«Безумное пренебрежение к работе руками — один из наших ключевых национальных дефектов»

DK.RU публикует продолжение лекции ректора ВШЭ Ярослава Кузьминова, в которой он рассказал, с какими вызовами сталкивается российское образование и как его перестроить, чтобы повысить конкурентоспособность страны. О ключевых проблемах образовательной системы говорится в первой части. Во второй части представлены инструменты, которые призваны вывести российские школы и вузы на новый уровень.

— 1. Поддержка раннего развития (затраты — 141,17 млрд руб. до 2024 г.). Из 28% наших неуспешных примерно половина — дети, пострадавшие в результате неправильного воспитания до трёх лет. Этот феномен усилился в последние годы, потому что у нас прервалась воспитательная традиция. Раньше были сложные семьи, где воспитанием детей занимались бабушки и мамы под их присмотром. Сейчас большая часть семей живет без бабушек и дедушек, огромна доля неполных семей, и в результате множество детей и их родителей не получают необходимого совета. Такая система патроната есть во многих европейских странах: раз в две недели к семье приходит социальный психолог, он смотрит, как ребенок себя ведет, как с ним играют, и дает советы родителям. 

В России необходимо порядка 40 тыс. таких специалистов. На создание такой системы необходимо примерно 40 млрд руб. в год. Это значительно дешевле строительства моста на Сахалин. Если реализовать такую систему, то к 2024 г. мы можем вдвое сократить исходную неуспешность — отставание, которое проявляется уже в младших классах школы. 

Мы уже натолкнулись на протесты отдельных групп родителей, которые выступают за порку, за то, чтобы государство не вмешивалось в их святые права воспитывать своего ребенка. Но эта система консультирования родителей добровольна, она не имеет отношения к их страху. А система, где общество вмешивается и отбирает детей у родителей, и так существует. 

2. Цифровизация школ (затраты — 400,18 млрд руб. до 2024 г.). Один из ключевых проектов: у современной школы есть структурная особенность, которая порождает неуспешность. В классно-урочной системе учитель работает с 60% класса в лучшем случае. 30% учеников отстают, а 10% думают настолько быстро, что уже пролетели этот материал и тоже не увлечены. То есть мы теряем 40% школьников: часть из них справляются сами и не попадают в число неуспешных, но часть — это потерянные таланты, и я даже не знаю, что хуже. 

Бороться с этой особенностью школы можно по-фински. В Финляндии тратят на образование 8% ВВП, 35% детей до 14 лет имеют индивидуальное образование и доля неуспешных у них самая низкая. Нам надо искать приемлемые варианты, исходя из нашей бедности, и цифровизация здесь — единственный путь. Нужно предложить каждому индивидуального учителя — да, он будет цифровым, но технологически это реально.

Первое. На смену бумажному учебнику должен прийти учебный комплекс, который будет взаимодействовать с учеником, ставить ему задачу, отвечать на вопросы. Этот цифровой интерактивный учебник даже в самых простых вариантах должен иметь шесть уровней изложения материала: для тех, кто осваивает знания медленно, для основной группы и для опережающей. И параллельно нужно адаптировать материал к тем, кто воспринимает его логически и образно-эмоционально. Технологически это вполне возможно реализовать. 

Второе. Мотивация детей стремительно теряется уже в основной школе: многие остаются на уроке невовлеченными.

Как их вовлечь? Есть два пути: игра или проекты. Игровые технологии уже есть, и дети ими увлечены, но они не решают образовательных задач. Необходимо внедрить компьютерные игры в качестве основного элемента обучения, сделать командные соревнования и ввести их в круг образовательных технологий школы. 

Третье. Онлайн-курсы в школе пока ещё не используются, но с их помощью можно расширить доступность высококачественного образования по узким направлениям — по крайней мере в старшей школе. Это ещё и решение проблемы сельской школы, в которой, несмотря на все усилия, квалифицированных преподавателей по дополнительным предметам все равно нет.

Часто говорят, что онлайн-курсы хуже, чем традиционные уроки. Совершенно непонятно, на чем основано такое убеждение. Исследование по трем группам инженеров, одна из которых изучала материал только онлайн, другая — офлайн, а третья — в смешанном режиме, показало, что между ними нет никаких различий по уровню освоения материала. Могу предположить, что если бы измерения проводились по ведущим вузам, то сильно выиграл бы традиционный офлайн: там сосредоточены как раз те, кто пишет онлайн-курсы. Но по высшему образованию среднего уровня, например, по заочке, сильно выиграл бы онлайн.

