«Формально все инновационные инструменты запущены. Есть система венчурных фондов — на Урале, например, работают два, которые мы курируем. Но при этом все не взаимосвязано». Гульнара Биккулова, РВК.
Гульнара Биккулова, заместитель генерального директора Российской венчурной компании (РВК):
— Российский венчурный рынок очень молодой. Он существует, по сути, около десяти лет, в то время как в мире это уже устоявшаяся отрасль. Первые венчурные фонды на родине венчурной индустрии в США начали создаваться в послевоенные годы. В 1970-1980-е гг. американский рынок переживал бум, ежегодно появлялись десятки новых фондов, на рынок пришли крупные корпорации, которые начали создавать свои венчурные подразделения. С этим же периодом связана экспансия американских фондов на другие рынки в Европу через Великобританию, страны Азиатского региона, Израиль. Сегодня глобальная венчурная индустрия — это на 80% сделки, совершенные с участием американских венчурных фондов. Европа лидирует по объему сделок с участием корпораций. Во всех странах государство играет важную роль как в становлении рынка, так и в создании условий для его развития.
А российский рынок на этом фоне действительно пока только начинает развиваться. Тот путь, который венчурная индустрия в других странах проходила за десятилетия, мы пытаемся в сконцентрированном виде пройти за несколько лет. Поэтому наш рынок бурно развивается, проходит свои взлеты и падения. Например, взлет был три-четыре года назад.
Тогда тема инноваций привлекала огромное внимание, слова «инновации», «стартапы», «венчур» звучали буквально из каждого «утюга». На рынок начали приходить большие деньги, в России создавалось огромное количество венчурных фондов, и к концу 2013 г. их число достигло 200.
Именно в 2012-2013 гг. российский венчурный рынок заметили международные аналитики — страна стала попадать в обзоры Dow Jones VentureSource, Bloomberg, на страницы ведущих мировых СМИ. Мы тоже совместно с компанией PWC начали делать в России исследование MoneyTree, которое везде в мире признается одним из авторитетных аналитических источников по теме венчурных инвестиций. Россия тогда вышла на четвертое место в Европе по объему рынка. Мы, наконец, достигли определенного уровня, и все аналитики констатировали, что отечественный венчурный рынок сформировался.
А дальше на рынке произошла коррекция — инвестиций стало меньше. Сократилось число сделок и их средний объем — инвесторы стали осторожнее. Раньше они были готовы вкладывать какие угодно деньги в будущих единорогов, то есть в те компании, что в перспективе, возможно, достигнут миллиардной капитализации.
Было ощущение, что они таких единорогов легко узнают на ранних стадиях, однако быстро стало очевидно, что инвестиции в сложные технологические проекты требуют серьезной экспертизы.
Кроме того, общая экономическая ситуация стала иной, и наступил этап отрезвления или, как его называли аналитики, «взросления» рынка. Количество фондов начало уменьшаться. Число сделок оставалось примерно таким же, но объем инвестиций сокращался, инвесторы теперь предпочитают инвестировать меньше в каждой сделке и более тщательно выбирают стартапы для вложений. В свою очередь, нужно сказать, что и стартапы повзрослели. На смену двадцатилетним «гикам» стали приходить более взрослые предприниматели и инженеры.
Если говорить про другие характеристики российской венчурной отрасли, они не уникальны и в целом повторяют то, что происходит на других развивающихся рынках. Например, у нас сложился отраслевой дисбаланс. Большинство венчурных инвесторов вкладываются в интернет-сделки, сегодня этот сегмент составляет 90% всего объема рынка. Интерес к этому направлению вполне понятен: очень низкий порог входа — можно войти в проекты с достаточно маленьким объемом денег. Кроме того, инвесторы в основном вкладывают в понятные бизнес-модели, так называемые проекты-копикаты (copy-cut). Это удачные бизнес-модели, успешно зарекомендовавшие себя в других странах. Например,
сервис аренды такси, рекомендательные сервисы, агрегаторы купонов и проч. Для инвестора это практически гарантированные вложения, которые можно просчитать.
Тем не менее, ситуация начинает меняться, но очень медленно. В прошлом году, например, сектор биотехнологий продемонстрировал значительное увеличение количества сделок, показав почти семикратное увеличение их числа. Идет движение инвесторов в сторону промышленных стартапов — новые материалы, промышленный софт, энергетика. Но здесь возникает потребность в господдержке, частные инвесторы с большой осторожностью идут в эти сферы. Поэтому РВК создает фонды, которые инвестируют в биотех и промышленные технологии на основе частно-государственного партнерства. Плюс на госуровне идет поддержка университетов, запускаются программы коммерциализации, создаются технопарки для того, чтобы появлялись проекты в этих сферах. РВК, например, уже несколько лет делает акселерационную программу GenerationS, через которую мы ищем в российских регионах промышленные разработки, интересные крупному российскому бизнесу.
