«Сегодня крупным банкам не нужно искать частный капитал для «затыкания дыр», они берут деньги в ЦБ или правительстве. Поэтому механизм банкротства задолжавшего заемщика заработал жестко и четко».
Сергей Васильев, председатель совета директоров инвестгруппы «Русские фонды», опубликовал в Facebook пост, в котором рассказал, почему огосударствление банков, на его взгляд, на самом деле приближает эпоху «настоящего капитализма» в России.
— Огосударствление российской банковской системы принято отождествлять с возвращением старых советских порядков, когда везде правило государство, мол, у нас опять приходит «совок». Но это не так. Если всмотреться в глубины происходящих процессов, то мы увидим совсем обратное.
Старая система Госбанка СССР всем все прощала. Госбанк обслуживал все расчеты в стране, принимал вклады населения, кредитовал предприятия. Но решающее слово в открытии новой кредитной линии или в списании старых невозвращенных долгов предприятиям принимали не в Госбанке, а в министерских кабинетах. Точнее, сам процесс кредитования предприятий в Госбанке был поставлен довольно профессионально, там отслеживали нормативы по предприятиям и быстро выдавали кредиты. С этим все было хорошо.
А вот с возвратами кредитов, со взысканием задолженности, было сложнее. В советское время все имущество было государственным, и потому не имело смысла заниматься оформлением залога. Понятия «залог» практически отсутствовало в советской банковской практике.
Соответственно отсутствовал и процесс судебного взыскания задолженности. Банкиры лишь сообщали цифры просроченной задолженности наверх, в министерства, к кому были приписаны предприятия-заемщики, чтобы те «принимали меры».
Часто, ради приукрашивания отчетных форм, банк начинал перекредитовывать безнадежных заемщиков, рисуя красивые цифры наверх. У отделений Госбанка тоже ведь был свой план, свои плановые показатели по «хорошим» и «плохим» кредитам.
Списывать просроченные кредиты в убыток в советское время не любили. Это был показатель плохой работы и предприятия-заемщика и отделения банка. И потому повсеместно царили практика продления старых кредитов и перекредитовка.
В общем — советские банки рисовали отчетность, чтобы выполнить план.
Основной причиной такой практики было отсутствие механизма банкротства. Само слово «банкротство» было чужеродно для советской среды, оно воспринималось как пережиток чуждой капиталистической системы.
Сам термин «банкротство советского предприятия» воспринимался, как нонсенс. Советское предприятие не может быть банкротом, потому что оно советское!
Впервые о возможности первых «банкротств» стали что-то говорить и обсуждать только с началом горбачевских реформ, но полноценно реализовать такую практику просто не успели. Советская система обрушилась с такой скоростью, что не успели даже попробовать обанкротить хоть кого-то. Рухнула, обанкротилась сама советская система.
Новые российские коммерческие банки, начав свой бизнес с нуля, уже не были обременены этими «советскими» догмами и могли сразу и легко применять на практике этот новый механизм — банкротство заемщика, продажа с торгов залога и прочее.
Но тут же выяснилось, что для коммерческого банка банкротство заемщика возможно еще более болезненно, чем банкротство для самого заемщика. Объявить заемщика банкротом легко, но что делать потом?
Этот просроченный кредит нужно тут же списать в убыток и уменьшить на эту сумму капитал банка. А значит, нужно тут же найти другие, свежие деньги в капитал банка, чтобы не нарушить нормативы, отчетность. А где их найти, эти свежие деньги в капитал?
Оказалось, что частным коммерческим банкам пришлось начинать самим рисовать свою отчетность, как этим еще вчера занимались и советские отделения Госбанка. Наевшись первых невозвратов, российские банкиры решили тогда, что лучше уж кредитовать «свои» компании, чем возиться с невозвратами чужих кредитов. Тем более, что «рисование» отчетности по своим заемщикам было делать легче.
Решения о выдаче или пролонгации кредитов выдавали в такой ситуации обычно сверху сами собственники банка.
В общем, практика частных российских банков 90-х и нулевых более походила на практику советских отделений госбанков, где царили приписки, рисование отчетности, а все решения принимали наверху. Только раньше это происходило в кабинетах министерств или обкомов, а теперь в кабинетах собственников частных банков.
С огосударствления банковской системы ситуация кардинально изменилась. Для крупных госбанков пропала нужда в поиске частного капитала, чтобы наполнить капитал банка в случае банкротства заемщика. Эти деньги они без труда возьмут в правительстве или в самом ЦБ. A, значит, пропала и нужда в приписках и искажении отчетности.
Сегодня система принятия кредитного решения в Сбербанке, ВТБ, Россельхозбанке — это быстрый и четкий технический процесс. Он уже мало зависит от персоналий в банке, а более зависим от рентабельности бизнеса заемщика и состояния его залогов.
Теперь российский госбанк легко, не задумываясь, безжалостно начинает процедуру банкротства заемщика, просрочившего ему кредит. Этого механизма так не хватало для гибкости советскому Госбанку. Но теперь этот механизм заработал быстро и жестко.
Современный российский госбанк более похож на настоящий капиталистический банк, а частный коммерческий банк 90-х и нулевых, напротив, более походил на советскую контору.
Именно теперь, с огосударствления российской банковской системы, у нас и начинается настоящий капитализм.
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции