«Сегодня брак заключается на срок выращивания детей, до возраста их социальной самостоятельности. Потом заключается второй брак с этими же целями. Вот так в основном и живут городские жители». МНЕНИЕ.
Екатерина Шульман*, политолог, доцент Института общественных наук РАНХиГС, в интервью Rus.Postimees рассказала о том, как в России меняется семейная и сексуальная жизнь. DK.RU выбрал главное из интервью.
— Поведенческие нормы, в том числе в сфере семейной жизни и полового поведения меняются по мере того, как меняется политико-экономическая модель. На эти паттерны поведения влияет индустриализация, урбанизация, изменение продолжительности жизни, изменение количества детей на одну женщину, наличие или отсутствие женского образования и младенческая, детская и материнская смертность.
На наше поведение влияет второй демографический переход. Это универсальное явление, которое приходит ко всем социумам, ко всем странам и народам по мере того, как меняется их социально-экономическая модель.
Когда у вас более или менее случилась урбанизация и индустриализация, складывается более сложное и многоукладное общество и более сложная экономика, которая состоит не только из промышленного производства, но и из растущего сектора услуг. Одновременно наука, технологии и медицина развиваются. Усложненное общество начинает позволять женщинам иметь образование и работу. Вслед за этим происходят следующие вещи: рождаемость падает, продолжительность жизни растет. Общество стареет, т.е. общество преимущественно состоит не из молодежи, потому что люди живут дольше.
Еще одно свойство второго демографического перехода заключается в том, что чем позже он к вам пришел, тем быстрее он случится. Для того, чтобы в Великобритании среднее количество детей на одну женщину сократилось с 6-ти и более до 3-х и менее, понадобилось 95 лет. В Китае это произошло за 11 лет, в Иране — за 10. То есть, чем позже вы начинаете, тем быстрее с вами это происходит.
Второй демографический переход не щадит никого. Он не зависит от религии, расы, этничности, традиций и исторического наследия. Нет таких людей, которые не попали бы под него. Потому что по большому счету он означает улучшение качества жизни. Ваши дети не умирают, вы сами живете дольше, у вас есть выбор, вы не обязаны рожать каждые два года.
Глядя поверхностно, может казаться, что с увеличением социальной роли женщины и ростом их свобод степень сексуальной свободы, и в особенности свободы в публичной сфере, будет расти. На самом деле — ничего подобного. Предполагать, что женщины в первую очередь заинтересованы в сексуальной свободе — это несколько нереалистично. Если уж на то пошло, то женщины в первую очередь заинтересованы в оплате и иных формах компенсации за репродуктивный труд. И это будет проблемой XXI века.
Сейчас это большой вопрос, который обсуждают и экономисты, и феминистическое движение, и представители социальных наук. Вот этот самый второй ВВП — неоплачиваемый репродуктивный труд. Это не только рождение детей, это и работа по дому, поддержание социальных связей, это и уход за пожилыми, за больными, это то, что привычно делают женщины, и очень часто они это делают бесплатно.
Перед обществом возникает вопрос, как этот дисбаланс выровнять, не только потому что это несправедливо (этим социум как раз не очень заморачивается), но еще и потому, что это решение проблемы новой занятости.
В постиндустриальной экономике самый растущий сектор — это услуги. Для того, чтобы экономика крутилась, услуги должны быть оплачены, потому что мы по-прежнему через деньги осуществляем наш экономический оборот. Поэтому экономики мира заинтересованы в том, чтобы эту сферу, которая сейчас является теневой, вытащить на поверхность.
Постиндустриальное общество, которое мы еще толком не видим, судя по всему будет базироваться на услугах, а не производстве. А услуги — это коммуникации. А коммуникации — это сфера социального. Поэтому я говорю о том, что может быть какие-то практики традиционного общества будут возвращаться на новом техническом уровне. Например, взаимосвязанность, репутация, единая идентичность. У человека индустриальной эпохи есть несколько идентичностей: профессиональная, личная, хобби. И каждая из них независима друг от друга. Тогда появляется мораль «неважно, какой он человек, важно, какой он специалист».
