«Задача оперативника при проверке бизнеса — парализовать волю руководителя»

Семья г-на Купцова живет в однокомнатной квартире, доставшейся от родственников его жены. Свою первую машину — Дэу Нексия — он приобрел в 2006 г., после ухода из таможенного управления. Фольксваген Поло и участок земли появились, когда г-н Купцов начал консультировать частные структуры.

«Наверное, я был плохим полицейским, — говорит он. — Потому что за 27 лет службы не обзавелся финансовой подушкой. Хотя возможности заработать были. И во время службы, и после нее я видел, как некоторые сотрудники выходят в отставку и пускаются во все тяжкие. Но надо быть законченным идиотом, чтобы заниматься вымогательством или «разводиловом». Зарабатывать хорошие деньги можно официально. Иногда за возможность «предотвратить наезд» и направить проверку в «законное русло» бизнес готов заплатить больше, чем обычному вымогателю».

В поисках экономических преступлений

Кухня Управления экономической безопасности и противодействия коррупции (УЭБ и ПК) отличается от обычного розыска, где работа начинается с кражи, разбоя или убийства, и полицейским остается найти виновного. В экономической сфере приходится доказывать, что преступление совершено, совершается или будет совершаться. Без добровольных помощников в такой работе не обойтись.

Как можно узнать, что где-то совершается преступление?

— До 90% сведений оперативники получают из открытых источников. Это публичные отчеты юридических лиц, новостные разделы на сайтах компаний, рекламные объявления в СМИ (скупка-продажа черных, цветных, драгоценных металлов, произведений искусства, финансовые услуги). Опытный сотрудник вправе предположить, что фирма обналичивает деньги или выводит их за границу, более того — он может провести оперативную проверку по такой информации. Или собственник фирмы, которому удалось обойти закон, может рассказать о своей удаче друзьям, не догадываясь, что его успехам радуются не все, а кого-то просто душит жаба. Заявления в полицию пишут даже родственники и друзья. Пока делить нечего, они называют себя командой, но едва появляются деньги, начинают выживать друг друга из бизнеса. 

Чтобы сводить счеты с конкурентами, предприниматели используют правоохранительные органы?

— К сожалению, это не редкость. Информировать оперативных работников обычно пытаются через друзей или общих знакомых. А если не видят результата своих усилий, то еще пишут анонимные письма. Если я получал анонимку, думаете, я ее выкидывал? Нет. По закону, сами анонимки не рассматриваются, и в этом смысле мы ничего не нарушали. Но я всегда давал поручения своим сотрудникам проверить информацию, полученную из такого источника.

А были заявители, которые хотели исполнить гражданский долг?

— Мне приходилось с ними встречаться, причем достаточно часто, особенно если речь шла о вымогательстве взятки или недобросовестной конкуренции. Коммерсанты приходили и сообщали, что их партнеры нарушают закон, а сами они не желают в этом участвовать: одни — по идейным соображениям, другие — из страха, а кто-то просто не хотел остаться без средств к существованию. Думаете, по сравнению с 30-50 гг. прошлого века что-то принципиально изменилось? Я считаю, что нет. Система информирования правоохранительных органов работала всегда, и всегда будет работать, неважно, как ее называют — оперативными сведениями или стукачеством.

Если человек пришел заявить о преступлении, а оперативная проверка не подтверждает его слова, что тогда?

— Дело оперативного учета прекращается, и все. Закон ничего не говорит о моральной стороне вопроса. Если поступила информация, с ней необходимо разобраться.

А как поступают с тем, кто написал донос?

— Это еще большой вопрос, доносил он или нет. Если мы живем по закону, то к информированию правоохранительных органов надо относиться без предубеждения. А когда живут «по понятиям», начинаются разговоры о стукачестве. В таких случаях я всегда спрашиваю: «Как вы относитесь к людям, сообщающим информацию о террористах, убийцах, жуликах, мошенниках, ворах?» Несколько лет назад, будучи в служебной командировке в Германии, я спросил немецких коллег о доносительстве полиции. И получил простой ответ: «Если 99 из 100 человек соблюдают закон, а один — нет, то зачем остальным входить в положение нарушителя, если он не уважает остальных?»

