«Мы поняли — нам больше всего близки и понятны русскоязычные люди. Хотя когда уезжал, думал, что очень отличаюсь ментально и мне будет комфортнее где-то на Западе. В общем, что-то чисто эмигрантское».
Игорь и Дмитрий Бухманы — создатели игровой компании Playrix — включены в список долларовых миллиардеров Bloomberg. В России о братьях знают и говорят мало, хотя их бизнес успешен и игры успешно продаются по всему миру. В своем первом интервью «Медузе» (по требованию Минюста издание признано в России иноагентом) они рассказали о создании игр в вологодской квартире, жизни за границей и о том, что происходит на игровом рынке России. Главное из интервью — в материале DK.RU.
— Мы росли как обычные дети из небогатых семей в Вологде. Первое хобби — компьютер. Нам его подарил дедушка, и это было огромным событием. Шел 1996–1997 год, мы сидели за Pentium 100, разбирались с операционной системой, пытались что-то программировать. Ну и играли, конечно. Но не больше других детей — мы не геймеры, которые построили всю жизнь вокруг игр.
Я (Игорь Бухман — ред.) поступил на прикладную математику в Вологодский университет. Там был прогрессивный преподаватель, который уже имел опыт продажи своих программ через интернет. Мы решили, что нам это тоже очень интересно, захотели попробовать. Я окончил первый курс, а Дима — 9-й класс, и мы впервые подключили себе интернет — ночной безлимит. Мы не думали делать бизнес, просто хотели написать какую-то программу и выложить ее в сеть.
Гениальных идей у нас не было, и мы решили сделать игру. Примерно за месяц, работая по ночам и отсыпаясь днем, мы написали нашу первую игру. Очень простую, в жанре Xonix: управляя курсором с клавиатуры, нужно было очистить картинку от фона, уворачиваясь от противников — точек на экране.
В первый месяц нашу игру купили четыре человека, мы заработали 60 долларов. Я даже помню первого человека, который заплатил за нее. Мы, сидя в Вологде, получили электронное письмо о том, что ее купил кто-то в Америке. Это казалось чем-то невероятным.
— Довольно долго мы сидели и улучшали нашу первую игру. Довели месячный заработок до 100 долларов. Наши родители тогда зарабатывали долларов по 200, наверно. Так что это была ощутимая сумма, прямо настоящие деньги.
В 2004 году, спустя три года после выпуска первой игры, наш доход достиг около 10 тысяч долларов в месяц — а хорошая зарплата в Вологде тогда составляла 300 долларов.
Наши родители сначала даже не верили, что мы зарабатываем что-то в интернете. Тогда вообще в интернете никто ничего не понимал. Да и зарабатывая большие по тем временам деньги, мы жили так же, не покупали ничего роскошного.
Я сейчас даже не понимаю, что мы делали с деньгами. Наверно, откладывали. Нам нужно было время, чтобы сориентироваться, что делать с деньгами и как с ними жить. До этого мы вообще не жили в парадигме бизнеса — у нас в Вологде даже знакомых не было, которые бы занимались бизнесом.
— Более того, я еще три года отучился в вузе после того, как мы открыли фирму. Сейчас уже не понимаю, зачем я это делал, но нас воспитывали так, что только неудачники не оканчивают вуз. Я даже не знал, что бывают люди, которые не оканчивают вуз по собственному желанию.
— В Вологде мы начали быстро расти. На старте было четыре человека, включая нас. Сначала арендовали несколько комнат на книжном складе, где пару месяцев бегали крысы, пока их не вытравили. Года два так проработали, потом нас стало 10–15, еще через два-три года — под 100. Сначала меняли офисы, а потом уже построили свой.
Тогда мы думали, что построить выгоднее, чем снимать или купить что-то, потом стало понятно, что это не было хорошей идеей. Но в России бывает, что проблемы возникают там, где их быть не должно.
Мы купили землю под офис за три или четыре миллиона рублей, через год-полтора начали строить. Построили фундамент, а потом оказалось, что человек, который продал нам ее, этой землей не владел. Она принадлежала и правительству города — и одновременно нам, потому что он как-то так сделал, что нам в государственных органах все документы на землю зарегистрировали.
В итоге мы второй раз купили эту землю, иначе нам пришлось бы просто сносить все построенное. Человека, который продал нам землю, в итоге не нашли. Мы сделали выводы из этой истории — больше заниматься строительством не будем.
