Меню

Страховой случай в медицине

Своими руками У Александра Меренкова в детстве никогда не возникало вопроса «кем быть?»: только врачом, причем хирургом. В маленьком городке Артемовском, где он провел свои школьные годы, круг обще

По данным аналитического центра "Эксперт-Урал", страховая компания «Северная казна» лидирует среди свердловских страховых организаций, занимающихся имущественным страхованием физических лиц. Достижение немалое, особенно если учесть, с каким недоверием российские граждане относятся к страхованию. Находить с клиентами общий язык гендиректору СК «Северная Казна» Александру Меренкову помогает его медицинское прошлое и занятия НЛП.

Своими руками

У Александра Меренкова в детстве никогда не возникало вопроса «кем быть?»: только врачом, причем хирургом. В маленьком городке Артемовском, где он провел свои школьные годы, круг общения  был весьма ограничен: вся интеллигенция – врачи, учителя да торговые работники. Саша ходил к маминым подругам в больницу и с увлечением наблюдал за работой медиков. А в 1986 г. поступил в Свердловский мединститут.

 – Почему вы выбрали именно хирургию?

– Да просто нравилось.

– Что нравилось? Резать?

– Оперировать. Режут свиней. Не дай бог, если вы врачу-хирургу скажете, что он «режет» – наживете врага на всю жизнь. Хирургия – это мужская работа, в ней очень много романтики. Хирургов уважают. Кроме того, хирург работает руками и всегда может оценить конечный результат. А кто такой терапевт? Человек, который дает таблетку и смотрит, получится что-то или нет… Хотя с годами я начал понимать, что хирургия – это медицина отчаяния. Природа человеку ничего лишнего не дает. Лучше сохранить больной орган и попробовать вылечить его. Мне нравилось оперировать, но я старался не доводить дело до хирургического вмешательства.

– Не жалеете сейчас, что стали врачом? Бизнесмен с медицинским дипломом скорее исключение, чем правило.

– Ну что вы, медицина для меня до сих пор – любимое дело, мне она всегда интересна. Да и для бизнеса врачебная практика не прошла даром. Во-первых, врач должен уметь слушать и не делать никаких выводов, пока не выслушал все до конца. Во-вторых, он должен спокойно относиться к различным людским выкрутасам, понимать, что пациенту приходится нелегко. Этот опыт мне особенно помогает в общении с трудными клиентами: с ними я начинаю вести себя так, как с тяжело больными людьми, которым попросту плохо. В-третьих, хирург должен уметь быстро принимать решения и не бояться брать ответственность на себя. Для руководителя это тоже необходимое качество. Еще медицина научила тому, что не все в жизни можно сделать самостоятельно: в хирургии несколько человек заняты одним общим делом, и результат зависит от слаженности их действий. Наконец, благодаря медицине я научился подниматься после кризисов. Не всегда все получается, но неудача – это не повод пить водку и лить слезы. Это повод задуматься, как избежать подобных случаев в дальнейшем.  

– Вернемся к вашим студенческим годам. Тяжело было учиться?

– Было очень интересно: я все пытался понять, как различные системы взаимодействуют в рамках одного человеческого организма. Были увлечения и помимо учебы: стройотряд, спорт, книги, спектакли, походы. Ездили на шашлыки, пили пиво, дружили с девчонками. В общем, нормальная студенческая жизнь. Как говорится, трезвенником и язвенником я не был.

– А в стройотряд зачем пошли?

– Тоже романтика. И потом, если выбирать между уборкой картошки и работой на стройке – я отдам предпочтение второму. Стойотряд  научил многому. По крайней мере, и стенку кирпичную могу сложить, и бетон замешать. Стройотрядовский опыт очень помог мне в армии.

– Когда же вы попали в армию?

