Меню

Тимур Горяев: Никаких переговоров с паразитами

  Тимур Горяев готов подписаться обеими руками под словами одного из основателей Сингапура: «Закон и порядок важнее свободы». Этот принцип он применяет в бизнесе и уверен, что только так можно из

Вопреки общему мнению о том, что кризис в производственном секторе закончился, Тимур Горяев, председатель совета директоров концерна «Калина», считает: экономика лежит на дне с перебитыми ногами. Структурно она не поменялась, значит, сегодня основная задача собственника — минимизировать риски. Один из главных — забастовки и профсоюзное давление на администрацию предприятий.

 


Тимур Горяев готов подписаться обеими руками под словами одного из основателей Сингапура: «Закон и порядок важнее свободы». Этот принцип он применяет в бизнесе и уверен, что только так можно избежать давления на администрацию со стороны сотрудников. Никаких личных договоренностей, никакой демократии — только корпоративный кодекс и закон. Когда система управления работает по принципу черного и белого, каждый ее участник понимает, что никто «не велик и не ужасен» или «добр и милостив». Все приведены к единому знаменателю.

Жечь забастовки Трудовым кодексом
Тимур Горяев считает, что у России крайне мало конкурентных преимуществ. Но одно, весьма очевидное и доступное, все же есть  — это трудовое законодательство. Оно должно создавать возможности для нормальной эксплуатации работников. «Левацкие игры», в которые персонал вынуждал работодателя играть, скажем, в Европе, привели к таким явлениям, как 35-часовая рабочая неделя, а в дальнейшем и к стагнации многих предприятий. Особенно вредны «бездельники, которые выступают разводилами в чужом споре» — так г-н Горяев называет профсоюзы. Защиту должны обеспечивать закон и суд, а «неэффективные посредники» только создают на предприятии ситуацию войны.
От ваших слов создается впечатление, что «Калина» с ее жестким, почти военным стилем управления сегодня стоит на пороге большого профсоюзного конфликта.
— В кризис основная задача — управление рисками. Любая попытка дестабилизировать предприятие — риск. Сегодня это касается многих, но не нас. Я профсоюзы выжег каленым железом в 1996 г. Это было первое мое действие на посту генерального директора — избавиться от барахла, которое создает дополнительное трение при прохождении команд.
Наверняка в Германии, где у концерна сегодня сосредоточено порядка 30% бизнеса, такая зачистка вряд ли состоялась бы.
— В Европе по нашему опыту роль профсоюзов снижается с каждым годом. Лейбористские партии там долго пытались пролезть в правительство и решать свои задачи, но их перехватили нормальные политические силы. Взялись писать законы, защищающие права работников. Власть сама стала гасить «левацкие поползновения». Конечно, они не сошли на нет. Скажем, в Италии, Польше если водитель — член профсоюза будет работать больше, чем это у него записано в договоре, то ему просто поломают ноги. Без затей. Или обольют бензином и сожгут. Они не могут впрямую влиять на работодателя и действуют через работника. При этом в Европе есть абсолютно дикие ритуалы и обряды, унаследованные от профсоюзов XVIII-XIX веков.
Например?
— Самое смешное, что профсоюзы содержатся на деньги работодателя. Есть масса вопросов, по которым нужно создавать комиссии, куда входят (читай — противодействуют) представители профсоюзов. Решение могут затянуть на 3-4 года. Тут надо просто посмотреть маршрут его прохождения и понять, что выгоднее: договариваться и ждать либо действовать бескомпромиссно, опираясь только на закон. Причем если работникам требуются юридические консультации (например, составить какую-то писульку против их же предприятия), то собственник оплачивает эти развлечения с дорогостоящими адвокатами.
Денежный проигрыш работодателя вполне объясним. Вы эксплуатировали работника, а когда случился кризис, выплачиваете ему отступные.
— У профсоюзов в этом случае нет эксклюзива по защите работника. Они действительно очень чувствительны к сокращению штата предприятия, но лишь потому, что меняется численность членов профсоюза. От этого зависит личный доход профсоюзного босса, его влияние, статус, уютный кабинет и хорошенькая секретарша. И ему наплевать на доводы, что у предприятия нет заказов, нет потребности в рабочей силе, наплевать, как будут жить эффективные работники, которых оставили в команде.
Я так понимаю, в России профсоюзы не столь сильны и не могут давить на работодателя.