Еще одна проблема российского венчурного рынка — это несбалансированное распределение капитала на разных инвестиционных стадиях. Например, на ранней или предпосевной стадии в проекты традиционно инвестируют частные инвесторы или бизнес-ангелы. Таких бизнес-ангелов в России очень мало, и пока проблему финансирования проектов на ранней стадии закрывает государство — через грантовые программы и посевные фонды. Это частично решает проблему с количеством стартапов, которое генерится через такие программы. Но сказывается на их качестве. Считается, что частные инвесторы, в отличие от государства, вкладывают в проекты не столько деньги, сколько свою экспертизу, связи, и это помогает стартапам развиваться более эффективно на следующих стадиях.
Есть и проблема выхода из проинвестированных проектов, когда венчурные инвесторы продают свою долю. Традиционно в мире 90% выходов происходит через корпорации — они как стратегические инвесторы покупают стартапы.
Российские корпорации в этом смысле не очень активны — да, каждый год количество таких сделок у нас растет, но оно пока измеряется десятками — 10-20 ежегодно. Это очень мало в масштабах всей страны.
Второй инструмент для выхода — биржи, некоторые стартапы в какой-то момент становятся настолько большими и самостоятельными, что проводят IPO. В разных странах есть механизмы, которые помогают малым технологическим компаниям выходить на биржи на спецусловиях. Московская биржа тоже разрабатывает специальные программы, помогающие технологическим компаниям получить консалтинг по листингу на бирже, компенсирует часть расходов, связанных с этим. Надеюсь, все это повлияет на рост сектора инновационных компаний на бирже.
РВК как фонд фондов и институт развития, безусловно, работает практически со всеми обозначенными проблемными зонами. Мы создаем фонды в тех отраслях, куда частные инвесторы идут с неохотой. Проводим образовательные программы для всех участников индустрии (стартапов, инвесторов, сотрудников технопарков и инкубаторов) плюс стараемся развивать региональные экосистемы. Важно, чтобы фонды, бизнес-ангелы, стартапы были не только в Москве, но и во всех регионах. Здесь, конечно же, необходима политическая воля — на уровне региона, чтобы инновациями занимались не только немногочисленные активисты, которым больше всех нужно, но чтобы они получали поддержку и от своих местных чиновников.
В этом плане показательны Самара и Татарстан. В первом случае есть вице-губернатор, который курирует тему инноваций.
Власти пытаются работать системно: развивают кластеры — автомобильный, аэрокосмический. Втягивают в работу университеты, которые начинают понимать, какой есть запрос на технологии, на проекты, и в этом направлении начинают двигаться. В регионе создаются инвестиционные инструменты — развивают свое сообщество бизнес-ангелов, сформировали венчурный фонд и планируют еще несколько, чтобы поддерживать проекты на разных стадиях. Плюс активно вовлекают корпорации, которые заинтересованы в новых технологиях. В Татарстане глава республики сам интересуется инновациями и дал четко понять: фокус — на технологии, Татарстан должен стать республикой, где инновационная экономика будет играть большую роль.
Важно, чтобы такая работа была системной. В России ведь формально все инновационные инструменты запущены: есть технопарки, бизнес-инкубаторы, университеты тратят огромные бюджеты на создание собственных прорывных технологий, есть отдельная система венчурных фондов — на Урале, например, работают два фонда, которые мы курируем. Но при этом все не взаимосвязано. Корпорации говорят, что готовы покупать российские инновационные продукты, но пусть они будут абсолютно конкурентоспособны западным.
При этом понятно: стартапам это сложно — они работают на другой стадии, когда продукты выпускаются маленькими партиями, они пока еще несовершенны, стартапы не могут обеспечить сервисную поддержку на том уровне, на котором это делают международные гиганты. Они просто не заточены под требования крупного бизнеса. Корпорациям нужно идти навстречу — не здесь и сейчас что-то требовать, а делать маленькие пилотные проекты, помогать производителям развиваться. Тогда через несколько лет они станут партнерами, которые осилят высокие стандарты.
Большая проблема инноваций в России сегодня в том, что все хотят результат прямо здесь и сейчас.
Но если посмотреть на опыт других стран — США, Китая, Индия — то эти государства десятилетиями развивали инновационные экосистемы. То, что делается для развития венчурного рынка России сейчас, вполне разумно. И что приятно, это не только усилия государства, но и игроков рынка. Российские венчурные инвесторы активно участвуют в образовательных программах для того, чтобы обучать новых инвесторов, продвигают отрасль на российских и международных мероприятиях. И если работать вместе и системно, даже при текущей макроэкономической ситуации, результаты будут. Нужно только набраться терпения и делать сообща маленькие, но очень необходимые шаги, для развития рынка.