«В первом классе я открыто демонстрировал сыну, что оценки — важно, а этого ни в коем случае нельзя было делать». Что предприниматели Екатеринбурга хотели бы изменить в школе и как учат своих детей.
Прежде чем выбрать достойные школы для своих детей, Павел Лебедев, собственник компании Koffer, и Станислав Смелов, собственник компании Microintech, обошли все учебные заведения города. Обошли с разными результатами, но вывод гиперответственные отцы сделали один: не школа определяет будущее детей, а исключительно семья, в которой это будущее однажды родилось.
Смелов: Как-то в одном фитнес-клубе города моя жена стала свидетелем разговора двух мальчишек 11-12 лет — учеников гимназии №9. Они спорили и хвастались друг перед другом, у кого репетиторов больше. В этом году наш старший ребенок должен пойти в школу, и я точно знаю, что вот в такую школу я дочь отдавать не буду. Более того, когда мы плотно начали изучать мировые методики школьного образования (вальдорфские школы, школы Френе, школы по Амонашвили и т. д.), а затем изучили все школы города, то не нашлось ни одной, куда бы я захотел отвести ребенка. В итоге мы выбрали методику вальдорфского образования, но так как в Екатеринбурге она не представлена, то решили, что надо делать школу самим как социальный проект, объединившись с родителями.
Лебедев: Я бы, конечно, не рубил так с плеча. Согласен, что «девятка» — это особая школа, и мы ее тоже не рассматривали для своих детей. Мы на самом деле рассматривали только общеобразовательные и гимназии в нашем районе. Например, гимназию №104. Я присутствовал на открытом уроке — обучении грамоте. В первом классе это штрихование медвежат, звездочек, домиков… На том уроке дети закрашивали медведя. Задание от учительницы — закрасьте любой пастой.
Один мальчик на свое несчастье взял зеленую ручку, за что на повышенных тонах получил упрек: «Где ты видел зеленого медведя?!» Мне этого было достаточно, чтобы решить — мой ребенок учиться здесь не будет.
Мы школу выбрали на эмоциях, на уровне энергетики. Познакомились с директором гимназии №47 и сразу решили, что эта школа нам подходит.
Смелов: Многие считают, что альтернативная школа — это эксперимент. Но если посмотреть на вопрос под другим углом, то не так все просто. Что однозначно является экспериментом — это семейное домашнее образование. Хотя здесь надо сразу разделить его сторонников на две группы. Первые официально переходят на домашнее образование, чтобы на самом деле учиться в частной школе по методике, которая их устраивает. Мы при создании вальдорфской школы в Екатеринбурге, скорее всего, пойдем именно этим путем.
Другой вариант семейного образования — действительно образование на дому. Я скажу честно: у меня к этому отношение скорее отрицательное, нежели положительное. В домашнем образовании нет системы.
У нас в городе есть сообщество «Открытая школа», которое под своей крышей дает возможность родителям объединяться и нанимать по отдельным предметам педагогов, но для меня это полумеры и тоже эксперимент. Плюс в варианте домашнего обучения сразу встает вопрос социализации ребенка. Хотя если посмотреть с другой стороны, то домашнее образование — хороший вариант для детей с какими то отклонениями либо, наоборот, для одаренных детей, например, в спорте. В «Открытой школе» учится мальчик, который серьезно занимается хоккеем. Парень постоянно на сборах, и вариант с обычной школой этой семье не подходит. Он как то где то учится, а потом приезжает и сдает тесты, чтобы перейти в следующий класс. И кстати, у этого мальчика явно нет проблем с социализацией.
Лебедев: Я честно скажу, что мало слышал про вальдорфскую школу, но, тем не менее, если уж вы завели разговор о социализации ребенка, то общеобразовательная школа сделает это лучше всего.
