«К русским, уверяющим, что Россия — страна дураков, в Европе относятся с презрением»

Дмитрий де Кошко родился во Франции и 30 лет работал журналистом в агентстве «Франс-Пресс» (AFP). Его прадед Иван Кошко, губернатор Пермского края, перебрался за границу, спасаясь от большевиков. Ни он, ни его младший брат Аркадий Кошко, возглавлявший при царе уголовный сыск Российской империи, не нашли в Париже занятия, которое позволило бы использовать их прежний опыт. Англичанам, предлагавшим Аркадию Кошко пост в Скотланд-Ярде, он отказал, не желая принимать британское гражданство. Но ожидания эмигрантов, что советская власть долго не продержится, оказались напрасными.

«Революция отняла у моей семьи дом в Петербурге, имение, драгоценности, —говорит Дмитрий де Кошко. — Но главное — в другом: люди, которые могли принести пользу стране, умерли забытыми. Судьба тех, кто остался в СССР, тоже незавидна. Многих бросили в тюрьмы или расстреляли — забыть это невозможно. Ведь не случайно людей, живших при советской власти, сейчас призывают к покаянию. Но кто будет каяться — правнуки революционеров, правнуки репрессированных? Куда важнее раздвинуть границы русского мира — эта задача может объединить людей разных убеждений и разных национальностей».

Идея русофонии, которую продвигает г-н де Кошко, в том, чтобы говорящие по-русски (только в Европе их около восьми миллионов, а по всему миру — больше 300) могли использовать возможности языка в политике, бизнесе и других сферах. Такой опыт есть у Франции, создавшей международную структуру, которая объединяет 58 стран, в том числе, бывшие африканские колонии, где звучит французская речь. Объединение, возникшее после Второй мировой войны как культурный феномен, теперь претендует на свою роль в глобальной политике.

Среди европейцев, о которых вы говорите, много жителей прибалтийских стран, которые вряд ли согласятся, что русский язык поможет им решить какие-то проблемы.

— Страны Прибалтики выступают против русского языка, полагая, что участники Евросоюза могут общаться по-английски. Но это заблуждение. Ведь международный английский — это упрощенный язык, подходящий больше для гостиниц и аэропортов. Он тоже необходим, но в отличие от русского, объединявшего республики СССР, никаких преимуществ не дает. Много ли жителей англоязычных стран в Азии или Америке знают, где находится Эстония? Не думаю. Она по-прежнему остается частью русскоязычного пространства — и в экономике, и в культуре. Эстонское кино, существовавшее до распада Союза, теперь едва выживает — для него нет аудитории ни в России, ни в Европе. Мне кажется, странам бывшего СССР не стоит хлопать дверью, уходя на мировой рынок. Они могут успешно работать и там, и тут.

Чтобы все получилось, идея русофонии должна стать популярной в странах, где часть жителей говорит по-русски, или где осели эмигранты из России.

— Проект «Русофония» мы начинали не на пустом месте. В 90-е гг. во Франции появились выходцы из союзных республик, пытавшиеся здесь как-то устроиться. Формально они уже не были соотечественниками, потому что империя рухнула, но русский язык позволял им сохранить свою идентичность. При том, что в самой России проблема идентичности решена, наверное, только у славянофилов. Но помимо православия в России есть и другие религии, и атеисты. С ними такой определенности нет.

Что думают о проекте «Русофония» в России?

— Русские не очень интересуются концепцией русофонии. Из вежливости могут сказать: «Идея хорошая», а про себя подумают: «Зачем метать бисер?» Возможно, они не представляют, что для России это шанс усилить свое влияние—чем больше русскоговорящие в разных странах будут обмениваться информацией, тем проще влиять на общественное мнение. Парадокс в том, что общение на русском способствует, в том числе, интеграции Евросоюза. Если встречаются жители Германии, Италии и Кипра, говорящие по-русски, общий язык помогает им договориться. Это нужно использовать.

Каким образом?

— 12 лет назад Фонд Ельцина и Ассоциация «Франция-Урал» учредили премию за лучший литературный перевод с русского языка на французский, независимо от гражданства автора, переводчика или издателя. С тех пор каждый год в Латинском квартале Парижа собираются люди, интересующиеся русской литературой. Это событие, о котором традиционно рассказывают СМИ—и российские, и французские. Думаю, чем больше появится таких информационных поводов, тем лучше будут относиться к России в других странах. Почему бы не собирать раз в год писателей из Средней Азии? Они никогда не встречаются, а у них есть общий язык—русский, есть творческие проблемы, которые они могли бы обсудить. Позовите на такую встречу писателей-русофонов из других стран мира, и вы получите агентов влияния, продвигающих ценности, связанные с русской культурой. В конце концов, почему бы не переводить на русский самые передовые научные работы, чтобы люди-русофоны, не говорящие на английском, немецком, шведском, французском, могли этим воспользоваться. Обойдется это не так дорого. Или можно собрать мировое спутниковое телевидение из русскоязычных каналов, вещающих в разных странах. Вариантов много, но этим нужно заниматься.

Могут ли такие шаги в области культуры повлиять на отношения стран в политике и экономике?