– После второго курса. Мне повезло: я служил в полку правительственной связи в Иваново, в учебной роте. Там я тоже почерпнул много полезного для моей теперешней работы. У меня в подчинении было 45 человек, периодически я оставался за командира взвода, и умение находить общий язык с подчиненными, начальниками, решать поставленные задачи было очень полезно. Не обошлось и без общественной нагрузки: был секретарем комитета комсомола роты, частенько замещал секретаря комитета комсомола батальона – от нечего делать даже собрание сочинений Ленина прочитал. Армия вообще дает  хорошую закалку, потому что там не на кого опираться, ты вынужден сам выстраивать свои отношения в мужском коллективе. Неуставных разборок у нас не было, поскольку служил я в элитной части. Тем не менее отношения между мужчинами в этом мире довольно жесткие: всегда есть какая-то  иерархия, борьба за власть. И сейчас очень часто, когда я не знаю как поступить, вспоминаю те времена и нахожу решение.

– После армии, наверное, тяжело было возвращаться к учебе?

– Да нет, если честно, сложнее всего было утром решить, что надеть. В армии все просто: «форма одежды такая-то». А тут я раскладывал на кровати свой небогатый скарб и думал: черт, в чем же пойти-то сегодня? А что касается учебы – мне опять повезло. Я устроился в морг 23-й больницы санитаром. Хорошая, спокойная, денежная работа и вдобавок очень философская. Самое главное – масса свободного времени. Смена с шести вечера до восьми утра. Принимаешь пост, наводишь порядок – это занимает примерно час. Больше заняться нечем, вот и брался за учебу. Поэтому первую сессию после армии я сдал на одни пятерки.

– А призраки не мучили?

– Призраки мучают только первые дня два. Это особенности нашего восприятия: к каждому шороху прислушиваешься, воображаешь, что там мертвые с косами стоят… А потом, когда уже знаешь, что означает тот или иной звук, до тебя доходит: откуда они там возьмутся? Живой человек в морг не полезет – ему страшно. Мертвые не встают. Чего бояться-то? Очень спокойное место.

 

Смена декораций

По окончании института Александр Меренков некоторое время работал хирургом в больнице скорой медицинской помощи, ныне закрытой. У него уже была семья, родилась дочь. Денег катастрофически не хватало.

– 1994 г. оказался для меня очень тяжелым – платной медицины тогда не существовало, а семью надо было кормить. Какой-то период трудился аж на 4 работах. Я всегда жил так, как мне нравилось. Не то что мне нужны какие-то изыски, просто я привык хорошо одеваться, питаться. И ребенку тоже хотелось дать все самое лучшее. А это требует денег. Так что параллельно с работой в больнице я начал заниматься бизнесом. И когда в 1994 г. встал вопрос «медицина или бизнес?» – я сделал выбор в пользу бизнеса.

– Жалко было бросать хирургию?

– Да, очень. Хотя сейчас, наверное, уже нет. Я вообще редко жалею о сделанном, поскольку не принимаю спонтанных решений. Но это же была детская мечта – обидно, конечно. Мне очень нравилось работать, операции до сих пор иногда снятся.

– А если бы врачи получали как директора страховых компаний – вы остались бы в медицине?

– Думаю, да. Сейчас, конечно, уже не вернулся бы – но только потому, что очень многое забыл. Вообще, во всем мире врачи, инженеры и учителя – самые высокооплачиваемые работники. Я периодически бываю во Франции, и, когда рассказываю, что ушел из хирургии в страхование, все очень удивляются. Потому что для них это нонсенс. У них хирург – человек уважаемый, обеспеченный, довольный жизнью. 