Смелов: Почему? Расскажу ситуацию: у нас дочка ходила поначалу в частный детский сад. Про этот садик мы знали всё. Единственный недостаток был в дороге — она занимала 40 минут. Потом нам дали путевку в муниципальный детский сад относительно рядом с домом, и мы решили попробовать. Через неделю дочь сказала, что больше туда не пойдет, потому что там очень странные дети — они не умеют петь и рисовать, не знают стихов, не играют друг с другом. В общем, мы выбрали новый частный детский сад и перешли в него. И, несмотря на небольшие группы, ребенок отлично социализировался.
Социализация — вообще тонкий и многогранный вопрос. Честно говоря, меня всегда удивляют разговоры людей о том, что ребенок еще в школе обязательно должен столкнуться с хулиганами, чмошниками и другими «прекрасными» представителями человечества. Мне в ответ всегда хочется спросить: «А у вас вокруг сейчас много чмошников, хулиганов?» Почему мы считаем, что ребенок, когда вырастет, не сможет произвести отсечку ненужных ему людей?
Лебедев: Отчасти соглашусь, но все-таки нужно осознавать, что ребенок не может существовать и расти в стеклянной банке.
Смелов: Про стеклянную банку никто и не говорит, но я убежден, что если ты сформирован как личность и здоров физически, то никакой хулиган и тем более чмошник не будет желать чего-то с тобой сделать. О какой социализации в школах мы говорим, если все они заточены не на выстраивание здоровых отношений «учитель — ученик» и «ученик — ученик», а исключительно на то, чтобы нафаршировать информацией, поставить оценку и отчитаться перед государством и родителями. Главная проблема выпускников школ — подростки не умеют думать, размышлять, они не способны самостоятельно принимать решения. В итоге получаются как раз те потребители и электорат, которые удобны государству.
У нас общество сейчас однозначно больное. Социальных инстутов больше нет. В таких условиях ответственность родителей усиливается многократно.
Лебедев: Вот как раз в этом я с вами на все 100 % согласен. Школа — это не камера хранения, куда можно сдать ребенка и забыть о его образовании и воспитании в принципе. Не нужно слишком сильно полагаться на школу. Чтобы ребенку было интересно читать книги, получать знания, он должен то же самое видеть в своих родителях. Ради своего ребенка я взял за правило после работы полчаса-час несколько раз в неделю садиться рядом с сыном на диван, чтобы читать: я — свою книгу, а Артем — свою. Это мой способ привить ребенку любовь к чтению.
Смелов: Да, роль родителей очень велика, но дети в школе находятся 4-5 часов в день, а в старших классах и того больше, и это время не проходит бесследно. Школа должна развить три аспекта в ребенке: чувства, мышление и волю. Что развивает традиционная система образования? Мышление по шаблону? Безынициативность, «моя хата с краю»? Зависимость от чужих оценок? В итоге в нашем обществе превалирует мышление и воля как средство выживания, а вот чувственность, восприятие прекрасного, желание понимать другого человека — школа это не воспитывает. Дай бог, если родители осознают это и работают над этим дополнительно: отдают ребенка в художественную или музыкальную школу, водят в театры и музеи.
Лебедев: Не стоит обобщать. К примеру, в нашей гимназии насыщенная культурная жизнь, в которой участие принимают не только дети, но и родители. Дети всегда вовлечены в какие-то театральные постановки. Что касается мышления, то это тоже есть. Мы с сыном с первого класса совместно готовим доклады, делаем исследовательские работы, выстраиваем их защиту перед большой аудиторией. Помню, как мы вместе с Артемом (он тогда учился в первом классе) проездили все выходные по городу, готовя тему про современное уличное искусство.
Смелов: Павел, у вас, видимо, нетипичная общеобразовательная школа. Я вас уверяю, что таких единицы. Как вообще строится образовательный процесс в школах: у каждого предметника своя программа, и эти предметы никак не взаимосвязаны. Такую систему много критикует Греф, и я его целиком поддерживаю: образование должно быть цельным. В идеале образование должно вестись по эпохам. К примеру, если на истории дают Древнюю Грецию, то по географии нужно проходить Грецию, по литературе читать Куна, а на творческих уроках из глины лепить амфоры. Вот в этом случае в голове ребенка тема Древней Греции уляжется идеально.
Лебедев: Про прикладное образование: во всех школах есть предмет МДО (междисциплинарное обучение). В рамках этого курса дети получают практические навыки по тем темам, которые прошли на основных предметах. Из последнего: дочка в первом классе проходила тему «Изменение». Так на МДО у них было задание придумать образы на эту тему и прорисовать их: была точка — и получилась земля, было семечко — стало дерево. Все это ребенок сам придумал и сам изобразил.
Смелов: Это позитивная информация, о которой я, честно говоря, не знал. А что вы думаете о системе оценок в школах? Хорошо это или плохо? Психологами уже доказано, что оценки убивают инициативу в ребенке. Это как наркотик. Когда ребенок маленький, он живет исходя из собственных пожеланий и хотелок. Начиная его оценивать, мы подсаживаем его на иглу оценивания. После этого все его поступки и движения будут обусловливаться получением хорошей отметки. Я помню свою дезориентацию, когда перестал получать оценки. Это было после вуза. Я вышел во взрослую жизнь, где уже нет зачеток, где нет четкого оценивания твоих действий по баллам. И я знаю, что такое состояние было у многих.
Лебедев: Ну подождите, система оценок существует и на работе. Если вы работаете наемным менеджером, то это система KPI, если вы собственник — то прибыльность бизнеса. Я сам учился в обычной школе, нас оценивали, но у меня не сформировалась потребность во внешней оценке. Убежден, что отношение ребенка к оценке формируют родители, а не школа. В первом классе я открыто демонстрировал сыну, что оценки — важно, а этого ни в коем случае нельзя было делать.
Я недавно задал вопрос своему сыну: «Артем, если ты получаешь двойку, то чего больше всего боишься?» Ответ меня отрезвил: «Вашей с мамой реакции». Я больше не критикую.
Смелов: Хочу, чтобы вы поняли: я не против оценок, но они должны вводиться в школах тогда, когда ребенок готов их воспринимать адекватно. В вальдорфской педагогике считается, что примерно к 14-15 годам формируется личность, которая способна мотивировать сама себя и знает, куда идти, невзирая на оценки со стороны окружающих и общества. Трех лет до института вполне хватает, чтобы ребенок подготовился к оцениванию своих результатов в вузе. Маленький ребенок не воспринимает оценочную мотивацию так, как взрослый человек. Он не делает глубоких выводов: оценка — это срез знаний, который показывает глубину моего понимания темы и т. д. Логика ребенка совсем иная: «Блин, мне поставили двойку, а я учил. Училка не права. Я больше не хочу к ней на урок».
Лебедев: На это я вам отвечу так: желание ребенка идти или не идти в школу напрямую зависит от тех людей, которые преподают в учебном заведении. Я вообще не хочу говорить об общеобразовательной школе как о системе. Да, есть прописанные единые регламенты сверху, но 90 % всего, что происходит в школе, зависит от тех, кто в ней работает.
Смелов: Может быть, вы и правы, вот только общеобразовательная школа — это рулетка. Попадешь к хорошему учителю — повезло. Скажу больше, подготовка современных педагогов — это двойная отрицательная селекция. Во-первых, в педагогический поступают те, кто не смог поступить никуда больше. Во-вторых, после окончания «педа» в школу идут работать те, кто не смог пристроиться никуда больше. Есть, конечно, шикарные исключения, но они действительно исключения. В итоге детей учат те, для кого работа — заработок на жизнь и не больше. В общеобразовательной школе учителей, которые будут вовлечены, которые захотят вникать в потенциал каждого ученика, развивать его, давать задания по способностям, — единицы.
Лебедев: Мне кажется, вы преувеличиваете.
