Меню

Максим Нелюбин: Клеймо неудачника немножко мешает

Эту историю Максим Нелюбин пообещал рассказать сразу, как закончится очередной суд. Восемь месяцев – строго в назначенный судом день – мы звонили Максиму и получали один ответ: «Рассмотрение дела

Эту историю Максим Нелюбин пообещал рассказать сразу, как закончится очередной суд. Восемь месяцев – строго в назначенный судом день – мы звонили Максиму и получали один ответ: «Рассмотрение дела снова перенесли». Наконец экс-пивной король города, хлопнув дверью в зале заседаний, описал мытарства последних трех лет.

 

Я  – даю честное слово – если бы судебные приставы так орудовали в интересах моего бизнеса – был бы счастлив. Но почему-то именно во всех делах, связанных с малым и средним бизнесом, приставы всегда действуют спустя рукава. А в интересах тех корпораций, которые могут их просто «по­просить», они стараются вовсю. Объяснение на поверхности – мы же все знаем, какой банк одобрен для кредитования, например, судей, приставов, чиновников. Они являются, если говорить на юридическом языке, взаимозависимыми лицами – ничего экстраординарного для нашей страны.
 
Мы все прошли. И запугивания, и обещания всех-всех-всех с ног до головы вырезать, и уговоры. Это читалось, это прогнозировалось, и от этого никуда не уйти. Да, было тяжело. Да, было страшно. Но знаете, спуск горнолыжникам иногда доставляет такое же удовольст­вие, как некоторым подъем, так вот: это мой спуск. Сейчас у меня много опыта, которого я бы никогда не получил, сложись все по-другому. Сейчас я знаю, где то место, под которое нужно подстелить соломку.
 
В 2008‑м кризис многих серьезно ударил – но никакого банковского кризиса, о котором нам всем объявили, не было и в помине, случился как раз кризис компаний, которые кредитуются в банках. Банки, для того чтобы выжить, умудрились загнать весь бизнес в такие рамки, что просто поубивали половину. Тому есть несколько причин, но что высаживает больше всего, так это то, что банкам важно было не просто вернуть свои деньги, которые они мне дали, а формально отчитаться в том, что они накрутили миллион виртуальных процентов за просрочку. Живые, реальные деньги не интересовали никого.
 
Да, я плохой, я не могу выполнить свои обязательства, и банки мне, конечно, не обязаны помогать – но они же абсолютно ничего не делают, кроме того что говорят: «Ну и классно, мы тебе сейчас два года будем начислять сверхпроценты, мы тебе два года будем рисовать штрафные санкции». Эти пени достигают 300 процентов годовых, и они, радостные, все эти начисленные проценты указывают в своем балансе. Понятно, что банки никогда эти деньги не получат, но зато же в конце года в финансовом отчете будет показано, что банк-то молодец, он заработал 300 процентов годовых. Ура банку! Показатели примерные! Он на плаву даже в условиях кризиса. И никто почему-то не думает, что все эти проценты – виртуальные, а значит, липовые.
 
У меня есть версия, почему банки, которым сам бог велел в условиях кризиса заниматься поддержкой малого и среднего бизнеса и развитием российской экономики (государственные банки, прежде всего те, кто являются представителями Центробанка), заняли именно такую примитивную позицию. В трудные времена люди договариваются друг с другом, как пережить сегодняшний день, а у них, видимо, была стратегия переживать его без контрагентов – то есть бизнесменов.
 
Помните, был ШОС? Ясно же, что перед ШОСом были выброшены огромные деньги на подготовку – понятно же, что эти деньги ниоткуда не появились, в бюджете они заложены не были, их необходимо было находить из дополнительных источников, достаточно понятными и узаконенными способами обдирая бизнесменов.
 
К нам в 2008‑м пришла налоговая проверка, за 4 дня своей кропотливой работы выписала нам штрафов на 20 миллионов и за неделю до очередного срока погашения кредита заблокировала все счета. Те деньги, которыми мы планировали гасить кредит, вмиг стали недоступны. Сейчас, наверное, бесполезно оправдываться и говорить, что мы оспорили результаты проверки в суде, выиграли дело и вернули свои миллионы, но – пока суд да дело – деньги нам налоговики отдали только через восемь месяцев, это установленный законом срок. Но это и более чем достаточный срок, чтобы раз и навсегда испортить себе кредитную историю.
 
В банке у нас был довольно большой залог в виде недвижимости, но в 2008‑м рынок недвижимости рухнул, объекты, которые у нас были в залоге, по оценкам банков стали стоить в два раза меньше… Но даже в такой ситуации и несмотря на то что у нас была довольно серьезная сумма кредитования, мы смогли договориться со всеми коммерческими банками о реструктуризации долга. Единственный банк, который не стал поддерживать бизнес, – Сбер. Хотя в этом государственном банке у нас кредит составлял лишь пять процентов от общего лимита кредитования во всех других банках, вместе взятых.
 