– Так, может, стоило за границу уехать? Работали бы там себе…

– Мысль такая была, но что-то мне эта идея не нравилась. Теперь же, после месячной стажировки во Франции, я знаю точно: за границей жить не хочу. Там скучно: все размеренно, спокойно, ты занимаешься много лет одним и тем же – и ничего не происходит. Не бывает быстрого карьерного роста, нет возможности заработать большие деньги, даже человеческого общения нормального нет. Ну что это за отношения, когда тебя приглашают на кофе и не покормят обедом – это же издевательство! Пригласили на кофе – будь добр пей кофе! Хорошо, если еще пироженки предложат. Люди там стучат друг на друга. Мне это дико. Да, русские часто безалаберны. Да, у нас много недостатков. Но, как говорится, «зато мы хорошо поем и пляшем». Я знаю, что, если у меня возникнет проблема – мне помогут чисто по-человечески. А они живут в своем замкнутом мирке, спрятавшись друг от друга.

– Каким бизнесом вы занялись, уйдя из хирургии?

– Мы с товарищем создали кооператив «Ваш лекарь». Я был замдиректора по медицинским вопросам. Организовывали различные курсы: массажа, мануальной терапии, косметологии, биоэнергетики – всякие шаманские дела. Еще было лечебно-реабилитационное направление: вместе с городским диспансером «Здоровье» занимались реабилитацией пациентов после хирургических операций.

– Наверное, получить разрешение на частную медицинскую практику было непросто?

– Наоборот! Тогда не было такой жесткой системы лицензирования и сертификации, как сейчас. Достаточно было приехать в Гор-здрав, показать программу, рассказать, что будешь делать, – и можешь спокойно работать. Мы собирали полные учебные классы желающих учиться массажу. Рекламу делали сами: печатная машинка, тушь, листы бумаги и ксерокс, причем чужой. Расклеивали объявления на столбах, в трамваях. Спрос был гигантский. 2 раза в месяц мы набирали группы по 30-40-50 человек. У нас работало до 10 преподавателей. Мне было интересно: свежие идеи, новые разработки и первые большие заработки: люди платили довольно солидные деньги по тем временам.

– А как вы оказались в страховании?

– Нам нужен был гарантированный поток клиентов. Так возникла идея подключить страховые компании. И вот я организовал отдел добровольного медицинского страхования при «Мегус&АМТ». Он был первым в Екатеринбурге – страховщики тогда в основном занимались зарплатными схемами. Постепенно мы вышли на серьезные обороты. И клиентами я свой кооператив загрузил.

– Каким образом все это удалось?

– В числе прочего мы организовали совместный проект с турфирмой «Евразия». Он назывался «Медицинский туризм». Тогда в области как раз наступил «полный коллапс» здравоохранения,  попасть в Екатеринбург можно было только по направлениям, а их не давали. Мы решали эту проблему. «Евразия» брала на себя  организацию трансфера, расселение, экскурсионную программу, а мы договаривались с докторами и профессорами. Люди ехали к нам из области, чтобы и город посмотреть, и в театры сходить, и полечиться, и проконсультироваться.

– Наверное, сложно было объяснять в
1994 г. что такое страхование?

– Еще бы! Тема была нераскрученная, никому не известная, непонятная. К тому же все привыкли к государственной медицине и не понимали, за что же тут платить? Но турфирму «Евразия» все знали, так что раскрутку она взяла на себя. Мы  ездили по предприятиям, предлагали, объясняли, что это дает. Тогда некоторые больницы были очень популярны – например, 33-я, 40-я, – и люди хотели лечиться именно там. Мы прикрепляли их к желанной больнице, а они нам платили. Конкуренции в медицинском страховании не существовало: все считали, что этот вид никому не интересен, так что им никто по сути и не занимался. Ниша была совершенно свободной.

– А что стало с вашим кооперативом?

–  У всего есть предел. Я понял, что нужно или привлечь серьезные инвестиции,  или поменять профиль. Мне неинтересно, когда ситуация полностью стабильна. Ты приходишь на работу, садишься в кресло, делаешь типовые упражнения, общаешься по стандарту с людьми… Нет драйва. Мне нравится, когда что-то меняется, если все затихло – я начинаю нервничать. А директор – мой товарищ – ничего менять не хотел. Говорил: обороты растут, жизнь прекрасна – чего еще нужно? В результате мы решили не трепать друг другу нервы. Расстались мирно, безо всяких проблем. О дальнейшей судьбе кооператива я не знаю, не до того было: страхование захватило меня полностью.