Смелов: Павел, ну а откуда тогда такой спрос на репетиторов? Вообще, если говорить о сегодняшней гонке за репетиторами, то я считаю это преступлением по отношению к детям. Во-первых, потребность в репетиторе — это чистой воды недоработка учителя, который зачастую физически не способен донести знания до каждого, так как в классах по 30 человек. Во-вторых, репетиторы после полноценного учебного дня в школе — это обязательно скажется на здоровье ребенка, причем и психологическом, и физическом. Я недавно прочитал ужасную статистику: число абсолютно здоровых детей в нашей стране не превышает 12 %. Школьники 7-8 лет имеют в среднем два диагноза, 10-11 лет — три диагноза, 16-17 лет — четыре диагноза, а 20 % старшеклассников имеют в анамнезе пять и более функциональных нарушений и хронических заболеваний. А почему это происходит? На мой взгляд, все просто: огромная психологическая нагрузка в школе, где по 30 человек в классе (включая тех самых хулиганов и чмошников), интенсивная учебная программа, низкая физическая активность, репетиторы после школы и компьютерные игры с телевизором на десерт!
Лебедев: Мы пользовались услугами репетитора, но это было кратковременно, чтобы подтянуть конкретные темы по математике. Массово вводить репетиторов по большинству предметов на всякий случай — я тоже против этого подхода. Чрезмерная загрузка действительно сильно сказывается на здоровье детей. Но я опять же здесь вину не хочу перекладывать на школы, сами родители должны регулировать этот момент. Если школа сильно загружает, то нужно придумывать, как разгружать ребенка в свободное время. В любом случае здоровый эмоциональный и физический фон — это ответственность родителей. Я бы резюмировал так: нужно в школах не только учить детей, но и открывать курсы для родителей.
Родителями нужно учиться быть, нужно учиться правильно относиться к оценкам и результатам ребенка. Именно семья формирует картину мира ребенка, а не школа.
К тому же школа на самом деле сильно изменилась за последнее время. Она сейчас намного более открыта и свободна по отношению к детям, чем было в моем детстве, и это радует. Школа — это продолжение нашего общества, если говорить шире. И мы, слава богу, эволюционируем, я вижу изменения к лучшему. Опять из жизни: когда жена носила второго ребенка, то на последних сроках ей было тяжело ходить. Мы приезжали в IKЕА, чтобы обустроить уголок для малыша, брали инвалидную коляску. Люди отводили взгляд. На меня смотрели с сожалением: «Зачем ты с ней?», а на жену: «Ну зачем ты его мучаешь?» Было очень некомфортно. Но когда мы ждали третьего ребенка в 2011 году, взгляды людей уже кардинально изменились (мы были в том же магазине и опять брали коляску). Большинство смотрели открыто, честно, не боясь. Мы выздоравливаем.
Смелов: Не буду спорить с тем, что образование и воспитание не ограничивается забором вокруг стен школы. Мы — те, кто должен влиять не только на своих детей, но и, уж коли сегодня говорим об общеобразовательной системе, на нее тоже. Но знаете, чего больше всего хочу: чтобы мои дети к окончанию школы знали, куда им двигаться дальше. Ведь большинство из нас, окончив школу, не понимали этого. Тогда у нас было время на ошибки и их исправление, а у наших детей его будет гораздо меньше. Мир стал намного быстрее и специализированнее. Опять же Греф прав, говоря, что через 10-15 лет востребованы будут только две категории людей — узкие высококлассные специалисты, креативные и творческие личности, с одной стороны, и рабочие, готовые выгребать навоз руками, — с другой, а остальные — серая масса. Я очень хочу, чтобы мои дети оказались в первой категории, поэтому сегодня я выбираю альтернативу общеобразовательной школе.
Лебедев: Это ваше право, вот только я убежден, что к моменту поступления наших детей в вузы мы с вами окажемся в одной точке и примерно с равными результатами, потому что и вы, и я вникаем в эту тему, а значит, будущее детей определяет уже не школа, а мы сами.
Материал подготовила Ольга Раева. Истории предпринимателей Екатеринбурга — в сообществе «Бизнес и жизнь» на Facebook