«Примерно в 2019 г. в развитых странах, скорее всего, произойдет очередной циклический кризис. На нашей экономике он тоже отразится». Сергей Хестанов — о возрастающих рисках и предстоящем «застое».
Спецпроект «Крупнейшие банки Екатеринбурга»
Сергей Хестанов, советник гендиректора группы «Открытие Брокер» по макроэкономике:
— Что происходит в России с точки зрения макроэкономики? Начнем с хорошего. Не так давно представители правительства начали радостно нам говорить, что кризис закончился. Этот оптимизм основан на экстраполяции простой зависимости: если продолжить тенденцию (изменения ВВП — прим.ред.) последних трех подсчитанных кварталов, то довольно уверенно можно считать, что в первой половине 2017-го, максимум в середине, наша экономика перейдет к росту. С вероятностью 80% так и произойдет, единственное, что может этому помешать, — внешние шоки либо нефтяных рынков, либо что-то из области геополитики.
Экономические кризисы, с точки зрения теории, делятся на две большие группы: циклические кризисы, которые периодически возникают в мировой экономике, и структурные. Сейчас глубина падения намного меньше, чем в 2008-2009 гг. но оно затягивается по времени, а восстановление достаточно вялое. С вероятностью примерно 80% можно констатировать, что мы зашли не в циклический, а в структурный, трансформационный кризис. Любопытно, но процесс адаптации к нему на всех уровнях идет похоже: мы сокращаем расходы на федеральном уровне, уровне регионов и бизнеса. Естественно, это транслируется и на граждан.
Нужно отметить, что Центральному банку в значительной мере удалось обуздать инфляцию. Но очень важно понимать, за счет чего она снижается. Один из важнейших факторов — падение платежеспособного спроса. Представьте, что больной пришел к врачу, кашляет и просит срочно его излечить.
Врач берет удавку и затягивает ее на шее таким образом, чтобы больной мог дышать, но кашлять у него уже не получалось. Примерно так у нас идет борьба с инфляцией монетарными методами.
С точки зрения финансовой устойчивости страны иметь экономический спад при низкой инфляции гораздо лучше, чем при высокой. Поэтому то, что делает Центробанк, — выбор меньшего зла.
На бизнес и жизнь простых людей сильнее всего влияют так называемые среднесрочные экономические циклы с периодом 7-11 лет — так называемые циклы Жюгляра, французского экономиста. В 1986-м, 1997-м, 2008-м сильно падали цены на нефть и наблюдались мировые экономические кризисы. Интересно, что во всех трех случаях кризисы влекли падение денежного потока России или СССР, и это вызывало негативные последствия.
Во всех трех случаях российский кризис совпадал с мировым, но экономический спад 2014-2015 гг. выпадает из этого ряда: в Америке — рост, в Европе хилый рост за счет Германии, в Китае и Индии приличный рост.
В практическом плане это означает, что примерно в 2019 г. — время в экономике прогнозируется не очень точно — в развитых странах, скорее всего, произойдет очередной циклический кризис. Не надо быть пророком для того, чтобы предположить: на нашей экономике он тоже отразится.
Экономические циклы в прессе традиционно преподносятся как стихийные бедствия. Но гораздо правильнее относиться к ним как к смене времен года: этот цикл объективен и не зависит от наших желаний. Поэтому, с точки зрения бизнеса, достаточно важно согласовывать свои действия с циклами. Понятно, что начинать новый бизнес или расширять старый лучше всего тогда, когда экономика начала расти. И наоборот, если вы хотите купить какие-то стратегические активы, то наилучшее время для этого — самая низкая фаза экономического цикла.
Большинство видов малого и среднего бизнеса бесконечно далеки от нефти, но через один механизм цена на нефть прямо или косвенно влияет на него. Официально у нас федеральный бюджет наполняется на 43% экспортом, но это лукавый показатель. Он не учитывает те бизнесы, которые обслуживают экспортеров либо зависят от них. В Ноябрьске, который находится чуть южнее Полярного круга, есть большой аэропорт и большая железнодорожная станция. На секунду задумайтесь: были бы они кому-нибудь нужны, если бы в городе не добывали 70% российского газа и 12% нефти?
Все серьезные проблемы с наполнением федерального бюджета будут решать за счет ослабления курса рубля.
Понятно, какое зло является меньшим, если взвешивать на одной чаше весов дефицит бюджета, а на другой — ослабление рубля. Крепкий рубль мешает наполнению бюджета и давит на всех производителей, которые конкурируют с импортным товаром. Думаю, в обозримом будущем курс рубля несколько ослабнет. С точки зрения рациональной экономической политики, он составит 63-67 руб. за доллар в зависимости от цены нефти.
Можно констатировать: начиная с весны 2013 г., когда не было никакой геополитики и санкций, крупные инвесторы начали сомневаться в модели роста российской экономики. Сомнения материализовывались в продаже наших активов. Это говорит о том, что модель сырьевого восстановительного роста — то, на чем мы росли со времен распада СССР — скорее всего, себя исчерпала.
Для того чтобы устойчиво расти в будущем, нам предстоит найти новую модель экономического роста. Какой она будет, пока, к сожалению, неясно.
Кто-то бросал лозунг «Давайте мы станем великой зерновой державой!». Но в этом секторе производства в других зерновых державах — в тех же США, которые производят зерна больше нас, в сельском хозяйстве работает 1,7% населения. Чем заниматься остальным 98,3% в рамках этой модели, мягко говоря, неясно. Лозунг «стать великой инновационной державой» тоже не будет рабочим.
Что нас ждет? Разумно посмотреть, как переживали такие периоды другие страны. С точки зрения некоторых проблем, на нас похожа, как ни странно, Голландия. В 1950-60-е годы она пережила проблемы в экономике, сильно похожие на наши. В Северном море были найдены месторождения газа, и Голландия стала много зарабатывать на его экспорте. Стоимость гульдена (нацвалюта в то время) взлетела, и в стране стало выгодно заниматься двумя секторами бизнеса: продажей газа и всего, что ее обслуживает, и так называемыми неторгуемыми секторами, направленными на потребление. Неторгуемые — то, что нельзя импортировать из-за границы в готовом виде, например, недвижимость и сети розничной торговли.
Как только месторождение исчерпалось, голландская экономика зашла в состояние структурного кризиса, из которого вышла примерно через 15 лет. Притом что Голландия — маленькая страна с низкими рисками коррупции и хорошо развитыми институтами. С тех пор явление, при котором сверхдоходы от экспорта сырья угнетают многие другие сферы экономики, называется «голландская болезнь».
Не знаю, сколько продлится нынешний экономический спад, но глубоко уверен, что ориентировочно лет 15 затягивания поясов у нас впереди.
На самом деле трагедии в этом нет. Существует одна страна с достаточно высоким уровнем жизни населения и мощным бизнесом, которая живет в таких условиях более 25 лет — это Япония. Экономический рост там закончился в 1991 г., но, тем не менее, японский бизнес развивается.
Зачем государству заниматься поддержкой бизнеса? Причина очень проста — государство всерьез озабочено проблемой занятости. У нас достаточно высокий процент населения находится за чертой бедности: даже по данным госпожи Голодец (вице-премьера правительства РФ), которую вряд ли кто-то может обвинить в некорректности, — порядка 25%. Чтобы стимулировать занятость в разных формах, государство и проводит те или иные программы поддержки.
Колонка написана на основе выступления г-на Хестанова на деловом завтраке «Свердловская область: ключевые точки поддержки бизнеса с помощью государственных программ» 28 марта. Материал подготовил Андрей Пермяков, DK.RU