 

В КАЗНАчеях

В 1994 г. учредители банка «Северная казна» – Владимир Фролов и Павел Чернавин – предложили Александру Меренкову создать медицинскую страховую компанию «Северная казна-М»1. Спустя 2 года он возглавил СК «Северная казна».

 – Вызвали меня учредители и говорят: «Вот тебе страховая компания – работай!» Представляете? Я врач. У меня лишь смутное представление о том, как страховать – но не более того. Пришлось все осваивать с нуля, читать книги, искать информацию в Интернете, учиться, чтобы понять, как страховать машины, как организовать работу, как сделать то, как сделать это. Потом уже стало интересно. Я по своей медицинской привычке смотрел на страховую компанию как на живой организм: вот он весь в комплексе, и надо сделать так, чтобы все работало и ни одна часть не противоречила другой.

– Если вы ничего в этом не понимали – зачем же согласились?

– Люблю проекты, которые изначально выше моих возможностей. Мне нравится расти, развиваться. Всегда интересно: где тот край, до которого можно дойти?

Конечно, я догадывался, что будет тяжело. Первые 4 месяца были полным кошмаром: спал по 4 часа в сутки. Основная трудность заключалась в том, что не знаешь, за что схватиться: и то вроде надо, и это.  В довершение всего компания была кэптивная, то есть ориентированная на учредителей. А я уже тогда понимал: либо широкий рынок, либо медленная смерть в конечном итоге. И мы повернулись лицом к рынку. За 4 месяца я разобрался, как все должно работать, откуда поступать, куда уходить, где основные проблемы. И обязательства перед учредителями выполнил даже раньше, чем планировалось.

– В 2001 г. учредители решили переместить вас с поста генерального директора на пост исполнительного, а один из них – Павел Чернавин – сам занял директорское кресло. Как вы пережили эту неприятную ситуацию?

– Я еще периодически напоминаю себе об этом (показывает стоящую на столе табличку: «Александр Меренков. Исполнительный директор»). Конечно, когда это произошло, было обидно.

– Думаю, что большинство людей в такой ситуации просто плюнули бы на все и ушли.

– Если честно, в первый момент такое желание было. Помешало несколько обстоятельств. Во-первых, все было сделано очень мягко, корректно. Мне сказали, что меня никто не увольняет, все мои льготы сохраняются, единственное – на какое-то время от учредителей ставится наблюдатель, который будет рассматривать ситуацию в компании изнутри и изыскивать способы повышения эффективности. Практически все оперативное управление осталось в моих руках – в том числе, и финансовое.

Во-вторых, тогда я впервые осознал, что руководитель – человек, себе не принадлежащий. Есть люди, которые мне поверили – как же я их брошу? Желание сказать: «Да пошли вы все!» – это обида, эмоции. Топ-менеджер не имеет права на эмоции – по крайней мере, не должен выражать их публично. Это право других людей.

В-третьих, я вдруг задумался: а почему я решил, что действительно все делаю правильно? В то время у меня было головокружение от успехов. Ситуация стабильна, компания развивается – и я перестал обращать внимание на какие-то важные моменты в управлении, во взаимоотношениях с учредителями, государством и т.д. Я погрузился в свой внутренний мир, чувствовал себя самодостаточным. Иными словами, «стал великим». Ведь за 5 лет, пока я возглавлял компанию, не было ни одного человека, который посмотрел бы на ситуацию свежим взглядом. А тут я получил такую возможность. Через 2 месяца мы с Павлом Федоровичем сели, и он дал мне ряд советов, которыми я воспользовался. В результате компания стала более управляемой, более мобильной, более успешной.

– Вас послушать, так вы просто счастливы, что все так вышло.

