Меню

«Есть разница — привести сына в офис или по­ехать в лес, который его отец вырастил»

Автор фото: Александр Ежъ Осипов. Иллюстрация: Бизнес и жизнь

«Поработал в офисе, свозил семью на море, машину поменял — нет внутри простора. Чистенько, уютненько, но тесно. Так однажды я оказался в лесу». Как Алексей Горгула совместил бизнес и крестьянство.

Пока другие обеспеченные родители планируют отпрыскам большой теннис, водителей и  гувернеров, Алексей Горгула мечтает привить сыновьям любовь к крестьянскому труду и стойкость к тяготам жизни. Только важно помнить: излишняя настойчивость часто приводит к противоположному результату.

Алексей Горгула, глава КФХ «Валуево», собственник компаний «ГАС», «БЕЛТ ГРУПП»

— Я вырос в шахтерском поселке и, конечно, не идеализирую прошлое: не забыл, как устаешь от тяжелой работы, от обязанностей, от преодоления бытовых неудобств. Во взрослой жизни часто видел, как родители, которые насильно пытаются при­охотить детей к деревенской жизни, к крестьянскому труду, получают противоположный результат: человек в детстве так напахался, что больше ничего этого не хочет.

Но сейчас, когда я сравниваю, кажется, что в городской жизни мечты мельчают. Поработал в офисе, свозил семью на море, машину поменял, покатался, на дачу съездил — нет внутри простора, гор, полей. Чистенько, уютненько, но тесно. Так однажды я снова оказался в лесу.

В юности я поддался общему настроению: молодежь мечтала поскорее из поселка уехать навсегда, закрепиться в городе. Как-то раз случайно приехал в Екатеринбург, смотрю — уютная общага, можно учиться в вузе, подрабатывать по вечерам. Тогдашние студенты мне все жалуются, как им туго и плохо жить в общаге, а у меня, год проспавшего в обрезках поролона в мебельном цехе, в котором я работал, просыпавшегося от звука открывавшихся заводских ворот, несколько другие критерии насчет «туго и плохо». Мне все очень нравилось после челябинской промзоны.

Переехал в Екатеринбург, поступил в лес­тех на инженера лесного хозяйства. С третьего курса пошел работать менеджером — продавать холодильное оборудование. Тема развивалась, продажи росли, я купил машину, обустроился, про лесничество мыслей больше не было. В 2010 г. я открыл собственную фирму и перетащил туда своих ребят с лестеха. Первые опыты были непростыми, но постепенно мы двигались, развивались.

После рождения второго сына я стал все чаще возвращаться в памяти к своему детству. Не к старшим классам, когда мечтал скорее уехать из поселка, а к более раннему возрасту, когда был мальчишкой. Когда утром просыпался от жужжания сепаратора, ел на завтрак домашнюю сметану из банки столовой ложкой. Пироги на столе с калиной, с черемухой. Открыл окно — там березовый лес, река и горы. Работа по хозяйству, работа в огороде. Ушел к реке за три километра, попил из ручья, насобирал ягод, нарвал душицы, отломил ветку, достал булавку из ворота рубашки, сделал крючок, наловил щеклеи, пескаря, взял на кухне банку соли, развесил улов вялиться. Казалось, это же так просто, это норма, так у всех, так будет всегда.

Я стал уставать от города, от суеты. Мы с товарищами решили завести домик, чтобы ездить туда отдыхать. Нашли участок. Кто-то должен домик охранять, значит, надо, чтобы там было что охранять, какая-то самоокупаемость. Купили паи на земли сельхозназначения — пять участков, сорок гектаров. Там раньше была сов­хозная дойка — на эти земли летом выгоняли скотину, но потом все заросло лесом. Начали разрабатывать землю.

Да, я понимаю, можно было вложить это все в основное предприятие, чтобы перейти более полно от дистрибуции к производству, можно было купить недвижимость в Сочи и ездить загорать. А в этот лес еще вкладывать, вкладывать и вкладывать, и нет никаких гарантий.