— Компания зарабатывала около 5–6 миллионов долларов в год. Но была проблема: какую бы ты крутую игру ни сделал, ты упирался в потолок по аудитории и, следовательно, по заработку. Мы поняли, что не сможем на этом рынке вырасти, условно, в 10 раз. Не было мотивации делать что-то новое. Сейчас мы работаем на рынке мобильных игр, тут потолок заработка только теоретический.
Прорывом стал выход игры Township на мобильных платформах — на iOS она вышла в 2012 году, на Android — в 2013-м. Она сразу же стала успешной и растет уже пять лет. Сейчас она на пике по аудитории за свою историю — около шести миллионов пользователей в день. За все время она выросла больше чем в 10 раз по этому показателю.
Всегда сложно говорить о причинах какого-то успеха, но, наверно, это просто хороший продукт. И мы его уже пять лет улучшаем, добавляем новые возможности и так далее. Над ней постоянно работает порядка 60 человек.
Дело в том, что в наши игры люди играют очень долго. Некоторые играют в Township все пять лет. При этом 90% игроков вообще нам ничего не платит, в игру можно спокойно играть бесплатно. Но если вы хотите получить какие-то дополнительные возможности, то нужно купить внутреннюю игровую валюту. Игрок, допустим, может тратить в месяц по 5–10 долларов, но за два года игры получается не такая уж маленькая сумма.
Мы частная компания и о деньгах лишний раз не говорим. Можем только сказать, что есть авторитетная компания App Annie, которая по итогам 2018 года подготовила аналитический отчет, и мы заняли девятое место среди всех компаний — издателей на мобильных платформах.
Если нас сравнивать с IT-компаниями в СНГ, то мы были бы одной из крупнейших — и однозначно самой крупной среди игровых. При этом о нас мало кто в России знает. Игры знают и любят, они в топах, но нас как бренд не знает почти никто. Отчасти потому, что для нас Россия очень небольшой рынок — нам он приносит 2,8% оборота. Самый большой рынок — США, затем Китай и Япония. Для сравнения с Россией: США приносит 40% оборота.
Когда мы запустили Township, у нас был один офис, из которого мы переехали в наше злополучное здание в Вологде. Мы поняли, что хотим быстро расти и дальше, и начали перебирать разные варианты — выходить в другой город, открывать там офис и так далее. Так мы начали предлагать удаленную работу.
Но многие из них все-таки хотели работать из офиса. Соответственно, мы начали открывать офисы там, где уже было довольно много удаленных сотрудников, — в Москве, Петербурге и так далее.
Сейчас в компании 1100 сотрудников и 15 офисов по всему СНГ и в Ирландии. В ближайшее время должен открыться еще один крупный — не в СНГ.
Из-за такого устройства мы называем себя распределенной компанией. То есть не только сотрудники в разных офисах или на удаленке, но и команды тоже состоят из сотрудников в разных городах. Нет такого, что в Петербурге, например, делают Township, а в Вологде — Homescapes. У нас все команды — распределенные. И, по нашим данным, мы сейчас самые крупные в мире из тех, кто работает по этой модели.
В какой-то момент мы решали, как правильно структурировать наш бизнес с юридической точки зрения, и пришли к тому, что ирландская юрисдикция оптимальна. Среди плюсов — хорошее корпоративное право и низкий корпоративный налог 12,5%. Можно найти еще ниже, но это уже будет не так надежно и престижно, как в Ирландии. Мы же не первые, кто пришел сюда. Здесь находятся европейские офисы и Facebook, и Google. Дублин — это хаб для IT-бизнеса.
Мы считаем себя международной компанией со штаб-квартирой в Ирландии и офисами в СНГ. Вообще, весь менеджмент — в Дублине, оттуда управляют компанией. При этом, конечно же, наши истоки в Вологде. И сегодня большая часть компании говорит на русском языке.
К сожалению, Россия вызывает вопросы у потенциальных инвесторов с точки зрения защиты их прав. У них есть мнение, что в России может случиться все что угодно.
Мы очень долго жили в Вологде, но примерно пять лет назад поехали жить в Ирландию. Было интересно пожить за рубежом. Сейчас тоже за границей, но совсем недавно мы раздумывали, где хотим жить, и серьезно рассматривали Россию.
Мы поняли — нам больше всего близки и понятны русскоязычные люди. Хотя когда я уезжал, думал, что очень отличаюсь ментально и мне будет комфортнее где-то на Западе. В общем, что-то чисто эмигрантское.