«Некоторые собственники, вместо того чтобы снизить потери от воровства, начинают заниматься прессингом, тоталитарным контролем, тем самым нанося вред своему предприятию». Колонка Станислава Воробьева.
Станислав Воробьев, собственник фабрики «Союз-Мебель»:
— В России воровали, воруют и будут воровать — это данность, которую нужно принять. Важно: я воровство не одобряю и не поощряю, я просто признаю, что такие люди есть и что часть из них работает на моем предприятии. Когда принимаешь эту данность, в голове остается только один вопрос, который нужно решить для себя, — интерпретация этого факта. Я выделяю для себя четыре уровня, на которых можно интерпретировать эту данность: мелкобытовой, чисто экономический, нравственный и метафизический.
Первый — бытовой. Совет для тех, кто на нем: не нужно делать трагедию из того, что не является трагедией. Обидно, досадно — это как раз из за того, что вы не приняли данность: в вашей компании всегда найдутся те, кто что нибудь сворует. Не нужно думать о людях лучше, чем они есть, тогда и разочарований, обид и прочей ерунды не будет. Есть статистика. Точные цифры сейчас не вспомню, но примерно так:
80 % людей могут своровать, если создать им для этого благоприятные условия, 10 % будут воровать при любых условиях, 10 % — не своруют никогда.
Здорово, конечно, принимать на работу только последние 10 %, но ведь «нешаловливые ручки» — это не единственный критерий отбора персонала. Предположим, из 100 кандидатов мы отсеем 90 потенциальных воров, оставив только 10 кристально честных. Что дальше? Еще хочется, чтобы сотрудник оказался вменяемым — еще 3 4 человека отпадут. Плюс неплохо бы было, чтобы сотрудник хотел работать, — останется в лучшем случае пара человек. Работать будет кто? Такой подход к отбору персонала чисто математически невозможен, поэтому незачем тратить силы, время, привлекать полиграф или еще какие то ресурсы для выявления плохих намерений у кандидата.
Второй уровень, на котором должен сработать «стоп», — экономический.
Не нужно решать вопросы антиворовства и безопасности любой ценой, нужно сначала посчитать цену решения вопроса.
Мне, наверное, повезло, потому что на мебельной фабрике сложно украсть столько, чтобы эти потери перекрыли содержание целой службы безопасности. Даже если украсть фуру готовой мебели, она будет стоить всего 1 млн рублей, а ее красть никто не будет. Максимум воровали — несколько тумбочек. Это копейки по сравнению с теми затратами, которые мне нужно понести, чтобы сотрудник не смог вынести эту тумбочку за периметр предприятия. Более того, никто не гарантирует, что структура, созданная для борьбы с воровством и предательствами, не начнет сама воровать. В итоге придется нанимать человека, который будет следить за этой структурой, а это уже очень похоже на то, что у нас в государстве: население сокращается, чиновничий аппарат растет, а эффективности как нет, так и не было.
Я знаю людей, которые помешаны на безопасности. У них все предприятие в камерах, везде датчики движения, голоса и т. д., повсюду охрана, и даже есть охрана охраны. Одним словом, Пентагон, а не среднерядовая компания. Не буду лгать, у меня тоже есть камеры в цехах и на складе, но моя система видеонаблюдения вполне умеренная. Всю площадь предприятия она точно не покрывает и даже половину не контролирует. Она скорее для снижения вероятности воровства, а не для тотального слежения. Не спорю, а даже поддерживаю, что возможности для совершения воровства нужно максимально усложнить, но ровно настолько, насколько это финансово оправданно. Ради одной тумбочки в месяц за 5 тысяч рублей неправильно тратить десятки или сотни тысяч. Хотя я сам не безгрешен.
Несколько лет назад я решил завести большую собаку для охраны дома. Понятно, что выбрал лучшую породу для этих целей — тибетского мастифа, который был выведен специально для охраны тибетских монастырей. Когда завел собаку, то оказалось, что нужно теперь нанять человека, который будет постоянно жить в доме: собаку-то надо кормить.
Кроме того, собаку нужно дрессировать, поэтому к ней раз в неделю приезжает специальный человек в скафандре, который ее тренирует. И я уже не говорю о прививках, супердорогом корме, ошейниках, витаминах, расческах для вычесывания шерсти и т. д. Только недавно до меня дошло, что за те деньги, в которые мне обходится мой пес, я мог поставить по периметру дома автоматчиков. А если еще честнее, то у меня воровать даже нечего, мне не нужна охрана. На самом деле тогда, когда заводил собаку, я не смог себе признаться, что просто хочу большого прикольного пса, и вместо этого выдумал для самооправдания историю с безопасностью. В любом случае собака есть, но по крайней мере на сегодняшний день я признаю, что она для удовольствия: выхожу зимой из дома, еще темно, промозгло, а пес вылезает из снега, хвостом виляет, и мне радостно. И согласитесь, «оловянные солдатики» вдоль забора предприятия — это уже игрушка подороже, и это уже люди.