– На самом деле, я рад, что так сложилсь обстоятельства, причем именно в тот момент. Было только два негативных момента и масса позитивных. Первый отрицательный момент – из-за неурядиц возникли проблемы со здоровьем. Второй – моя мама тоже очень сильно переживала. Сейчас бы я воспринял эту ситуацию намного спокойнее. В конце концов, это бизнес. Учредители имеют право на подобные вещи. Для меня это было очень хорошей жизненной школой, и я благодарен своему ангелу-хранителю, что не сорвался в эмоции, в алкоголь, еще куда-то…

– А что собственно не устраивало учредителей?

– Думаю, с их точки зрения компания недостаточно быстро развивалась. Но, когда провели управленческий аудит, стало понятно, что по-другому и быть не могло. Рынок страхования до введения ОСАГО находился в зачаточном состоянии.

– Почему все вдруг так ухватились за ОСАГО? Говорят, этот вид страхования убыточен…

– Во всем мире «автогражданка» выступила локомотивом страхового рынка. Это доступ к массовым продажам, гигантская база клиентов, возможность попробовать, что такое страхование, и убедиться, что это реально работающий инструмент, который облегчает жизнь. Мне ОСАГО нужно как рычаг, который поможет сдвинуть дело с мертвой точки. Обратившись за «автогражданкой», клиент придет к нам и за другими страховками. За счет доходов от этих видов мы перекроем убытки от ОСАГО.

 

Александр Фонарев,

гендиректор Союза страховщиков

«Белый соболь»:

– К введению закона «Об обязательном страховании автогражданской ответственности» Александр Меренков готовился самым активным образом: создавал филиалы, проводил рекламные акции, первым из местных страховых фирм вступил в Российский союз автостраховщиков и активно участвовал в его работе. За 3 года до принятия закона он уже был одним из учредителей РСА, в то время как большинство компаний стали членами этого союза только в последние месяцы.

Вообще, он очень активно участвует в профессиональной деятельности страхового сообщества, во всех мероприятиях, проводимых нашим Союзом. Например, ежегодно на базе УрГЭУ проходит Всероссийская научно-практическая конференция – он всегда на трибуне, всегда выступает с докладами. Член координационного совета по вопросам страховой деятельности при правительстве Свердловской области – и там он тоже постоянно делает интересные сообщения. Возглавляет комитет по автострахованию и АГО в Союзе страховщиков – это наиболее активно работающий комитет. Александр Меренков часто выступает с различными предложениями – а ведь не секрет, что у нас выступающие с инициативами, как правило, их и реализуют. У него и это получается.

 

Нудист-механик

 – Сейчас у вас в подчинении 650 человек. Что можно сказать о вашем стиле управления?

– Как-то на корпоративной вечеринке коллеги сказали, что стиль управления у меня нудистский. Я удивился: «В смысле?» – «Да ты, – говорят, – ничего не забываешь и нудишь».

– Вас не обижает, что подчиненные считают вас занудой?

– Ну что такое зануда? Я ж не хожу и не канючу: «Ну сделай, ну сделай…» Просто, давая кому-то задание, я спрашиваю: «Сколько времени тебе нужно, чтобы его выполнить?» – «Три дня» – «Хорошо!» – и ставлю себе пометку. Наступает время «Ч». Я снимаю трубку и говорю: «Извини, дорогой, срок закончился. Сделал?» – «Ну-у, ты понимаешь, Александр Владимирович, не успел…» – Я говорю: «Ладно. Сколько времени тебе нужно?» – «Ну день». – Хорошо (помечаю). Проходит день. Он говорит: «Ну-у, ты понимаешь…» – Я говорю: «Понимаю. Но извини, в следующий раз я сам буду говорить «ну-у, ты понимаешь…»

