Экспонаты Эрмитажа можно будет увидеть, не покидая Екатеринбург, — через два года. Его директор Михаил Пиотровский рассчитывает, что новый центр поможет людям видеть мир не только в черно-белом цвете.
Соглашение с руководителем Эрмитажа 13 сентября подписали губернатор Евгений Куйвашев и сити-менеджер Екатеринбурга Александр Якоб. На конференции «Музеи и власть», проходившей в Екатеринбурге, Михаил Пиотровский не преминул вспомнить, что в 1941-44 гг. именно в Свердловске хранилась большая часть коллекции в 1,2 млн эвакуированных из Ленинграда экспонатов Эрмитажа. Затем г-н Пиотровский осмотрел здание Музея ИЗО на Вайнера, 11 и увиденным остался доволен. Здесь под выставочный центр петербургского музея выделяют 300 кв. м. Сейчас помещения ждет ремонт и оснащение системами климат контроля, нужными, чтобы уберечь произведения искусства.
За возможность встроить Екатеринбург в единое музейное пространство заплатят городской и областной бюджеты, которые будут содержать инфраструктуру центра и оплачивать работу его сотрудников.
Как появилась идея открыть центр Эрмитажа в Екатеринбурге и почему именно сейчас?
— Мы начали открывать центры давно — в Лондоне, в Лас-Вегасе, в Амстердаме. Последние — в Казани, в Выборге. Все эти шаги вписываются в программу «Большой Эрмитаж», цель которой — сделать музейные коллекции доступными широкой аудитории. Когда стало очевидным, что в центре Санкт Петербурга невозможно расширять галереи до бесконечности, мы стали создавать филиалы и открытые фондохранилища. Следующий шаг — выставки, которые мы устраиваем в стране и за рубежом. И наконец — центры Эрмитажа, объединяющие выставочную, просветительскую и научную деятельность музея.
В логике этих действий мы всегда помнили о Екатеринбурге, но Эрмитаж никому ничего не навязывал. Мы ждали, когда у города появится встречный интерес. Сейчас ведем такие же переговоры с Омском и Владивостоком. О похожей схеме говорит и министерство культуры РФ, но подход чиновников более традиционный. Они предлагают поделить музейные экспонаты между разными городами. Наш вариант динамичнее — дважды в год мы устраиваем в различных центрах Эрмитажа выставки, лекции и другие культурные мероприятия.
О постоянной экспозиции речи не идет?
— Мы против передела коллекций и раздачи произведений искусства. Хорошую выставку невозможно сформировать только из предметов, которые хранятся в запасниках. Помимо них жители Екатеринбурга увидят и произведения из постоянной экспозиции Эрмитажа, и привлеченные вещи. Все будет по настоящему — как в Лондоне и в Париже.
Наш губернатор сказал, что стоимость каждой выставки будет обсуждаться с вами отдельно. Затраты столь велики, что больше двух выставок в год региональный бюджет не вынесет?
— На каждую выставку будет составляться отдельный договор. Две выставки в год — оптимальное число с организационной и просветительской точки зрения. Затраты во всех случаях нелегки. Музей — это дорогое удовольствие. Особо тяжела страховка экспонатов.
Но администрация Казани сама платит страховщикам за каждую выставку?
— В случае с Казанью мы добиваемся, чтобы вместо коммерческой страховки нам разрешили использовать гарантию правительства Татарстана. И каждый раз министерство культуры с большим скрипом соглашается на эти условия. Ситуацию могла бы спасти государственная страховка, о чем я постоянно напоминаю руководству министерства финансов РФ. Речь идет о том, чтобы резервировать определенные суммы для возможных выплат. При этом мы все рассчитываем, что страхового случая не возникнет и платить премию не придется. Это облегчило бы нам жизнь, потому что самые большие деньги выбрасываются на ветер именно при страховании. Но в министерстве финансов говорят: государству это невыгодно.
— Обычно мы так и делаем. В Казани перебрали десять разных вариантов, прежде чем нашли то, что нужно. Но в Екатеринбурге ситуация иная. Речь идет о Музее изобразительных искусств, где в годы войны хранилась коллекция Эрмитажа. Это святое место. Пространства, выделенного нам, достаточно. Важно, что там есть дополнительные помещения, которые нам пригодятся для других направлений, включая школу реставрации. Эта школа не заменяет высшего образования, но ее слушателям объясняют главное — чего они никогда не должны делать при работе с произведениями искусства. Ибо многие процессы необратимы. Прежде чем вторгаться в пространство средневекового художника, нужно сто раз подумать. Мы уверены, что реставрировать предметы искусства нужно лишь в случае крайней необходимости. Но готовы научить этому ремеслу всех желающих. В ноябре соберем школу по реставрации фарфора.