Для целесообразной безопасности достаточно отделять эмоции от денег. Какой то неудачный сотрудник решил укусить руку, которая его кормит, — негодяй. Как раз в пылу гнева некоторые собственники, вместо того чтобы снизить потери от воровства, начинают заниматься прессингом, тоталитарным контролем, жестким выстраиванием вертикали, тем самым нанося вред своему предприятию.
Компания под деспотичным контролем становится сильно бюрократизированной, плохо мобильной.
Безусловно, в этом есть свои плюсы: люди боятся, воровство снижается. Но поверьте, минусов гораздо больше и они весьма существенные: компания теряет часть рынка, потому что немобильное предприятие, голова собственника которого занята истреблением воров, не может развиваться. Есть более эффективное решение в таких ситуациях — включить мозг и посчитать, на сколько украдено и сколько будет стоить поймать и наказать воришку и вернуть свое. У меня, кстати, на этот случай есть свой почти незатратный вариант наказания — вычитать убытки из всего коллектива. Мои парни на производстве знают, что если что-то пропадет, то ущерб вычтут из зарплат всей бригады. В итоге пропажа для меня ничего не будет стоить, а воришке станет противно перед теми, с кем он работает, пьет пиво по вечерам и в выходные ездит на рыбалку. Да и сам коллектив после вычета энной суммы из своих честно заработанных постарается найти виновника и наказать, но это уже будут не мои трудозатраты.
Третий уровень решения вопросов с воровством более высокий — нравственный. Здесь важно и нужно при каждом удобном случае вселять в головы сотрудников идею, что воровать у своего предприятия и своих коллег — низкосортненько и подленько. Есть не очень приличное слово «западло», но именно оно хорошо передает суть, которую надо донести до своих сотрудников: воровать западло. Понятно, что, если я сейчас скажу: «Ребята, воровать нехорошо», мне в ответ покачают утвердительно головами, а воровать все равно не перестанут. Но вода камень точит, поэтому чем чаще эту идею в разных формах показывать, тем эффективнее.
Мы однажды поймали машину, которая вывозила кухонный гарнитур с предприятия. О том, что машина поедет, мне сообщил информатор из цеха (да, у меня есть в цехах информаторы, которые плюсом получают три тысячи рублей за то, что стучат). Вот один из них в тот день сообщил, что пришла машина и что в нее грузят мебель, кто грузит — не знает, что именно грузят — тоже не знает. Мы подъехали, машину поймали, но водитель оказался правильным пацаном — тех, кто грузил, не сдал. Своими усилиями быстро выяснить, кто крысы, не удалось, по¬этому пришлось идти на крайность. Я зашел в цех и сказал: «Ребята, вам дается три дня, чтобы самим разобраться и выдать вора. Если не выдадите, то начнем увольнять каждый день по одному человеку». Ровно через три дня, не дождавшись виновного, уволили руководителя цеха — прекрасную женщину, которая точно не была замешана в краже, но она руководитель, и она недоглядела. Уволил, но вор белый флаг не показал. Негодяй сдался только тогда, когда я уволил троих. Это жесткий, но хороший пример нравственного воздействия на сотрудников. В плане экономики мне это стоило хорошего руководителя цеха — не много, но и не мало.
Важно: когда решаетесь на такие кардинальные способы воспитания коллектива, нельзя идти на попятную. Я тогда реально был готов уволить всех и закрыть на время целый цех, потому что если говоришь «А», то надо говорить и «Б».
Самый высокий уровень — метафизический. Он все предыдущие уровни поглощает, поэтому если доросли, то можно пользоваться только им. Этот уровень базируется на утверждении «всё не просто так». Так как человек является главным ответственным лицом за все, что с ним происходит, то все события в жизни – следствие наших выборов, действий, мыслей, ошибок и т. д. Если меня обманули, значит, я обманулся сам, если подставили — я подставился сам, если обокрали — позволил обокрасть себя сам. Только я выбираю сотрудников, которые у меня работают, поэтому я сделал ошибку, приняв на работу вора. Выход — искать причину в себе, править ее внутри себя, и тогда остальное исправится само собой.
Понятно, что я не сразу стал таким умным. Я наделал массу ошибок, за которые мне сейчас стыдно. Покаюсь в одной: лет 15 назад, когда однажды увидел, как сотрудник с производства под мышкой тащит к воротам нечто в упаковке, — побил его, причем побил очень сильно. Сильно настолько, что мне светила тюрьма. И вот на завершающем этапе следствия я решил со своим адвокатом заехать в ресторан (в тюрьме кормят плохо, хоть наесться нормальной еды). Уже в ресторане, когда мой адвокат, а по совместительству старинный друг в очередной раз начал капать на совесть, говоря: «Стас, но ты ведь образованный человек. Надо вопросы решать иначе», я пообещал ему:
«Если ты выиграешь суд и меня не посадят, то я никогда в жизни больше не распущу руки в подобной ситуации и по отношению к сотрудникам».
Он выиграл суд, а меня когда в очередной раз подмывает (а меня все равно подмывает, когда подставляют или воруют, и я периодически слетаю с метафизики) — слово держу.
Колонка вышла в журнале Бизнес и жизнь, №109, март 2016 г. Материал подготовила Ольга Раева.