Я пришел к управляющему банком и предложил, на мой взгляд, разумную схему. Мы готовы были погасить половину долга вовремя и вторую половину в течение недели, следующей после контрольной даты, тем самым полностью закрыв кредит. Нам это решение было важно как воздух, потому что мы не можем реструктурировать долг в других банках, вообще не можем продолжать работу ни с кем, если есть хоть один судебный иск – любой. С тобой связываются, только если понимают, что ты нормальный человек, ты на плаву. Удивительно, но мы-таки договорились со Сбербанком об отсрочке в семь дней.
 
Ровно через три дня к нам нагрянули судебные приставы и ОМОН, показали предписание суда, устроили свое маски-шоу, положили всех под автоматы… Нет, это не 90‑е – сейчас дей­ствительно судебные приставы имеют право так действовать, но почему-то, когда я пытался взыскивать через эту же судебную систему что-либо у своих дебиторов, ни такой скорости, ни такой прыти не увидел. Из 15 миллионов, которые мне должны, за 13 лет они взыскали 300 тысяч.
 
Одно дело – этой системой пользуется банк, другое дело – бизнесмен. Я, как законопо­слушный бизнесмен, которому не отдают долг, обращаюсь в суд через 2 месяца после просрочки, 2 месяца идет суд (в лучшем случае), потом решение суда вступает в силу еще в течение месяца, затем я получаю на руки решение суда и исполнительный лист, отношу документы к судебному приставу, и судебный пристав начинает взыскивать. Сбербанк это умудрился сделать в течение двух дней. Нет, конечно, они не прошли процедуру, которая называется «судебное решение», они просто обратились к судье, судья вынесла решение о том, что срочно нужно арестовать и блокировать все. А потом судебные приставы все, что есть на складах, считали в течение одного месяца, а компания просто тупо была парализована – копила санк­ции и как могла успокаивала поставщиков, продукции которых месяц не было на рынке. Пока приставы активно трудились на складах, мы сами подали в суд. Суд установил, что вся эта операция Сбера была проведена с чудовищными нарушениями, снял арест с имущества, но к тому времени банк уже умудрился подготовить «правильные» документы.
 
Я не говорю, что это заговор против бизнесменов, я говорю о том, что на самом деле слова о необходимости поддержки малого и среднего бизнеса – просто слова. Хотя, если мы обратимся в любой из ныне существующих банков и спросим, есть ли у них система поддержки «малого и среднего» бизнесмена, кричать будут хором: «Есть! У нас есть специальные кредиты, у нас есть специальные отделы». Но когда мы приходим эти кредиты брать, выясняется, что пресловутый малый бизнес может кредитоваться под очень грабительский и очень неинтересный процент. Что такое развитие малого бизнеса, в чем сама суть? Вот человек задумал дело, начинает развиваться – у него сначала все плохо, он уходит в убыток, потом пытается из «немножко» сделать чуть больше, потом он подрастает, у него зафиксирована стабильная прибыль, он постепенно становится толстым, жирным, зарабатывает много и может уже платить нормальные деньги и работникам, и налоговой, и банкам. Но у нас происходит все с точностью до наоборот: малый бизнес вначале должен платить очень большие деньги за кредит банкам, страховки рисков и за проверки органов. И только в том случае, если ты прошел вот этот огонь и воду, – ты хороший, ты не умер, поэтому сделаем тебе кредит дешевле. Это вовсе не поддержка, давайте называть вещи своими именами, – это проверка малого и среднего бизнеса на прочность, на выживаемость, на вшивость. Конечно, своя логика в этом есть, потому что сейчас куда ни плюнь каждый себя считает бизнесменом. Но все равно это не поддержка.
 
Как только ты начинаешь задумываться о людях, о смысле жизни, о своем месте в мире и спрашивать себя: «А зачем ты здесь и как поступать правильно?», пытаешься каким-то людям помочь, с кем-то по‑хорошему договориться – ты сразу становишься уязвимым. Потому что твои договоренности с кредитными учреждениями, да и с любыми другими, сразу превращаются в бремя, обязательства, ответственность перед партнерами, и ты уже не можешь все закрыть, все бросить, оставить компанию. А если бизнес серый и владелец непубличный, нигде не ходит, не светится – все по-другому: завтра переехали из одного офиса в соседний, назвались по-иному – и ничего не потерялось, ничего не изменилось, можно с чистого листа начать и спокойно жить.
 
