Разрушенные судьбы, промотанные состояния, громкое следствие — начало золотодобычи в окрестностях Екатеринбурга было не менее богатым на события, чем на Аляске или в Калифорнии.
Золотой дуплет
Первое золото в окрестностях Екатеринбурга практически одновременно нашли сразу в двух местах. В мае 1745 г. в екатеринбургскую горную канцелярию донесли волнующую новость: в шести верстах к северо-востоку от Екатеринбурга близ деревни Шарташ крестьянин Ерофей Марков (Марков, к слову, — это не фамилия, а отчество: Марков сын) нашел кусочки горного хрусталя (стекловидного кварца) с золотыми вкраплениями и отдельные золотые крупинки. Находку оценил ссыльный московский серебряник Семен Дорогов и постановил: золото. Очевидно, шарташский охотник за камушками нашел первую уральскую золотую россыпь. Но горное начальство, нацеленное на рудную разработку, проигнорировало бесценную почву и положило все силы на поиски жилы. И это им удалось — правда, только через два года. С 1747-го началась разработка рудника, который сначала назвали Шарташским, затем просто «№1», Пышминским, а в более поздних документах — Первоначальным.
«Ерофей за свое открытие награду получил, ему дали статус рудознатца. Это не просто красивое слово: его освободили от подушной подати, выдали документы и дали свободу передвижения. Он прожил довольно длинную жизнь — умер в 69 лет. А вот судьба Пигалева была куда менее завидная: ни он сам, ни его семья ничего не получили, а скончался он через несколько месяцев после своего открытия. Правда, за давностью лет непонятно: то ли «затер» его норвежский штейгер, то ли золото обнаружили не в тех образцах, что принес ему Пигалев. Но, как бы то ни было, известности Ерофея Маркова он не получил», — рассказывает ученый секретарь научно-информационного центра Музея истории Екатеринбурга Николай Корепанов.
«Плотина уктусского завода — вообще самое раннее рукотворное сооружение на территории современного Екатеринбурга, а сам Уктусский завод — один из первых заводов Урала и первый же золотопромывальный завод в России. В принципе, это место могло бы стать интересным туристическим объектом», — рассказывает Николай Корепанов.
Волшебные россыпи
В 1757 г. запустили второй золотопромывальный завод — Березовский — и учредили Екатеринбургскую горную экспедицию золотых производств — ведомство, которое курировало золотодобычу на Урале. Теперь ежегодно в казну сдавали не по нескольку фунтов, как все предыдущие десятилетия, а по пуду и больше.
«Я долгое время думал, что эта отрасль в те годы была убыточной, потом посчитал — к 1763 году здесь работали уже четыре завода — Уктусский, Березовский, Пышминский и Становский, и, когда начальником Горной экспедиции стал Никита Бахарев, учитель Ивана Ползунова, добыча поднялась до 4-5 пудов. А позже, уже в 80-е, в казну сдавали до 10 пудов в год — это сравнимо с доходом от хорошо налаженной добычи цветмета. Это никак нельзя назвать работой в убыток, но, тем не менее, шахтная разработка по-прежнему не передавалась в частные руки, а ее доходность нельзя было сравнить с разработкой россыпного золота. Но и до открытия россыпей, и до частной разработки оставалось еще несколько десятилетий», — рассказывает Николай Корепанов.
Видимо, именно выросшая доходность трудозатратной шахтной добычи отодвигала открытие россыпей. Первый шаг к их поискам сделал один из начальников горной экспедиции Андрей Немой — военный инженер во время Семилетней войны, позже работавший над дорогами для Царскосельского Эрмитажа.
Он начал промывать отвалы и неминуемо должен был рано или поздно наткнуться на золотоносные почвы, окружавшие рудники. Но пока он искал эльдорадо, лежащее под ногами, объем шахтной добычи снизился, любознательного Немого с позором сняли с должности и назначили уральца, который снова восстановил объемы рудной добычи и не покушался на исследование неопознанного.