Если программа будет реализована, то можно будет снять до половины фейлов функциональной грамотности, резко повысить интерес к обучению, а следовательно, и человеческие инвестиции в обучение на уровне основной школы. 

Еще одно косвенное последствие — мы резко поменяем труд учителей. У них огромная загрузка рутинными операциями. Переходя к «цифре», мы снимаем проверку тетрадей — это будет происходить автоматически, одномоментно: учитель просто получит результат, как его класс справился с заданием. И, забегая вперед, это значит, что в учителя пойдут совершенно новые люди.

Правительство поддержало этот проект, денег на него пока недостаточно, но, думаю, мы сумеем обосновать их выделение — это ядро того, что мы предлагаем для общего образования. 

3. Инфраструктура образования, в частности, строительство школ и детсадов (затраты — 812,07 млрд руб. до 2024 г.). Образовательная среда тоже работает. Чтобы нормально учиться, студентам нужно пространство для активности, которая будет максимально полезна для их обучения: коворкинги, открытые пространства для взаимодействия, индивидуальные боксы с компьютером и интернетом, где можно уединиться и  выполнить задание. То есть это пространство, организованное совершенно по-другому. 

Нужно также решить проблему подключения к интернету. Виртуальная реальность, которая очень нужна для обучения младших школьников, требует гигабитных скоростей. Такое подключение обойдется где-то в 50 млрд руб. В городе оно вообще ничего не стоит, а на селе его надо тянуть. 

4. Проект по решению задач социальной стабилизации (затраты — 383,64 млрд руб. до 2024 г.). У нас большие потери от неравенства образовательных возможностей. Мы предлагаем адресную поддержку для групп сложных детей: из малообеспеченных семей, семей, находящихся в сложной жизненной ситуации, из семей с низком уровнем образования родителей. Речь идет о программе, которая подключает таких детей ко всем, в том числе дорогим, образовательным сервисам дополнительного образования, за которые дети других платят: репетиторов, разные кружки и так далее. 

Часть этого проекта — реформирование стипендиальной системы. Надо оставить 15% студентов, которые получают социальную стипендию, и она должна быть равна хотя бы прожиточному минимуму. 

5. Технологическое образование (затраты — 363,67 млрд руб. до 2024 г.). Ольга Васильева, министр просвещения и экс-министр образования, в свое время не очень удачно выразилась, говоря, что современные дети не умеют держать в руках тряпку. Ничего плохого в этом высказывании не было, но ее заклевали за архаичное представление об уроках труда. Министр имела в виду технологическую неготовность — эту проблему надо решать в формате актуальных технологий. В этом отношении технологии обеспечивают и общечеловеческие компетенции: ты совершенно не обязан уметь чинить розетку, потому что существуют множество сервисов, которые починят ее дешево и без риска для твоего здоровья. Но человек должен уметь пользоваться интернет-технологиями.

Ключевая задача — создать в школе потенциал и интерес к работе руками еще на уровне пятого-седьмого класса. Один из наших ключевых национальных дефектов — безумное пренебрежение к работе руками. В итоге в техникумы, а раньше в ПТУ, идут те, кого отбрасывает система образования, люди, не мотивированные ни на что. Хотя вообще работать руками — это искусство и высокая ответственность. 

У школьника до 14 лет должно сформироваться представление, что это нормально, что это уважаемая работа, за которую хорошо платят, и что потом он может пойти в колледж, бакалавриат и так далее — так делают во многих странах, и наиболее успешно во Франции и Германии. За последнее время целый ряд стран сделал технологические уроки очень важным элементом школьного курса. 

Качество самого технологического обучения — еще одна проблема. В систему среднего профессионального образования мы не просто затаскиваем немотивированных людей, но и ничему их там не учим. По статистике на одного студента колледжа выделяется на 20% меньше денег по всем регионам, чем на старшего школьника. Никакие технологии за эти деньги обеспечить просто нельзя. 30% колледжей, в которых есть технологии, но недостаточно, потому что это не выводит на более высокую квалификацию, которая обеспечивается реальной работой. Замкнутый круг: система образования не может поставить людей, которым предложат нормальную зарплату, люди не мотивированы туда идти, а промышленность крутится в кругу исполнителей все более старшего возраста. 