Банк же сам раскрутил всю эту махину приставов – а они теперь должны постоянно чем-то питаться. Они приходят в компанию, устраивают там разнос, машут автоматами и бумажками, а выхода-то с этого чуть: 3 компьютера забрали – продали. У нас арестовали товар, включили процедуру банкротства, и государство начало управлять компанией – и вот через два года этот государев человек берется реализовывать мой арестованный товар. Он прекрасно знает все регламенты и ими руководствуется. Молодец. Срок хранения пива-вина – от полугода до года, понятно, что продавать его уже нельзя. Это с нефтью, наверное, за два года ничего не случится, а пиво и продукты питания можно выбрасывать, что они и сделали – ни себе, ни людям. Во всех наших законодательствах отсутствует напрочь практика здравого смысла.
 
Если судья принимает решения исходя не только из каких-то параграфов, а из здравого смысла, жить же становится правда проще, если вдруг мы начнем поощрять судей, чиновников, милицию за то, что они действуют в рамках здравого смысла, мы гораздо больше обретем, чем потеряем. Все на это мое предложение говорят: «Блин, это увеличение коррупции». Так куда уже дальше увеличивать-то? Мы проходим последний предел в коррупции, дальше – взрыв. И когда ты нормальному человеку – гаишнику – говоришь: «Ты же видел – бабка выскочила, я ее объезжал по встречке, иначе б зашиб», – «Да, она выскочила, я все видел, едь дальше, спасибо», – это же правильно и хорошо, в этом есть смысл. Но у них один ответ: «Я ничего не знаю, ты нарушил». Ты еще пытаешься по привычке рубиться: «Я заехал туда, чтобы ей в лоб не бить», а гаишник – одно свое: «Нет, ты обязан был ехать прямо». И здравого смысла здесь нет.
 
Любому человеку так проще – он однажды превращается в машину и навсегда выучивает, как жить и как вести себя. И если любого управляющего банком спросят: «Зачем вы ботик-то потопили?» – он привычным движением достанет инструкцию. Проще ведь. И будет прав, прав абсолютно, он же не преступил никаких законов, распоряжений. Любой прохожий на улице понимает, что он натворил, что он действовал во вред – всем: мне, тысяче человек, работавших в компании, их детям…
 
Каждый из нас обладает тем самым здравым смыслом, мы его включаем дома, включаем на даче, когда копаем огород, потому что он объективно существует и им полезно пользоваться, но мы не включаем его на работе, потому что пытаемся думать, что кто-то, большой и великий, смысла в голове которого много, уже взял и придумал нам инструкции, как вести себя в каждой конкретной ситуации. Поэтому мы тупо идем вот туда, не включая свет в башке, и делаем то, что скажут. Я же маленький человек, думаем мы, но есть начальник, который не дай бог спросит, почему это я сделал не так, как написано в бумажке. Не знаю, сможет ли человек, включивший здравый смысл, объяснить своему начальнику, почему он действовал таким образом, а не по инструкции, доказать, что он за это не получил денег. Не уверен.
 
У нас коррупция, она смешная абсолютно: мы платим деньги людям за то, чтобы они выполняли те обязанности и делали ту работу, за которую им уже платят зарплату. Мы платим чиновнику деньги, чтобы он побыстрее нам оформил землю, «одобрительные» документы на которую уже подписаны, хотя побыстрее выделить землю – это же в интересах государства и чиновника: государство и чиновник обязаны побыстрее свою работу сделать – они же начинают получать уже аренду или, если на этой земле появился торговый центр, налоги. Это в интересах развития экономики, наконец. Но мы никогда не потребуем в ближайшее время ни от какого чиновника никаких здравых действий. Мы должны прийти с кучей бумажек, которые – это любой юрист вам скажет – однозначно противоречат друг другу, что-то доказывать, объяснять, ждать, платить. Только так. А кричать чиновнику: «Ты что, дурак? Голова-то на плечах есть?» – ну вот такая аргументация пока неприемлема у нас.
 
Тот, кто бизнесменом стал не вчера, уже прошел огромное количество кризисов: много компаний разрушилось, многие обанкротились, но остались топ‑менеджеры, реальные люди, которые на многое способны, на плечах которых можно вынести эту экономику. Но они ушли все в тень или уехали, потому что закон и с ними сыграл злую шутку. Всё, понятно, было банкротство компании: человек отработал, оправдался, разорился – в общем, наказан. Он ведь может теперь свою жизнь начать с нуля: яблоко помыл – продал, два помыл – продал. Но все знают, что топ‑менеджеры всегда обязаны поручаться по обязательствам компании (сложившаяся практика), и при банкротстве все бремя обрушивается на него лично, и, так как у нас отсутствует система банкротства физиче­ских лиц, любая заработанная копейка пойдет в погашение задолженности за компанию, которой уже давно не существует. Закон в России не предусматривает второго шанса. Все бизнесмены знают, что закон о банкротстве физических лиц нужен, он поможет возвратить в реальный сектор тысячи ранее успешных и профессиональных менеджеров. Но нет – на банкрота тяжким грузом на всю оставшуюся жизнь ляжет ответственность за то, что он однажды натворил.
 
