«Эта проблема будет существовать довольно долго, пока люди, которым сегодня 15 лет, не займут руководящие посты». Телеведущий Владимир Познер — о цензуре, претензиях к Путину и компромиссе в работе.
Телеведущий Владимир Познер дал интервью журналисту Юрию Дудю*, в котором рассказал, как устроена работа на ТВ, когда его программа на «Первом канале» была близка к закрытию, кого он не может пригласить в эфир и о многом другом. Ниже приведен краткий пересказ беседы.
— Когда мне говорят: «Я мечтаю быть журналистом», я отвечаю: «Если мечтаете — забудьте. В нашей стране это сегодня совершенно ни к чему». В России нет журналистики, есть отдельные журналисты. Я уверен, что журналистика снова возникнет, как некая четвертая власть, потому что без этой профессии ни одно государство существовать не может.
Когда я сказал «Государственная дура», это было вот-вот [программа «Познер» была на грани закрытия].
<…> Два раза звонил Константин Эрнст и говорил, что это нужно сделать [вырезать часть интервью]. Я дважды согласился скрепя сердце, а когда это произошло в третий раз без моего ведома, я встретился с Эрнстом и сказал: «Давайте договоримся: если это произойдет еще раз, то закроем программу». С тех пор ничего не было.
Видео: Программа «вДудь»
Я не могу позвать (на интервью), хотя и хотел бы, Навального*: публика имеет право знать, что этот человек говорит.
До тех пор пока телевидение будет либо напрямую, либо опосредовано контролироваться государством, власть будет решать, кто может, а кто не может появляться на этом экране.
Интервью с Дмитрием Медведевым в 2013 г. было неудачным. Он поначалу меня поразил тем, что пришел, не попросив никаких вопросов заранее, в прямой эфир. У меня сразу возникло некое чувство благодарности, что он так поступил — для нашей страны это нехарактерно. И из-за этого я не стал задавать вопросы, которые обязан был задавать.
Я встречался с Владимиром Путиным, пришел просить за Парфенова (в 2004 г. того уволили с НТВ). Путин сказал: «Ну он себе напозволял». Я сказал: «Возможно, но это самый талантливый человек на нашем телевидении. Я хотел спросить: как вы отнесетесь к тому, чтобы Парфенов и я вместе делали еженедельную новостную программу?». Об этом я предварительно говорил с Эрнстом, и он сказал, что это была бы сильная программа. И мне Путин ответил: «Я не возражаю». Я страшно обрадовался, но на следующий день — это я знаю по рассказам — как будто бы к Путину пришел Добродеев (глава ВГТРК) с будущим руководителем НТВ Кулистиковым и сказал: «Я предлагаю Владимира Михайловича в качестве руководителя НТВ, но с условием, чтобы Парфенов не вернулся ни на какое телевидение, только на НТВ, если вообще вернется». Как я понимаю, это условие было принято, поэтому моя попытка оказалась тщетной.
Я придерживаюсь правила «Надо обязательно попробовать». Я попробовал бы. Ну, если бы у нас закрыли программу, по крайней мере, у меня на душе было бы спокойно.
Путин силен. Он, очевидно, силен в умении поставить то, как он понимает интересы России, таким образом, что приходится с этим считаться. Я хорошо помню нашу страну во времена Бориса Ельцина и помню, как ее просто не было на международной арене. За годы путинского президентства это сильно изменилось, и отрицательное отношение к России через Путина отчасти связано с этим. Расчет был, что России не будет.
Три претензии к Путину: резкое ограничение демократии, которое выражается в отсутствии независимых СМИ, реальной политической жизни и каких-либо организаций в оппозиции — они сразу попадают в число иностранных агентов. Приостановка или отталкивание демократии — причина всех остальных вещей, которые происходят.
Все руководители России — советские люди, они — продукт общества, которого больше нет. Они не умеют управлять обществом, в которое попали. Эта проблема будет существовать довольно долго, пока люди, которым сегодня 15 лет, не займут их посты.
Я не сижу в интернете — неинтересно. Это прекрасное средство для выражения своих мыслей, но у меня очень много всякого.
К деньгам я очень равнодушен. Хотел бы иметь небольшой самолет — это очень удобно, но таких денег у меня нет и не будет.
Вообще я ничего не боюсь.
Я понимаю, в какой стране живу, и, согласно правилам игры, есть вопросы, которые решает первое лицо, неважно, как его фамилия.
И если я хочу делать что-то одно, вечное, то никто не может дать добро без этого человека. Это отдельные, особые вещи, например, создание общественного телевидения. Либо я буду стараться это делать и буду добиваться этого, либо нет. Но если нет, то и не будет ничего. А вдруг я чего-то добьюсь?
* - выполняет функции иностранного агента * - внесен Росфинмониторингом в перечень организаций и физлиц, причастных к терроризму и экстремистской деятельности.