Есть простая методика — тренажеры. На нем не учат, как водить машину или самолет, на нем человек отрабатывает сложные случаи. Способность правильно на них реагировать — это и есть высокая квалификация. В офлайне человеку могут дать потрогать паровоз, но допустят ли его провести состав с ненормативной нагрузкой под уклоном? Это значит, что мы тратим огромное количество времени на обучение технологиям первичной квалификации.

Комплексы симуляторов-тренажеров на основе виртуальной реальности могут быть использованы для моделирования любой ситуации в любой профессии, непривязанной к конкретному рабочему месту — от машиниста-экскаватора до гида. 

6. Развитие и поддержка талантов. (затраты — 290,33 млрд руб. до 2024 г.). Задача этого проекта — создать те же линейки кружков, специализированных школ, конкурсов, олимпиад для тех рынков, где сейчас система отбора талантов не работает. Это рынки технологий, гуманитарные технологии — технологии общения и профессиональное обучение наукам, которых нет в школе.  Это не очень дорогой, но очень полезный проект, потому что он будет отбирать реально талантливых людей в каждую сферу экономики. Сделать его за пару лет нельзя, а за пять лет — вполне можно. 

7. Рынок непрерывного образования (затраты — 418,66 млрд руб. до 2024 г.). Мы должны довести долю населения, которая обучается и повышает свой уровень, хотя бы до среднеевропейской (40%). Необходимо сформировать центров образования взрослых, которые учат реально востребованным компетенциям на рынке труда. 

8. Региональные вузы как центры инноваций (затраты —391,80 млрд руб. до 2024 г.). Из 600 существующих университетов фактически ими являются 25-40. То есть 90% университетов — это не университеты, а имитация по качеству образования. Преподаватели учат по чужим учебникам, а студенты не дураки и просто перестают у них учиться. Уровень посещения лекций на старших курсах менее 15%, включая ведущие вузы.

В среднем по стране больше половины студентов-очников работает фултайм. Мы имеем дело с массовой профанацией. Россия большая страна, и мы не можем иметь регион без вуза, кроме Чукотки разве что. Для этого надо восстановить порядка 150 вузов в качестве университетов, чтобы там были ученые. 

Решить эту проблему можно несколькими способами, например, по принципу «грантовая поддержка 1+3»: проводится социальный конкурс, и гранты даются коллективам из одного ведущего университета и трех региональных вузов, в которых можно создать свои лаборатории. На это дается 100 млн руб. в год в течение семи лет, и задача очень простая: вырастить ученого-лидера и способный научный коллектив. Второй способ — онлайн-курсы и смешанное обучение. В региональных вузах до половины курсов можно заменить на онлайн-курсы ведущих университетов. 

9. Фундаментальные и поисковые исследования (затраты — 573,38 млрд руб. до 2024 г.). Мы хотим расширить программу международной конкурентоспособности до 40 вузов, в первую очередь покрыв те сектора, где сейчас у нас нет глобально конкурентоспособных вузов и России вообще нет в мировых рейтингах: биотехнологии, сельское хозяйство, медицина, транспорт, урбанистика, дизайн, социальная работа.  

Вторая проблема — переход на длинные гранты, минимум 5 лет, а лучше 10, и финансирование собственных программ фундаментальных научных исследований в ведущих университетах. У всех вузов, которые остаются в программе «5-100», должна быть собственная программа фундаментальных исследований, содержание которой они сами определяют. Если мы отобрали эти вузы как имеющие репутацию, очевидно, что их коллективы сами разберутся, какого рода группы им надо финансировать. Любые исследования нуждаются в длинной перспективе: нельзя никого собрать под задачу, по которой ты отчитываешься два раза в год, и которая закончится  через три года.

Мы никогда не будем конкурентоспособной страной в науке, если не перейдем на длительное и репутационное финансирование. 

Следующий момент — способность вузов сохранять конкурентоспособность за глобальных ученых. Средняя зарплата сколько-нибудь нормального ученого на мировом рынке — $5-10 тыс. У нас не дают ресурсов на людей такого рода. Необходимо, чтобы университет покрывал значительную часть своих расходов на дорогих специалистов. 

10. Экспорт образования (затраты — 468,82 млрд руб. до 2024 г.). Это инвестиции в онлайн-курсы на глобальных платформах Coursera и edX. Необходимы и университетские кампусы: студенты российских вузов тратят на дорогу в среднем два часа в день. Деньги, которые требуются 25 перспективным университетам на расчистку площадок и строительство общежитий и учебных корпусов, не такие большие. 