Мне хотелось бы попробовать уехать с семьей в сельскую местность, дать им понять, что такое физический труд, его ценность. Единственный нерешенный пока вопрос у меня — школьное образование детей, так как в деревне бывает, что и учителей толком нет. Жену, кстати, тоже еще надо убедить. Причем не так, чтобы: «А-а-а, как классно в лесу, слушай, там такие сосны!» Надо обустроить все так, чтобы она приехала — и ей было там удобно. Женщине хоть как рассказывай, а ей все равно надо сначала попробовать и понять, понравится или нет. Если понравится, она возьмется за дело сама и все под себя обустроит лучшим образом, но первый шаг должен быть неслучайным.

Хочу дать детям пример практики, опыта. В городе ты утром уехал — ночью приехал. А в своем доме, когда работаешь по хозяйству, которое связано с основным доходом, ребята большую часть времени при тебе, и ты успеешь больше им объяснить про жизнь, чем когда мотаешься между домом и офисом. То же пчеловодство — дети едят мед, который отец сам собрал. Надо привлекать, не заставляя, дать почувствовать потребность, нужду, дать возможность с ней справиться.

В моем детстве не было скуки. У меня всегда были идея, занятие. Штабик на дереве надо сколотить, например. Пока найдешь нужное дерево, материалы, освоишь технологию, сколотишь… Сел, посидел — вот и лето прошло. Круто, думаешь, на следующее лето буду землянку рыть.

Хочется, если честно, очень хочется все силы бросить в крестьянско-фермерское хозяйство, был бы один — рискнул бы. Но поскольку речь о семье, то, пока не буду точно знать, что прокормлю их, не пойду на риск. Порой тяжело справляться и там и тут, но руки не опускаются. Я сделал как хотел. Пашем на два фронта по полной программе и не жалуемся. По холодильному оборудованию и питомнику сезонность совпадает, а вот по ремням, моему третьему бизнесу, — пока нет, но все успеваю. Четыре дня в городе, три — в лесу. Причем не так, что баня-пиво-шашлыки, а встал утром и дотемна вкалываешь, не поднимая головы, к вечеру порой и на баню сил нет. Природа ждать не будет, все надо делать вовремя.

А пчелы еще эти! Как они у нас выжили, я сам не знаю. Познакомились с дедом одним, он говорит: «Ребята, заберите у меня ульи, я старый, мне тяжело ими заниматься». Купил у деда двенадцать ульев. Привез. Где зимовать? Все нормальные-то люди пчел весной покупают. Закопали ульи в снег, закрыли щитами. Весной достали, обнаружили, что погибло всего две семьи, десять выжили, вот с ними мы и стали работать.

Посадили триста кедров, баню поставили, пруд сделали, столярку, обшанник для зимнего хранения. Пчеловода хорошего нашел себе не сразу. Первый попался знающий, обученный, но работать руками не любил. Второй пришел, наоборот, рукастый, работящий, но с пчелами, честно говоря, плохо поначалу разбирался.

Вроде сработались, я позвал парня в долю, но он ушел, не захотел рисковать — предпочел оклад и стабильность. Опять я всем занялся сам.

Может, я много требую? Мне всего-то надо, чтобы человек любил дело, которым занимается, и занимался им не из-под палки. В итоге я поискал, почитал, сделал все сам, как мне надо.

Собрали первый мед. Весь продали — до последней банки, еще и заказы оставили. Потом друг звонит, дает обратную связь: «Спрашивают, что ты в мед добавляешь для вкуса?» Я смеюсь: «Каплю пота пчеловода». В хороший год с одной семьи можно брать до фляги меда — 50-80 килограммов. Но все зависит от погоды, где идет взяток, от силы пчелосемей. Можно вывозить пчел на разные поля — на гречиху, клевер белый, донник. Но сельское хозяйство у нас не позволяет такой роскоши.

Мне иногда говорят: «О, ты решил социально ответственно подойти к вопросу бизнеса, производство резины и холодильное оборудование планете наносит вред, а ты его питомником компенсируешь, выравниваешь баланс?» Не думал я о таком. Надо выжить в этом мире, вот и весь баланс. Наверное, если бы я был крупным производителем, то пустил бы часть прибыли на экопроект, как это делают некоторые целлюлозные комбинаты — организуют свой питомник, балансируют. Тут взяли — тут вернули. Но мы люди простые, поэтому мне элементарно хочется успеть и тут и там.