— Русский язык становится востребованным в разных сферах, в том числе, в бизнесе. Мы замечаем это по переменам на туристическом рынке Франции. Еще десять лет назад приезжающих из России здесь не ждали, но постепенно отношение к ним изменилось. Сначала появились рекламные буклеты на русском, затем вырос спрос на сотрудников, говорящих по-русски. А сейчас российские предприниматели сами открывают туристические агентства, ориентируясь, в первую очередь, на приезжих из бывших союзных республик. Все это поддерживает интерес к русской культуре. В 2017 г. во Франции издали 70 книг, переведенных с русского — и художественных, и публицистики. Это больше, чем печатают в Англии, Испании или Германии. Я бы сказал, что культура, бизнес и политика влияют друг на друга. Не случайно на последнем книжном салоне в Париже президент Франции Эммануэль Макрон отказался посетить русский павильон, по его словам, из-за дела Скрипаля. В этот момент ему нужно было, чтобы русских воспринимали только в негативном контексте.

По-вашему, чем закончится история вокруг покушения на Скрипаля?

— Меня очень беспокоит этот скандал, раздутый англичанами. На первый взгляд, в нем нет никакого смысла, кроме подготовки общественного мнения к военным действиям. Похожим образом разворачивались события накануне вторжения США и их союзников в Ирак. Английский премьер Тони Блэр заявил тогда, что Саддам Хусейн может поражать ядерным оружием цели на территории Великобритании. Потом союзники не нашли в Ираке никакого ядерного оружия, сказали: сорри-сорри, но тысячи иракцев уже были убиты. А главное — после поражения Ирака возникла группировка ИГИЛ (запрещена в России — прим. ред.), с которой теперь борются уже все. Тем временем западные страны примеряют роль мирового агрессора на Россию. И в Европе, и в США говорят: Путин непредсказуем — его надо остановить. Это — ложный тезис (какая агрессия, против кого?), но его запустили не для сотрясения воздуха. Хотя я буду рад ошибиться.

Изоляция России будет усиливаться?

— Изоляция существует только со стороны западных стран и США. Это богатые, развитые страны, и конфронтация с ними мешает России развиваться, причем во всех сферах—и в политической, и в экономической, и в культурной. Но ведь остается еще Китай, Индия, Бразилия, ЮАР. Разве плохо с ними дружить? Не говоря о том, что страны Ближнего Востока—региона, откуда в свое время Россию выгнали, теперь восстанавливают утерянные контакты. Думаю, никакой трагедии здесь нет. Но есть плюсы. Как говорят французы, если изоляция заставит русских вытащить палец из жопы и начать что-то делать, это уже хорошо. Я тоже думаю—это может сработать при условии, что общество сплотится.

Что вы имеете в виду?

— Одна из проблем России — в том, что либеральная интеллигенция презирает народ. Одно из самых распространенных слов в социальных сетях — «быдло». Заметьте — американцы, немцы, французы, англичане, даже когда они ненавидят свое государство и правительство, никогда не высказываются против народа. Они понимают: к тому, кто не уважает своих, в других странах всегда будут относиться с презрением. Во Франции есть такое выражение — «хороший араб». Это такой законопослушный араб, заранее согласный с любыми действиями власти. Его хвалят, но похвала эта унизительна. Точно так же будут отзываться и о «хорошем русском», уверяющем, что Россия — страна дураков, которые ни к чему не способны.

Вам русофобия мешает в жизни?

— Обычно русофобия проявляется на бытовом уровне. Был случай, когда у женщины из России, приехавшей во Францию к дочери, случился сердечный приступ, а специализированной помощи рядом не было — им пришлось ехать в госпиталь. И что вы думаете? Работавшие там сирийские врачи (якобы беженцы) отказались помогать русской. Хотя клятву Гиппократа никто не отменял. По-хорошему полиции следовало бы разобраться с этим гнездом исламистов, но для сирийских иммигрантов все обошлось без последствий. К счастью, большинство французов — не русофобы. Но русофобы часто задают тон во французских СМИ, и мне как журналисту это всегда мешало. Система простая: если не хотите потерять работу, пишите, как вам велят. Журналисту остается выкручиваться и не слишком врать, чтобы все было понятно между строк. Когда шла война в Югославии, я работал там корреспондентом AFP и все видел своими глазами. Мне не хотелось присоединяться к антисербской пропаганде, которую нагнетали западные издания. Многим это не нравилось. Liberation — одна из самых русофобских газет — писала, что я вербую журналистов для путинской прессы, хотя я никогда не работал в агентствах RT и Sputnik, и даже не контактировал с его сотрудниками.

Наверное, в похожей ситуации был ваш прадед Аркадий Кошко, которому приходилось бороться с юдофобией в высших эшелонах власти?

— Не совсем так, потому что здесь не было борьбы против антисемитов. Аркадий Францевич, как честный полицейский, просто выполнил свою работу. Речь шла о резонансном деле киевского еврея Менахема Бейлиса, которого обвинили в ритуальном убийстве 12-летнего мальчика. Расследованием два года занимались жандармы, которых периодически отстраняли и назначали других. Высокопоставленные чиновники и черносотенцы, в том числе, министр юстиции Иван Щегловитов, считали, что Бейлис виновен. А либеральное общество и еврейство были против. Политические страсти кипели нешуточные, и Николай II хотел получить информацию от человека, которому доверял. Через месяц Аркадий Францевич сделал вывод: расследование велось из рук вон плохо, и Бейлис не виноват — его даже нельзя было держать в тюрьме. За это недовольные таким исходом чиновники даже хотели снять его с должности. Но правда восторжествовала — не зря Аркадия Кошко называли русским Шерлоком Холмсом. Я рад, что в Москве ему решили поставить памятник — хотя бы и через сто лет.