искусство, как минимум никому не становится хуже. Люди потихоньку начинают возвращаться в это пространство, и мне это очень приятно, потому что, мне кажется, оно должно жить и развиваться.
А ты планируешь сделать вход по записи, он будет платный?
— На данном этапе развития я готова общаться с любым человеком, который хочет прийти в галерею. Записываться не обязательно, вход свободный. Я не делю людей на первый и второй сорт — любой человек для меня важен и интересен, просто потому что у него возникло желание прийти в галерею, посмотреть и задать вопрос, может быть, из разряда: «Что это такое?», «Почему на это нужно смотреть?», «Почему здесь именно эти художники?». Для меня важно слышать вопросы и на них отвечать, я хочу этого диалога с аудиторией.
Я так понимаю, тебе часто приходится отвечать на вопрос, почему это искусство в принципе?
— Сейчас этот вопрос стали задавать пореже, благодаря тому что в городе есть Ural Vision Gallery, появилась галерея в Ельцин-центре. Честно говоря, интерес к современному искусству в последнее время возрос, и для меня это логично. Есть инструменты, которые описывают современную эпоху: архитектура, дизайн, кинематограф, мода... И мне не очень понятно, почему люди, которые не хотят ездить в каретах, ходить в корсетах, а хотят пользоваться новыми технологиями, носить удобную модную одежду, почему-то считают, что искусство должно оставаться в рамках пейзажной живописи. Каждая эпоха оперирует определенным языком, и искусство всегда напрямую связано с той эпохой, в которой оно живет. Современное искусство — это процесс, и человек, живущий в современном мире, видит искусство как процесс. Когда мы смотрим на искусство XIX века, мы процесс не видим. Я ничего не имею против классики, но нужно понимать, что это не процесс, а результат, и внутри этого результата современный человек уже ничего не может сделать — это некая данность.
Работа Федора Телкова из серии «36 видов»
Тогда я задам свой вопрос: сейчас на выставке я вижу фотографии, которые (на мой субъективный, непрофессиональный взгляд) мало чем отличаются от моей френд-ленты в Инстаграме. Почему это искусство и как оно попало на выставку?
— По каким критериям куратор выбирает работы, кого он считает художником, а кого нет? Во-первых, сам человек должен о себе заявить, что он художник. Это вопрос позиционирования, это определенная ответственность и определенный посыл. Во-вторых, то, что человек просто делает хорошие снимки, еще не делает его художником, не делает фотографом, потому что должна быть определенная история осмысления (почему ты это делаешь, зачем?). Грубо говоря, за работами, которые висят здесь, есть концепт, есть отсылки к различным направлениям искусства, которые существовали до. Например, работы Федора Телкова — это переосмысление современным человеком Брейгеля. Тут же есть отсылки и к «Волшебной горе» Томаса Манна. И это не я придумываю сейчас как куратор, это то, что непосредственно пытается сказать художник.
Возвращаясь к вопросу о том, как куратор выбирает художника: куратор смотрит на его позицию, читает его портфолио, смотрит технику. Есть люди, которые могут делать хорошие кадры, просто потому что у них есть вкус, а есть люди, которые понимают композицию, знают ее правила, и дальше они могут либо их немножко нарушать, потому что это интересно, либо, наоборот, корректно и правильно композицию выстраивать, для того чтобы доставить нам эстетическое удовольствие. В произведении искусства нет случайных элементов. При этом современному художнику очень непросто: он постоянно изучает действительность, находится в поиске концепций, идей и, что очень важно, своего почерка. Если смотреть на фото в Инстаграме — почерком там и не пахнет, с почерком там проблемы.
Допустим, человек самоопределился: он художник. Что дальше? Кто к тебе может прийти?
— Если это художник молодой, для меня важно понять, какое у него образование, какая выставочная история, какие коллекции. По резюме я могу определить позицию этого художника и сказать, по какой цене целесообразно сейчас продавать его работы. Но прежде чем начать работать, с художником нужно пообщаться, понять, что у него в голове, какие у него представления о себе. Если художник ко мне приходит и говорит: «У меня нет выставок, но я стою 10 тыс. евро», — я не буду работать с ним, потому что это неадекватно.
Ставку ты делаешь на уральских художников?
— У меня есть Екатеринбург, Москва, Питер, Будапешт, Нью-Йорк. Возможно, начну работать с художниками, которые живут в Лондоне и Братиславе. Принцип у меня здесь тот же, что и в продвижении — отсутствие привязки к местности.
Были ли у тебя за три месяца работы Alvitr Gallery международные продажи?
— Да, были. И, в принципе, у меня продажи в основном не здесь.
Можешь описать свою аудиторию, своего покупателя?
— Это только кажется, что предметы искусства покупают люди с высоким достатком, у которых есть все. Но я бы назвала свою аудиторию людьми не столько богатыми, сколько неподдельно интересующимися искусством: это коллекционеры, это люди, которым нравится покупать идеи. Я предлагаю искусство по совершенно разным ценам: это может быть и картина за 20 тыс. евро, и фотография за 100-150 евро (что доступно кому угодно).
Я считаю, что лучше всего инвестировать в молодых художников с пониманием того, что и как они делают: обычно речь идет о небольших суммах, а доходность может быть супервысокой. Например, в конце 2015 г. я купила работу за 200 евро, а сейчас у меня готовы купить ее за 800 евро (то есть в четыре раза дороже).
Арт-группа «Злые». «Фига»
Как тебя восприняло профессиональное сообщество?
— На удивление, неплохо. Некоторые сразу вспомнили, как начинали сами. Словом, враждебности я не почувствовала.
Расскажи об инвестициях в свой стартап: сколько понадобилось на запуск Alvitr Gallery?
— Примерно 3-4 тыс евро. Не могу сказать, что уже все вернулось обратно, но я вижу, что деньги, которые я вложила, начали работать.
Есть ли у тебя потенциальные инвесторы, бизнес-план?
— Я не планирую искать инвесторов, но буду сотрудничать с различными площадками. Бизнес-план у меня есть, а главное, есть понимание того, что я буду делать в 2017 г. шаг за шагом.
Иллюстрации предоставлены Мариной Альвитр