Считается, что открытие россыпей — исключительная заслуга штейгера Льва Брусницына. Причем, о его открытии 1814-го г. впервые стало известно из его собственной статьи в «Горном журнале» в конце 1820-х.
«Я беру из речки на пробу песку — и что же, какое счастье: во время накладки еще песку нахожу сам кусок золота в 8 1/2 золотника; промыв же взятый песок, одну тачку в 3 пуда, получаю золота 2 золотника. Вот была радостная для меня находка; это было все равно что блуждающему в море и теряющему уже надежду вдруг попасть на берег. … 70 лет почти добывалось на Урале жильное рудное золото и все были закрыты песчаные розсыпи; за 40 лет до открытия доводилось проходить штольну местами по самой свите розсыпей, раскрытой мною, и встречать самый богатый пласт песков. Вот как было и вот что произошло от двух крупинок золота», — писал о своей находке Брусницын.
Но кому бы ни принадлежала пальма первенства, открытие золотоносных почв явилось прорывом. Добыча одного золотника рудного золота обходилось в 10 руб., а добыча золотника россыпного золота — вчетверо дешевле. В 1814-1823 гг. коренного золота ежегодно добывали 14-18 пудов, а добыча россыпного к концу этого периода возросла до 105 пудов в год.
Как разориться на золоте
Попытки наладить государственно-частное партнерство до начала XIX века заканчивались неудачами. Обедневший Шилово-Исетский рудник еще в 70-е годы XVIII отдали на растерзание купечеству. Но золота там они не нашли — не хватило технологий. Еще поучительнее выглядит история шарташского старообрядца Льва Кузнецова. Бывший серебряник, он вышел из крепостных, стал купцом второй гильдии и занимался мясным торгом — пригонял из Казахстана скот, обеспечивал мясом местные заводы и держал в Екатеринбурге несколько мясных лавок. В конце 1790-х он добился разрешения на разработку месторождения, хотя официально золотодобыча все еще оставалась казенной отраслью, все продал и вложил деньги в разработку собственной шахты в районе Березовских промыслов. За пять лет первый уральский золотопромышленник разорился и вернулся к ремеслу своей юности — снова стал серебряником, так и не добившись сумасшедших прибылей, которые сулили золотые прииски.
Десять лет спустя, в апреле 1823 г., вышел указ императора России: «По случаю открытых в Уральском хребте в значительном количестве золотосодержащих песков учреждается рескриптом под председательством сенатора Соймонова временная в Екатеринбурге Горная комиссия для рассмотрения на месте сих признаков государственного богатства...». В указе давалась рекомендация «определять награды за открытия партиями новых рудников не по числу добываемого золота, но по усмотрению начальства каждому работнику, в том участвовавшему, от 25 до 100 рублей, штейгерам против сего вдвое или втрое, а офицерам по особому усмотрению». К этому времени по Уралу действовало около 200 приисков россыпного золота.
А в декабре 1825 г. Российскую империю потрясли два известия: восстание на Сенатской площади в Петербурге и учреждение Сенатской комиссии о розыскании похищения золота с промыслов Урала. Причем, как уверяет Николай Корепанов, вторая новость вызвала в тот момент едва ли не больший резонанс, чем попытка государственного переворота. И было почему: золото похищали с золотопромывальных заводов в огромном количестве. Наряду с намытым частным образом драгметаллом оно уходило через масштабную сеть перекупщиков в Бухару и Москву. Фунт золота отдавали перекупщикам за 700-1000 руб.
«Золотые самородки и песок на гостином дворе можно было купить практически в открытую, золотые крестик или цепочку или вызолоченную деревянную чашку можно было найти практически в любом доме, кое-кто даже наводил справки насчет станка для печати монеты в расчете на незаконную криминальную чеканку», — рассказывает Николай Корепанов.
В материалах следственной комиссии, которую сначала возглавил Павел Кутайсов, а затем — статский советник Дмитрий Пасенко, подробно расписываются различные варианты хищений золота с промыслов.