Я радуюсь, что люди у меня могут работать и хоть маленько зарабатывать. Зарплаты в деревне по 5-10 тысяч. Каждый день приходят люди: возьмите на работу. Я не занимаюсь благотворительностью, беру только тех, кто действительно необходим, хоть и трудно отказывать. Это обычные люди, которые работали в совхозах, колхозах, на своем хозяйстве, вырастили детей, отправили их в город, все сельское хозяйство теперь держится только на них.

Все, как и я когда-то, уехали в город, трактористов, доярок нет — фермеры на автобусах собирают доярок с разных деревень. Вот я купил бульдозер Т-170, найдите мне на него бульдозериста в сельской местности, чтобы молодой — от 18 до 30 лет. У меня есть Роман, у него рука — как две моих, он этот бульдозер легко вручную собирает и разбирает, весь по плечи в соляре и масле, где еще найдешь такого человека?

Я за прошедшее время повидал людей, поработал с разными — и деревенскими, и городскими — и заметил, что начал по-другому относиться к тем, кто окружал меня раньше, в поселке. В институте уже была видна разница между ребятами из провинции, понимающими ценность жизни и труда с детства, и городскими, из которых это могли понять единицы. Мы все тогда, конечно, бузили и хулиганили, но не все могли вовремя остановиться, включить голову, решить проблему. Сейчас я понимаю точно: городские дети менее приспособлены к жизни, чем их сверстники из поселков и деревень. Есть разница и в физическом развитии между детьми, проводящими большую часть времени в уютных квартирах за монитором компьютера, и детьми, занимающимися делами по хозяйству в своем доме. В деревне вырастают люди более терпеливые и стойкие к тяготам жизни.

Я стал ценить людей, которым 40, 50, 60 лет. Это другой менталитет, они не боятся работы, в экстренной ситуации соображают и действуют.

У них есть очень важная вещь — позитивный опыт прошлого: все эти советские кол­хозы, стройотряды. У них есть опыт создания чего-то настоящего с нуля, они уже приходили на пустое место с рюкзаками и построили то, что стояло много лет и работало.

А сейчас едешь по старой деревне — все заброшено, все разрушено, никого… Вдруг видишь: остались от прошлых времен пустой элеватор, коровники. Все заросшее, разбитое. Жалко, могло бы работать в полную силу и людей тянуть. Я как-то решил получить помощь государства — есть в Минсельхозе программа для начинающих фермеров. Посмотрел — вроде подхожу по всем параметрам. Стал заполнять, а там балльная система. Если у тебя одна единица техники — 1 балл, три единицы — 2 балла, пять и более единиц — 3 балла и так далее. Усмехнулся, но заполнил. Читаю дальше: «Глава КФХ не должен быть учредителем других организаций», и для ИП срок давности должен быть три года… Внимание, вопрос: если я никогда не был директором, не держал свой бизнес, три года не был ИП, откуда я взял деньги на все это — на трактор, землю, маточное поголовье? Я это все украсть должен или на зарплату купить?! В общем, пока с господдержкой вопрос не решен.

Я обратил внимание: стало очень мало вокруг тех, кто думает о том, как бы после себя что-то оставить. А из тех, кто об этом думает, только единицы тех, кто при этом что-то делает сам.

Ах, кричат, вот арендаторы рубят лес, леса совсем не осталось! Было бы замечательно, если б можно было, как в Швеции, семейный лес — на сто, двести лет в частные руки. Тогда бы люди бережно подходили к вырубке, думали бы о детях и внуках. Прорубили дорогу, усы — магистраль волока… И ушли на 5-6 лет. Пришли потом, вырубили наиболее крупные деревья — и опять на пять лет перерыв.

Мне кажется, есть разница — привести сына в офис и вручить ему клиентскую базу или по­ехать в лес, который его отец вырастил. Пусть не в двухсотлетний, но в такой, где уже понятно, что это крепко и надолго. Лет мне немного, я должен все успеть.

Архив журнала «Бизнес и жизнь», август 2018 г.