 И вот, спустя какое-то время, он приходит ко мне и говорит: «Мне нужно взять пару дней без содержания». Я говорю: «Ну-у, ты понимаешь, Иван Иванович ...  Извини, но я тебе не могу этого разрешить». – «Почему?» – «Видишь ли, есть вопросы взаимоотношений в коллективе, вопросы доверия и ответственности. Ты взял на себя обязательства и не выполнил их. Ты просишь у меня исключительного права для тебя – за что? Исключительное право дается за исключительные заслуги. Если б ты был человеком, держащим слово, ответственным – пожалуйста». Я всегда подписываю заявления, если человек просит у меня день без содержания или в счет отпуска. Люди в компании работают много, перерабатывают, и я считаю, что они имеют право на дополнительные блага. Но если ты не несешь дополнительной нагрузки, если ты меня обманываешь – то есть не выполняешь взятые обязательства, – за что тебе привилегии?

Понятно, что информация о такой моей позиции распространяется в компании. И человек понимает, что ему дается право самому определять срок выполнения задания. Кроме того, у него есть право на одну ошибку. Но, если он не сделает, что обещал, его накажут. Я не контролирую его регулярно, не хожу вокруг с вопросами: сделал? не сделал? когда сделаешь? Занудство заключается в том, что я отслеживаю те моменты, о которых мы договорились.

– То есть все подчинено жесткой логике?

– В женском коллективе совсем уж жесткой логики быть не может. Я бы сказал, все подчинено эмоциональной логике –  с человеческим лицом. Если сотрудник  пришел и говорит: «я тут приболел, давайте перенесем срок» –  без вопросов.  И все же определенные ограничения существуют. Это как в баскетболе: если игрок вышел за край площадки – судья свистит. Так и тут: выпрыгнул за край – извини, дорогой. И человек понимает: если он сделал то-то и то-то – включается система. Я ему говорю: «Понимаешь, лично к тебе я хорошо отношусь. Но есть прописанный порядок, правила игры. Кто их нарушает – того наказывают». Тут нет священных коров.

– То есть вы, получается, страж системы?

– Даже не страж. Механик!

– Всего-то?

– Ну да. Моя задача – организовать процесс. Наладить, смазать, чтобы все работало, и не мешаться. Главное – вовремя добавлять масло.

– А как же личные амбиции?

– Да наигрался уже в эти фантики. И потом, быть директором компании, в которой 25 офисов, – вполне достаточно, чтобы удовлетворить любые претензии. Общаться с членами правительства, губернатором, депутатами Госдумы, иметь возможность встречаться с руководителями любых предприятий – вот это, я понимаю, амбиции. А здесь-то они зачем? Моя задача как управленца – найти проблемное место и устранить неисправность. Чем меньше я вмешиваюсь в текущую работу – тем больше от меня пользы. Если я сумею наладить систему, где я нужен только в экстренных случаях – это будет идеальный вариант. Когда руководитель лезет в каждую дырку – это признак управленческой слабости. Если ты не доверяешь людям – не бери их на работу!

– Что же тогда остается руководителю?

– Он должен быть в меру ленив. Еще в самом начале работы в «Северной казне» я решил, что моя задача – общаться с людьми и читать журналы. Общаться – чтобы убедить их сотрудничать с нами. А читать журналы – для понимания, что делается вокруг и куда двигаться дальше. Задача руководителя – заниматься стратегией, вот на это должно быть время. Если я буду учить шофера водить машину, сидеть в кассе вместо кассира – кто будет заниматься анализом ситуации? Кто будет тем механиком, который посмотрит на компанию со стороны и решит, что здесь надо добавить масла, там – поменять запчасти, а вот тут – сменить человека. Организации, где руководитель этим занимается, развиваются быстро и успешно. А там, где директор вникает в каждую мелочь, в конечном итоге темп замедляется.