Но тут речь идет о клевете. Где же неотвратимость наказания?

— Если человек официально написал заявление, и оказалось, что там все неправда, за клевету он должен ответить. Но для этого требуется заявление от потерпевшей стороны, а зачастую все заканчивается примирением.

У вас были осведомители, рассказывающие о сомнительных финансовых операциях?

— У полицейского всегда была, есть, и будет агентура. Агент — это «опер без погон». Если оперативный сотрудник сдает своего агента, в профессиональной среде уважения к нему никогда не будет. Потому что рано или поздно агент (информатор) и оперативный работник становятся коллегами-друзьями. Со времен царской охранки в работе с агентурой принципиально ничего не изменилось. Одни работают на компромате — полагаться на них нельзя, другие — только за деньги, но наемник всегда может отказаться от работы. Только «инициативники» самые надежные агенты.

Откуда они берутся?

— Обычно это люди, которые хотят бороться со злом любыми доступными им способами. Или те, кто считает себя несправедливо униженным и оскорбленным. Инициативный агент получится даже из уборщицы, с которой на работе особо не церемонятся, забывая, что она тоже человек. С ее помощью можно попасть в любое помещение и провести любые негласные мероприятия. А в мусоре, который она выносит, больше информации, представляющей оперативный интерес, чем на сервере или в компьютере. Если человек порвал бумажку и выбросил, в его голове отложилось, что вопрос решен. Но толковый опер всегда знает, что и где искать.

Проверь меня, если сможешь

Доля внеплановых проверок среди всех проверок бизнеса в России выросла до 75%, сообщила Генпрокуратура в августе. Прокуроров не устраивает, что с надзорным ведомством согласовывается всего 3% внеплановых проверок. Исправить ситуацию призван законопроект, внесенный в Госдуму. Одновременно бизнес-омбудсмен Борис Титов предложил, чтобы  правоохранительные органы информировали прокурора о гласных оперативно-розыскных мероприятиях (в том числе, о выемках документов) в отношении предпринимателей.

Почему бизнесу приходится защищаться от людей в погонах?

— Предприниматели у нас плохо представляют, какие полномочия у полиции и как она работает, а полиция мало что знает о предпринимателях. Когда они встречаются, то взаимодействуют на свой страх и риск. Одни считают, что все коммерсанты — жулики, другие, что все полицейские — взяточники. Кстати, не без помощи средств массовой информации.

Если коммерсант не совершил ничего противозаконного, он вправе рассчитывать на поддержку государства, а не ждать от него каверзы.

— Согласен. Коммерсант зарабатывает деньги, но не всегда праведным путем. Он научился обходить законы, в которых есть «дыры», поэтому знает свои грехи и всегда ждет проверку — налоговую или еще какую-нибудь. И вот в его фирму приходит правоохранительная структура. Как он реагирует?

Настороженно?

— Это — в лучшем случае. Зачастую он в полном непонимании, его начинает трясти. Коммерсант считает, если к нему пришли, значит, он уже что-то нарушил. Значит, уже виноват. Неудивительно, что в такой ситуации могут появиться «проверяющие», которые хотят воспользоваться данным обстоятельством в личных целях.

Как защитник интересов частных фирм, вы с этим сталкивались?