Если мы хотим зарабатывать, то нам и не нужно больше 300 тыс. студентов, но они должны учиться, и университеты должны брать минимум $5 тыс. в год, а не те деньги, которые я беру сейчас. 

Мы отстаём от Австралии в 18 раз: за то же количество иностранных студентов они получают $18 млрд, а мы — меньше $1 млрд. Потому что мы учим не там, где можем получить эти деньги, и не того, кто готов их заплатить.

11. Обновление содержания и методов образования (затраты — 102,41 млрд руб. до 2024 г.).

12. Кадры для развития образования ((затраты — 231,25 млрд руб. до 2024 г.).

Реализуют ли программу?

Что примут из этой программы? Практически все, но в майских указах нет двух ключевых элементов: обеспечения равных возможностей и развития региональных вузов — это очень большая ошибка. К тому же сумма, которая сейчас обсуждается на выделение указа, фактически не обеспечивает реализацию его основного содержания, и есть высокая вероятность неисполнения указов.

Во всех наших предложениях по цифровым ресурсам нет ни одного решения, аналога которого не существует в бизнесе или компьютерных играх. Машина уже есть — речь идет только о разработке контента. Задача грандиозная, потому что нам надо собрать новые коллективы разработчиков. 

В России готовят слишком много инженеров — порядка 22% от всех студентов. Ни в одной стране такого рода спроса на инженеров никогда не было. И из этих 22% студентов реально идут работать инженерами только 5-6%. Обучение инженера — это штучная работа в рамках проекта. Органам управления образования надо перестать строить потемкинские деревни. Из года в год мы воспроизводим ситуацию, когда, вместо того чтобы делать необходимое количество хороших инженеров, выпускаем их в пять раз больше, чем надо. Мы набираем в студенты-инженеры троечников по математике и физике!

Первое, что надо сделать — 65 баллов по профилю, и пропуск на бюджетное место. Сразу пойдут и платные студенты, потому что это станет престижным — мы создадим соответствие реальному спросу и перестанем строить воздушные замки. Все это художество происходит за счет налогоплательщиков — художество людей, которые хотят поблагодарить начальство враньем. Это вранье становится трагедией для наших инженерных школ. 

Через пять лет наше образование будет качественно другим. У нас останется половина от традиционных форм учебной нагрузки. Сейчас я поставил перед коллегами задачу, что через пять лет у нас в Высшей школе экономики не будет лекций, вообще. У нас будут онлайн-курсы, записанные нашими лекторами, потому что они актуальны и интересны для более широкого круга людей, чем 100 человек потока, из которых приходит 20. Но нашего кадрового потенциала должно хватать на то, на что мы замахиваемся. 

Можно предлагать самые разные вещи, но нельзя нигде врать. Самое страшное, что мы делаем в государственной политике, в своей ежедневной работе — начинаем имитировать. Не надо подстраиваться под то, чтобы сделать начальству приятно в данный момент. Начальство будет в говне и вы с ним.

Выполнение задачи по секторам, которые я назвал проблемными — это проблема политического выбора. Наше руководство предпочитает не замечать растущего социального расслоения и потенциального напряжения в обществе между успешными и неуспешными. 

Не думать о неуспешных очень опасно, надо просто уезжать. Если мы остаемся в стране, то обязаны относиться к ней как к целому. Это базовое условие для устойчивости и развития любой страны. На этот вызов мы должны отвечать совместно.

Я знаю многих богатых людей, и они очень не любят, когда мы глядим в их карман. Богатые у нас во многом делятся большей частью своего дохода, чем богатые за рубежом. Во многом именно поэтому они и вывозят свои семьи и репатриируют капиталы. Доля перераспределения корпоративного и предпринимательского дохода у нас очень велика. 

Думаю, ситуация изменится. Сейчас российский капитализм стал международно очень непривлекательным. Они (крупные предприниматели) стали активно вывозить сюда семьи. В «Вышку» минимум 100-150 человек в год стучатся и спрашивают, можно ли перевести ребенка, например, из английского вуза или английской школы — в лицей. Началось движение назад. Если человек примеряет своих детей и внуков на жизнь в России, на то чтобы они получали здесь образование, то он начинает задумываться, с кем они будут учиться, кто их будет окружать. Стимулы богатых людей «бескорыстно» инвестировать в образование возрастают.

Мы перевыполнили планку по строительству храмов и дорог к ним. Время инвестировать в образование и медицину.

Материал подготовил Андрей Пермяков на основе выступления Ярослава Кузьминова в УрФУ.