Александр Сагалович,

гендиректор СК «Белая Башня и К»:

– Меренков – человек очень порядочный и честный. Хотя мы и конкуренты, он никогда не делал по отношению к нам никаких подлостей, мы всегда находили общий язык. Очень работоспособный: может трудиться по 20 часов в сутки. Всем интересуется, прекрасная память, очень вежливый. Никогда не позволит себя какого-то грубого слова – интеллигентен во всех отношениях. «Северная казна» – хорошая компания, у нее есть свое лицо, они много работают над корпоративным имиджем.

Единственное, в чем мы расходимся с Александром Владимировичем, – это в методах управления. Он сориентирован на прозападный подход к управлению компанией, считает, что можно реализовать его и у нас, и все будет хорошо. В этом плане я с ним абсолютно не согласен. Считаю, что руководить коллективом надо исходя из национальных особенностей. Что немцу хорошо – то русскому смерть. В американской потогонной системе человек становится просто винтиком, его индивидуальность никак не проявляется. Многие сейчас считают, что надо работать именно так: чтобы народ постоянно бежал впереди паровоза. Знаете, как перед зайцем морковку держат, и это заставляет его двигаться? Обычно кончается это не очень хорошо. Если спортсмен принимает много допинга, он, конечно, показывает хорошие результаты, но рано или поздно его или инфаркт хватит, или какой-то другой кризис возникнет. Поэтому я не сторонник такой системы.

 

Тайм-аут

В Интернете можно найти список тренингов и курсов, на которых обучался Александр Меренков. Он впечатляет: Александр Владимирович подкован не только в области страхования и менеджмента – он еще и НЛП-Практик, и НЛП-Мастер.

– Зачем вам НЛП?

–  После событий 2001 г. я осознал, что не умею справляться со своими эмоциями. От этого пострадало мое здоровье. Между тем существуют техники, позволяющие их контролировать: это нейролингвистическое программирование. В общении с людьми НЛП тоже помогает.

 – Чувствуется, вы вообще любите учиться…

– Для меня обучение – это возможность по-другому посмотреть на жизнь. На любом тренинге я  собираю идеи, что можно изменить или улучшить в компании. Когда занимаешься текущей работой, нет возможности взглянуть на себя со стороны, и глаз «замыливается». А общение с человеком посторонним – это свежая струя. Кроме того, учиться – просто интересно. Есть еще и третий момент. Ресурс, в который очень выгодно вкладывать деньги – это наши мозги. Все остальное можно отобрать, испортить. А их отнять нельзя, это всегда с тобой. И если все бросишь, уйдешь – на новом месте ты снова станешь великим. Поэтому я с удовольствием трачу на учебу в том числе и  личные деньги.

– А учить не пробовали?

– Я веду достаточно много тренингов – прежде всего, для своих сотрудников. Давняя любимая тема – продажи и переговоры. Плюс управленческие тренинги. Учить – это прекрасное занятие. Мой друг-психотерапевт однажды рассказал мне, как избежать стресса. Во-первых, нужно разграничивать работу и дом. Во-вторых – найти друзей из другой сферы бизнеса. В-третьих,  иметь увлечения. Наконец, нужно не пренебрегать возможностью учиться и возможностью учить. Если  это есть – все будет хорошо.

–  И вам удается следовать всем его советам?

–  Я стараюсь.

– Когда вы работали хирургом, все было ясно: вы спасаете человеческие жизни, занимаетесь благим делом. А сейчас у вас есть ощущение, что вы делаете что-то нужное людям?

– Конечно. Мне доводилось видеть людей, которые, сидя в моем кабинете, плакали – потому что они получили то, чего не ожидали. Страхование – это красивый бизнес только на этапе сбора денег. У нас есть отдел урегулирования убытков. Его сотрудники с утра до вечера сталкиваются с проблемами: травмы, ДТП, смерти. И когда ты понимаешь, что хоть как-то помогаешь людям остаться на плаву, помогаешь в трудной ситуации – вот тогда получаешь реальное моральное удовлетворение.

Обратная связь: ali@apress.ru