Центр Эрмитажа в Казани привлекает много публики?
— Около 300 тыс. человек в год — заметно меньше, чем в Амстердаме. Но здесь важно другое. Если раньше каждый человек стремился хоть раз в жизни выбраться в Санкт Петербург и побывать в Эрмитаже, то сейчас из регионов к нам приезжают реже. А выставочные центры позволяют людям приобщиться к искусству дома. Их влияние должно распространяться на весь регион.
С каких тем Эрмитаж собирается начать работу в Екатеринбурге?
— Мы будем действовать по плану, составленному для центра «Эрмитаж» в Екатеринбурге на ближайшие пять лет. Главный принцип — не отбирать хлеб у местных музеев. Свои намерения прийти в Екатеринбург мы согласовывали не только с властью, но и с музейной общественностью. Так происходит всегда. Открывая центр в Нидерландах, мы обещали не приво¬зить в страну голландских художников, чтобы не создавать лишней конкуренции. И десять лет не возили. Теперь они уже сами просят показать картины Рембрандта из собрания Эрмитажа. В Казани мы начали с серии выставок, посвященных Золотой Орде и кочевникам, а уже потом перешли к предметам общего интереса. В Екатеринбурге нужно понять, что востребует публика. Некоторые представления у нас есть. Обычно говорят: современного искусства нам не надо (поэтому мы его и не навязываем), русского — тоже не надо, давайте нам западноевропейское!
То есть мы не увидим выставок современного искусства, которые Эрмитаж проводит в Санкт Петербурге?
— Увидите. Только нужно учитывать, что большинству людей — и в России, и на Западе — современное искусство не нравится. Часто оно кажется сложным для понимания или провокативным, поскольку не соответствует языку уличных лозунгов. И музейщики всего мира сталкиваются с феноменом, который я называю цензурой общества. Помимо цензуры государства, которая у нас, слава богу, практически отсутствует, есть агрессивное неприятие новых течений в искусстве самими посетителями музеев. Все, что их не устраивает, они хотят запретить. Такая нетерпимость очень затрудняет нашу работу. В 2012 г., когда в Эрмитаже проходила выставка английских художников братьев Чепмен, сотни недовольных написали заявления в прокуратуру, обвиняя музей в экстремизме. Одним из поводов к этому была композиция с распятым на кресте клоуном Макдональдом. Надо сказать, что работы Чепмен действительно жесткие, но в целом они носят антинацистский характер, чего многие тогда не поняли. А главное, музей сам вправе решать, что является искусством, а что — нет. Вкусы толпы не могут служить ни эстетическим, ни нравственным ориентиром. К счастью, прокуратура, которой пришлось разбираться с сигналами, не усмотрела экстремизма на выставке Чепмен. Благо, тогда еще не было закона об оскорблении чувств верующих, а то неизвестно, чем бы все закончилось.
— Думаю, как минимум не снижается. Правда, он становится поверхностным. Чтобы больше зарабатывать, музей должен ориентироваться на количество посетителей. Основной поток создают туристы. Но турист, приносящий музею деньги, — не тот посетитель, который нам особенно дорог. Наша задача — научить человека разбираться в искусстве. Понимание прекрасного формируется с детства. Поэтому мы рады и детям, и студентам, готовым проводить в музее много времени. Это важно, поскольку люди (как мы уже убедились) утратили способность вести дискуссии. Они стремятся навязать собственное мнение и отвергнуть чужое. Из за этого красочный мир становится черно белым, а обществу требуются люди со сложным восприятием жизни. Я говорю не только об искусстве: это условие нашего выживания в XXI в. Убежден, когда люди не видят сложностей, ракеты начинают падать.
Как директор музея вы свободны в своих действиях и суждениях? Или над вами довлеет контроль чиновников из министерства культуры?
— С министерством культуры у нас очень хорошие отношения. Я говорю все, что считаю нужным и когда считаю нужным. Чиновники понимают, что в искусстве административные меры неэффективны, хотя многим из них чуждо современное искусство. Они так и говорят: «Мы готовы поддерживать ваши мероприятия, хотя вы и выставляете какое-то барахло». Без сомнений, я намного свободнее, чем директор Лувра, — и в экономике, и в идеологии.
Неожиданно. Почему?
— Эрмитаж, как и другие музеи в России, может тратить все заработанные средства, а у Лувра до недавнего времени такого права не было. Не говоря о том, что во многих европейских музеях последнее слово остается за попечительским советом. У нас тоже есть попечительский совет, но он не командует мной, а помогает работать. По большому счету, мы делаем, что хотим.
Другой вопрос, что свобода в действиях предполагает ответственность за свои решения. И главное — не допускать серьезных ошибок.
Автор: Михаил Старков