— Здесь все гораздо тяжелее. Большинство отраслей — в угнетенном состоянии. При этом я наблюдаю веселое роение у отдельных общественных организаций, прежде всего у профсоюзов. И создается ощущение, что чем хуже дела у реального бизнеса, тем профсоюзам лучше. Кто такие профсоюзные боссы? Нормальные бюрократы, хорошо живущие, отдыхающие не хуже меня, которые пытаются оседлать финансовые потоки. Это же мечта большинства россиян. Ни за что не отвечаешь, ни перед кем не отчитываешься, имеешь стабильный заработок, кабинет, свору заместителей, служебную машину. И можешь говорить в принципе все, что приходит в твою пустую голову, и тебя будут слушать.
Так устроена любая политическая партия. Так устроена Россия: людей, которые реально работают и производят, — меньшинство, а все остальные, что называется, фасилитируют. Приспосабливаются, присутствуют, помогают правильно поделить. В нашей стране — это плохо. Потому что если вдруг краник с черной жидкостью закроется, то окажется, что никто работать не умеет и разучился давно. Страна начнет деградировать мгновенно. Это пороховая бочка.
Эффективные остаются, остальные — свободны
Профсоюзы в России финансируют сами работники. По мнению Тимура Горяева, эта процедура в большей степени принудительная, как налог. На хорошем предприятии его сумма может составлять несколько миллионов рублей в год. Взносы кормят профсоюзных лидеров, и этот поток не должен мельчать. Поддерживая свой имидж микрозабастовочками, они добиваются премий для членов профсоюза за счет, например, гастарбайтеров. Слабый собственник закрывает на это глаза, потому что его в большей степени интересуют средние расходы на зарплату по предприятию, ритмичность производства и прогнозируемые издержки. Тем самым он создает в перспективе возможность давления на администрацию.
Когда мы с вами беседовали в прошлом году, вы говорили: профсоюзы появляются на предприятии в угоду неким внешним силам, в основном чиновникам, чтобы давить на собственника. И в конечном счете — чтобы получить контроль над активом. Сейчас ситуация изменилась?
— Я не буду говорить о конкретных именах и названиях, но такая угроза усилилась. Слабость власти порождает бардак, не важно, предприятие это или страна. Кто больше склонен к соплежуйству, к попыткам найти компромисс в любой ситуации, у тех криминальная гидра профсоюзов быстрее распространяет свои метастазы.
В нашей стране, где процент гопоты очень велик, манипулировать людьми легко. Особенно когда у предприятия дела плохи. Администрация мечется, тушит экономический пожар, люди недовольны тем, что у них низкие зарплаты, им не нравится, что они производят, общее настроение неважное — и тут возникает на белом коне профсоюзный лидер. И никакого диалога с работодателем в принципе не получается. Скучно выслушивать аргументы, думать, считать — это противоречит национальному характеру. Сарынь на кичку! Вот это да! Влетел на броневик, рубаху разорвал, повел глазами, красиво сказал! Публика слова не слышит. Призыв кинул в толпу и все Уже даем командирскую заруку. Вот он — новый герой, и мы за ним. Опять-таки бастовать всегда интереснее, чем работать. Ну по определению это прикольнее, чем стоять у конвейера по восемь часов, делать бесконечные ряды продукции. Гораздо приятнее побузить.
Когда бастовали рабочие «Форда» во Всеволжске, журналисты спросили у гендиректора российской «Тойоты», не опасается ли он забастовок у себя на предприятии. Тот ответил, что нет, и пояснил: «Мы забастовки не очень приветствуем». Почему у одних это получается, а у других нет?
— Информационное поле так устроено, что мы уже становимся свидетелями конца трагедии, когда происходит забастовка. Но конфликты сейчас разворачиваются на многих предприятиях России. Если посмотреть на статистику, то вы увидите: в самые неприглядные истории попадают бедолаги иностранцы. Они создавали здесь предприятия с нуля или покупали брошенные и по своей наивности думали, что смягчат отношения с работниками на чужой территории, создав профсоюз. И он будет играть роль демпфера между иностранным эксплуататором и работниками. Но интересы-то защищены законом, я уже об этом говорил. Значит, проф­союзному боссу нужно создавать постоянную ситуацию войны, чтобы быть оплачиваемым и востребованным. Первое, во что втыкались собственники, — повышение зарплаты. Ее, как известно, хочется поднимать беспредельно. Дальше еще бесплатные обеды, еще бесплатную медицину, еще бесплатные тапочки, еще что-нибудь дайте.
Мне кажется, вы излишне демонизируете профсоюзы. Собственник не столь беспомощен, и особой угрозы работники для него не представляли, по крайней мере до последнего времени.