— Не один раз. Последний пример — недавно в нашей компании была проверка налоговой, и вместе с сотрудниками службы пришел еще один человек. Я думал, он из полиции, а оказалось, из ФСБ. Их интересовало предприятие, которое арендовало у нас площадь, а потом съехало и осталось должно 6 млн руб. (его имущество на нашей территории опечатано и находится в залоге у банка). Человек из налоговой начал писать акт осмотра. Я спрашиваю: «Почему — акт? Давайте составим протокол, чтобы все было официально». Суть в том, что протокол нужно регистрировать — появляется свидетельство, что сотрудники были на объекте. Акт регистрировать не надо. Товарищ из ФСБ ничего подписывать не стал. Спрашиваю его: «Фирма, которой вы интересуетесь, нанесла экономический ущерб государству? Речь идет о терроризме или о защите конституционного строя? Можете объяснить цель визита?» А он: «Не скажу». Я предположил, что очередные кредиторы прислали работников ИФНС из другого района, чтобы выяснить, находится ли фирма по данному адресу, и чем она может покрыть задолженность. На владельца бизнеса, который не очень в себе уверен, такая проверка может нагнать страху.

Как бизнесу выяснить истинную цель проверки?

— В большинстве случаев — никак. Надо понимать, что грамотный оперативный работник без причины не придет. Он всегда точно представляет, что хочет обнаружить, и единственный вопрос, который его волнует: где ЭТО может находиться? Но своих истинных намерений он не раскроет. Его главная задача — использовать фактор внезапности, чтобы парализовать волю проверяемого, отключить его мозги. Человек устроен так, что подсознание работает быстрее, и проверяемый рассказывает многие вещи, не контролируя свою речь. Наблюдая за суетой таких руководителей, я всегда видел их слабые стороны. Все остальное уже было делом техники.

Можете назвать типичные ошибки, которые совершают проверяемые?

— Часто при проверке служащие компании разбегаются, оставив своего директора один на один с проверяющими или полицейскими. И пока с первым руководителем беседуют, оперативники бесконтрольно «шарят» по рабочим местам в поисках вещдоков. Красть или подсовывать что-либо они не станут. Это тоже «оперская этика». Зато позже, когда на руках будет постановление на проведение обысков и выемок, они будут точно знать, что изымать и где ЭТО лежит. Теперь я смотрю на такие вещи со стороны бизнеса. Когда проверяющие приходят в компании, чьи интересы я представляю, я не общаюсь с ними в одиночку, а при необходимости приглашаю юриста. Мне нужно плечо, на которое можно опереться. Юрист может ответить на одни вопросы, я — на другие. Я всегда понимаю, когда юристу необходима пауза, а он — когда пауза нужна мне. Иногда нам на помощь приходит главный бухгалтер. Получается состязание с проверяющими: команда на команду — это всегда проще и эффективнее.

Как еще можно себя обезопасить?

— Беда в том, что большинство фирм не выполняют даже элементарных требований, которые могут облегчить им жизнь.

Например?

— По федеральному закону, на каждом предприятии должен быть специальный журнал. Любая структура, которая приходит с проверкой, должна оставить в нем запись. Таков порядок. Прежде чем допускать инспекцию на объект, предложите ее участникам заполнить все графы в журнале. Как только вы переводите ситуацию в официальное русло, они начинают понимать, что «на ура здесь не прокатит». Тем более, если кто-то из проверяющих намерен вымогать деньги. Тут, как на танцплощадке: в первый раз вас непременно побьют. Если не будете защищаться, и дальше станут лупить. Но когда на семинарах спрашиваешь: «У кого есть журнал проверок, поднимите руку», выясняется, что таких — единицы. Знаете, почему? Некоторые об этом слышат в первый раз, хотя закон действует с 2009 г., а некоторые уверены, что после записи в журнале они уже не смогут «разрулить» ситуацию по-тихому.

Дело гражданина вне всяких подозрений

В апреле 2017 г. суд приговорил бывшего руководителя главного управления экономической безопасности и противодействия коррупции (ГУЭБиПК) МВД к 22 годам колонии строгого режима. По версии следствия, за то, что полицейские провоцировали на взятку крупного чина ФСБ. Наверху решили, что борьба с коррупцией зашла слишком далеко.