Мысль «к черту бросить все и каким-нибудь другим способом на хлеб зарабатывать» оформилась во вполне понятные вещи. Я займусь новым делом с нуля, но клеймо лузера – оно немножко мешает. У нас вообще все любят успешных людей, молодцов, безгрешных. А неудачников и банкротов сторонятся, даже не то чтобы не запачкаться, а лишь бы не заразиться. Не встречал пока людей, которые бы чурались меня или общения со мной, я пока не персона нон грата – потому что никто не знает: действительно ли владелец того или иного бизнеса обанкротился, или эти сотни миллионов/миллиардов рублей где-то у него осели, а он на самом деле очень богатый человек, просто здесь прикидывается нищим. Никто ж не знает наверняка – так что все предпочитают дальновидно не портить отношения. И при этом изгнания из бизнес-общества как такового не происходит, это миф. У меня слегка изменился даже не круг общения, а объем мест, где я бываю: ну, наверно, было бы некрасиво и незачем появляться в шикарных отелях, на приемах и презентациях, куда приглашены и управляющие банком, которым ты должен кучу денег, потому что тогда ты всем своим видом показываешь, что да, действительно, ты украл у них эти деньги.
 
Все проблемы человека откуда? Почему он весь такой уставший, почему жизнь его утомила? Да просто у него все слишком зашибись было. Вот он и устал. А мне вот дали пинок хороший. Честно скажу – в какой-то момент у меня притупилось удовольствие от простых человеческих радостей – в период развитого капитализма, когда компания была на самом пике, когда все нормально было, когда все удавалось и все хорошо. Слетать покататься на лыжах – как само собой разумеющееся: быстро метнулся туда-обратно, а потом через неделю уже забыл, что ты там был. Поехал попутешествовал, вернулся, пошел в ресторан хороший, потому что просто голоден был, вернулся. А когда это все прошло, понимаешь, что это были такие простые радости, которые перестали быть радостями, и ты проходишь как-то вот мимо этого. А сейчас все вернулось, и вкус к этому очень обострен.
 
Я, наверно, стал хреновеньким менеджером и управленцем, но юристом я стал хорошим. Чувство самосохранения требовало заниматься самообразованием. Я каждый день реально работал над тем, чтобы разрулить эту ситуацию. Мы собирали документы, предоставляли их туда-то и туда-то, объяснялись с одним, со вторым, с третьим. Всегда есть вариант – сесть, бросить все и сказать: терзайте! А есть вариант, когда вины за собой реальной нет и не чувствуешь и за свою правоту готов биться-драться, в данном случае, если это нужно делать, нужно биться и драться – все.
 
Самое тяжелое было, когда я узнал, что все-таки независимо от того, что уже все на свете нас проверили, было возбуждено уголовное дело с формулировкой «по факту». ГУВД, ОБЭП, управление по особо важным делам – все они вынесли резолюцию о том, что состава преступления не обнаружено, банкротство реальное, никто себе из владельцев и топов денег не присвоил и в Швейцарию не перегнал. Один из банков-кредиторов, получив отказ в этом у нескольких РУВД подряд, наконец получил согласие в одном из РУВД, просто по факту.
 
Банкам это архиважно, потому что при таком раскладе серьезно развязываются руки у силовых структур, они могут проводить «оперативные мероприятия», забирать свидетелей на сутки, на двое, а как получить «нужные показания», они знают в совершенстве. Да, имеют на это право. Но удивительно, что у нас человек имеет право написать заявление в десяток, а то и в пятнадцать структур, которые по факту этого заявления должны, обязаны провести проверку. И я каждый раз буду ходить и доказывать, что не верблюд. Вот 14 раз доказал, а на пятнадцатый не поверили – причем проверкам своих же коллег. Как так? Да просто – нужно замотивировать людей в органах – возбуждаться или не возбуждаться.
 
Это неспортивно. Но я пытаюсь их понять: по­смотрите, кто работает в службах безопасности банков – все бывшие сотрудники органов, но от них и здесь требуют: «Та-а-ак, почему Нелюбин не отдал деньги?» – «Так вот, мы сделали то-то и то-то». – «Я ничего не знаю, почему он до сих пор топчет эту бренную землю?» У нас, к сожалению, понятие «репутация» отсутствует. И если я назову банки, которые не самыми корректными и законными способами пытались воздействовать на меня и компанию, им все равно это не запятнает «репутацию». Наши люди не склонны верить. Поэтому со мной случилось то, что случилось. Помню, меня раньше в шутку называли «пивным королем города». Ну что сказать – король-то голый!