— Я наблюдатель, и страха у меня нет. Проф­союзы в течение многих лет, как тараканы, как клопы, пытаются проникнуть на предприятие разными потешными способами, и это меня раздражает. Для меня это как секта. Если бы в компании появились какие-нибудь кровопийцы-педофилы, поклоняющиеся Сатане, закрепились и начали затягивать в свои липкие сети коллектив, вам наверняка было бы понятнее, почему я им бью по рукам. А для меня одинаково гадко что секта, что манипуляторы, преследующие свои материальные и политические цели за счет предприятия. Не важно какого.
Какими бы маньяками ни называли профсоюзы, они могут реально противостоять собственнику, который в кризис пачками увольняет людей. Порой криво, не соблюдая закон, руководствуясь простой необходимостью резать издержки. Вам не кажется, что без профсоюза работодатель получает возможность скинуть работников, как ненужные карты?
— Вопрос встречный. Где ответственность государства, которое реализует законотворческую функцию? Я уже говорил, что конкурентное преимущество страны — это либеральное законодательство, когда работодатель может легко нанять и легко уволить человека. И работник сегодня не тот бессловесный горняк, которого выгнали, на его место тут же взяли другого — и все крутится дальше. А у него жизнь кончена, в стране великая депрессия, он пошел повесился под мостом.
И горняк давно не является лицом экономики. Сейчас это ведущие специалисты и младшие менеджеры — люди, населяющие офисы. Если работник хороший — работодатель за него держится. И конкуренция за сотрудника между компаниями реальна. Когда мы говорим о кадровой политике, на концерне получается так: хорошо бы нам, например, на позицию бренд-директоров набрать людей высокоэффективных, высокообразованных, мотивированных, с опытом работы на иностранных предприятиях. Но потом себя осаживаем: «Проснись, дорогой! Давай будем реалистами! Где их взять?!»
Поэтому я не вижу никакой проблемы, если компания из-за коренных экономических причин вынуждена высвободить ненужного работника и делает это нормально  — по закону.
По закону дорого. А не по закону есть шанс, что договоришься с трудовой или еще какой инспекцией.
— А никто не хочет сделать это дешевле. Чем тогда будут заниматься эти инспекции, которыми запугивают собственника? Это огромное количество рабочих мест, не создающих ничего в стране. Если бы государственная система начала с себя — просто сократила аппарат процентов на семьдесят, то, во-первых, разрядилась бы ситуация на рынке труда (какое бы выплеснулось предложение!), во-вторых, работа на государство стала бы престижной, в-третьих, законы бы исполнялись. Невозможно управлять таким количеством людей, принимающих решения. Госаппарат сегодня больше, чем у коммуняг, в десятки раз. А если хамов там сразу станет на порядок меньше, велика вероятность, что останутся эффективные, управлять ими будет легко и приятно. У них не будет такого желания лезть везде, где не требуется государственное вмешательство.
Вот вы, эффективный менеджер, пошли бы сейчас на госслужбу?
— В нынешний госаппарат? Никогда! У нас модель власти такая, что человек, по сути нанятый тобой, не нацелен решать твои проблемы. Он самодержец, он нависает над тобой с трибуны. Но ведь возможно прямо противоположное! Приведу пример. Общался со швейцарским коллегой, который хотел поставлять нам одно биологически активное вещество. Он записывал вопросы и комментировал: «Это я обсужу с одним министром, а об этом надо поговорить с другим министром. Сейчас, кстати, ему и позвоню». Я думаю: ни хрена себе, вроде и вопрос небольшой по нашим меркам Кто он такой вообще? Тайный сын президента? Лидер партии? Или картину гонит для балбеса из России? Оказалось, нет, не гонит. У него есть простой договор с министром о развитии предприятия, у того четкие показатели экономического развития, за которые он зарплату получает. Все просто! Надо лишь понимать, что мы ребята из одной деревни и никто не должен ни на ком паразитировать.

 

 

Тимур Горяев
Родился 29 января 1967 г. в Свердловске.
Образование: судебно-прокурорский факультет Свердловского юридического института.
Карьера: был юрисконсультом, руководителем ряда коммерческих фирм, занимал пост директора инвестиционной компании, работал на фондовом рынке, входил в советы директоров нескольких крупных промышленных предприятий и банков Урала; с 1996 г. — генеральный директор концерна «Калина»; с мая 2008 г. — председатель совета директоров ОАО «Концерн «Калина».
Достижения: имеет степень магистра бизнес-администрирования трех западных учебных заведений; с 2000 г. входит в сотню лучших менеджеров России и в десятку лучших менеджеров промышленного сектора России; награжден орденом Сергия Радонежского.