Если бы вы узнали, что ваш начальник — коррупционер, что бы вы сделали?

— Я бы спросил его об этом. Если увидел бы, что не могу повлиять на ситуацию, подал бы в отставку.

Сколько нечистых на руку таможенников вы поймали за свою практику?

— При моем личном участии задержано с поличным около 50 сотрудников таможенных органов, которые действовали в одиночку или в составе групп. По каждому случаю вынесены приговоры. Те, кто осознал свою вину и пошел на сотрудничество со следствием, получили условные сроки. Остальные — реальные.

Какого масштаба это были взяточники?

— От начальника таможни до простых инспекторов. Был даже один начальник кафедры таможенной академии. Мы задержали его за взятку $5 тыс. Сумма небольшая, но беда в другом. Система поборов в учебном заведении, готовящем кадры для правоохранительных органов, запускает коррупционный механизм. Чтобы поступить в вуз, абитуриент отдает по $5 тыс. за экзамен — итого $25 тыс. (четыре экзамена плюс ФИЗО), и все годы учебы ему тоже приходится платить. Такой выпускник, попавший на службу, полагает, что теперь у него есть моральное право брать с предпринимателей деньги, чтобы покрыть расходы на свое образование. В таких поборах он не видит ничего зазорного, считая коммерсантов жуликами и «врагами народа».

Бывают случаи, когда чиновника обвиняют в коррупции, арестовывают, бросают за решетку, а потом тихо выпускают. Это значит, что полицейские были недостаточно компетентны?

— У нас за решетку никого не бросают, а задерживают или арестовывают в рамках действующего законодательства. Как часто такое происходит, сказать не могу, но один случай знаю со слов самих полицейских. Виной всему была небрежность и халатность. Оперативники проводили выемки по отдельному поручению следователя. Изъятые документы предоставили следователю, он их вещественными доказательствами не признал и вернул оперативным работникам. А те просто их выкинули. За это уцепились адвокаты. Знакомясь с материалами уголовного дела после вынесения обвинительного заключения, они увидели, что протокола выемки и изъятых документов в деле нет. Где они? Адвокат заявил: со слов обвиняемого, полицейские намеренно — за вознаграждение — уничтожили документы по сговору с его  клиентом, обещая смягчить обвинение. Вмешался надзирающий прокурор. Материалы  уголовного дела вернули на дополнительное расследование, а по результатам проверки в отношении оперативника возбудили уголовное дело — он получил реальный срок.

Иногда дело разваливается уже в суде, если обвинителю недостает аргументов.

— Как суд может развалить дело, если в нем 100% доказательств? Никак. Но правосудие в России руководствуется не законом. Я называю это «пролетарским сознанием», когда судья принимает решение, руководствуясь личными убеждениями. При такой постановке все зависит от судьи.

То есть во всем виноваты судьи? 

— Нет, не в этом дело. В советское время чиновников-взяточников сажали не меньше, но до общественности доводили не всю информацию. Думаю, это правильно. Если мы даем чиновникам власть, права и полномочия, а потом начинаем их привлекать к уголовной ответственности, авторитет такой власти падает. Надо было раньше думать, кого назначают. Люди должны быть уверены: в государстве всегда порядок. Если будут считать, что у «царя ветер в голове», начнутся разброд и шатания. Сейчас — об арестах чиновников-коррупционеров пишут в газетах много, а в тюрьму попадают единицы.

Если число посаженных — верхушка айсберга, сколько их осталось на свободе? Как вы оцениваете уровень коррупции в стране и в правоохранительных органах?

— А вы можете сказать, сколько уличных фонарей не светит в Российской Федерации? Я готов говорить только о взяточниках, которых задержал сам. Коррупция пропорциональна количеству нарушений в экономике — ее порождают не предприниматели, а законы. Значит, нужно принять такие законы, чтобы коррупция стала экономически невыгодной. Было бы наивным считать, что пока все ищут материальную выгоду,  правоохранители бескорыстно сражаются за родину. Ничто человеческое им не чуждо.

Системная оппозиция

При социализме был популярен анекдот о сантехнике, которого вызвали в горком партии прочистить засор. Осмотрев трубы, он сказал: «Прогнило сверху донизу — всю систему менять надо». И поплатился за прямоту. Александр Купцов, у которого тоже есть претензии к правоохранительным структурам, полагает, что от радикальных шагов лучше воздержаться — любую систему можно усовершенствовать.

Из ваших слов понятно, что система экономического сыска не всегда справляется со своими задачами. Как сделать ее более эффективной?

— Система, она и есть система. Менять в ней ничего не нужно — это чревато последствиями. Кто знает, как система отреагирует на вмешательства? С системой воевать нельзя, воевать можно только с отдельными лицами, которые нарушают закон и дискредитируют саму систему. Лично я как был человеком системы, так им и остался. Я никогда про систему плохо говорить не буду, все-таки я ей отдал 27,5 лет жизни.

Если требований системы не выполняет человек, отвечающий за экономическую безопасность в стране, и его обвиняют в организации преступного сообщества и отправляют в тюрьму, значит, дела плохи. Без изменений не обойтись.

— Борьбу с экономическими преступлениями не отменили? Значит, система никуда не делась. Вопрос, как ее усовершенствовать. На мой взгляд, необходимо отказаться от количественных показателей, по которым судят о работе полиции, в том числе, УЭБ и ПК. Количество преступлений не отражает реального положения дел в экономике.

Что вы предлагаете?

— Если мы расследуем экономические преступления, в отчете должны фигурировать экономические показатели. Допустим, кто-то украл у государства миллиард рублей. Следующий вопрос — сколько денег из украденного миллиарда удалось вернуть? Вы такие данные где-нибудь видели? Фигуранты по делу Оборонсервиса вернули хоть рубль? Мне об этом ничего не известно. А конфисковать их имущество Уголовный кодекс не позволяет. Это значит, что любой может утащить миллиарды, отсидеть пару лет под домашним арестом и выйти сухим из воды. Или вот девелопера Полонского из тюрьмы выпустили — он теперь никому ничего не должен.

Какие есть еще варианты, помимо конфискации имущества?

— Я считаю, пока преступник не возместит ущерб, он должен вкалывать. Не обязательно шить одежду на зоне. Он может трудиться в любой сфере. Если преступник — талантливый предприниматель, пусть создаст бизнес, который покроет ущерб! С другой стороны, если подразделение УЭБ и ПК вернули государству похищенное, надо выплачивать им процент. На этот процент они смогут арендовать здания, покупать технику, машины, платить сотрудникам зарплату, обеспечивать социальные блага. Как только это случится, сразу же «задышит» малый бизнес, на котором сегодня делается статистика — полицейским он станет неинтересен. Все начнут гоняться за «крупняком». А сейчас — что? Если человек украл мешок картошки, его можно посадить за кражу. Если стащил вместе с соседом, это преступление совершенное группой лиц, а если привлек двух соседей с мотоциклом — группа лиц по предварительному сговору. Вот вам и борьба с организованной преступностью.

По-вашему, наверху этого не понимают?

— Всякий раз, когда приходит новый министр внутренних дел, он говорит: «Давайте регистрировать все преступления — раскрываемость будет как в развитых странах — 30-40%, не больше. За показателями не гонимся». Но не проходит и шести месяцев, как на очередной коллегии министерства объявляют: раскрываемость повысилась на несколько процентов. Если сложить цифры за все годы, окажется, что органы уже разобрались и с текущими делами, и с прошлыми, и даже с будущими. Но пока это только видимость.

Редакция DK.RU благодарит Бизнес-школу «Капитал» за помощь в организации интервью