В традиционном обществе все работает не так: у человека есть одна идентичность. И если он, например, нечестно играет в карты, он не может командовать полком. Хотя, казалось бы, эти вещи не связаны.
Сейчас мы видим некоторое возвращение единой идентичности. Нам говорят: «Неважно, что он хороший актер, он хватал несовершеннолетних мальчиков за попы. Поэтому мы не будем смотреть фильмы с ним и снимать его тоже не будем». Это и есть возвращение целостной традиционной идентичности. Людям, воспитанным в ХХ веке, это не нравится. Они считают, что это новое пуританство, что это цензура и откат назад от тех свобод, которые были в ХХ веке. Тем, кто формировался в XXI веке, кажется, что это гуманизация, которая снизит уровень насилия.
То, что в XX веке называлось свободой и приватностью, будет уходить. Приватность уже ушла. Закрытой частной жизни больше нет. И человечество с этим как-то смирилось.
В ХХ веке появилось такое явление, как возможность выживания в одиночку. Это новая вещь для человечества. Создание семьи и принадлежность к клану были условием выживания. Не предметом выбора, не средством быть счастливым, а тем, благодаря чему ты не замерзнешь зимой и с голоду не умрешь во все остальные сезоны, и тебя не зарежет первый встречный на дороге. В ХХ веке ситуация изменилась. В условиях города можно жить одному. Как следствие, появились совершенно другие требования к семье и вообще к отношениям. Не выживание, а счастье, самореализация, сексуальное удовлетворение, общие интересы. Семья перестала быть таким важным инструментом передачи собственности — передается скорее социальный статус. Соответственно, на семью стали смотреть иначе. Концепт романтической любви, зародившийся в высокое средневековье под совокупным влиянием культа девы Марии, арабской любовной лирики и условностей придворного этикета, стал общеобязательным. Не просто предметом для сказки, а чем-то, на что люди, по их мнению, имеют право.
Эти самые высокие требования ложатся тяжким грузом на плечи индивидуума. В традиционном обществе он был свободен от тяжести выбора, теперь он должен делать выбор и нести за него ответственность.
Сейчас Китай и Россия первые в мире по количеству заключенных браков на 1000 человек, однако Россия на первом месте среди развитых стран по количеству разводов на 1000 человек.
Что будет дальше? Сказать, что институту брака что-то сильно угрожает, мы не можем. Если ему что-то угрожает — это никак не однополые браки, а возможность жить в одиночестве. Сейчас тот способ организации семейной жизни, который характерен для городского населения, называется у социологов серийной моногамией. Это традиционный парный брак, в котором партнеры ожидают друг от друга верности, но который при этом не длится особенно долго, а потом сменяется другими отношениями.
Массовой практикой является серийная моногамия. Брак обычно заключается на срок выращивания детей, до некоего возраста их социальной самостоятельности. Потом заключается второй брак с такими же целями. Вот так в основном и живут городские жители.
Ко всем приходит второй демографический переход. Все вовлечены в процесс глобализации и процесс перехода от индустриальной к постиндустриальной экономике. Нет никаких оазисов традиционности.
Но я полагаю, что эта новая мода на объемные закрытые длинные вещи не случайна. Вы посмотрите сколько сейчас на показах моделей с закрытой головой… Это, конечно, мода такая. Это творцы экспериментируют с различными формами и структурами. Это все правда, но при этом тот, кто не модный, как я, например, а занимается социальными науками, начинает в этом видеть что-то подозрительно знакомое. А не хотят ли модные дома эту клиентуру проглотить? Ту самую клиентуру, которой хочется носить длинную закрытую одежду, и чтобы на голове что-нибудь было.
Это не значит, что мы все с вами нарядимся в хиджабы. Но нам очень много сейчас рассказывают о том, что открытая одежда — это на самом деле нехорошо, потому что это делает женщину сексуальным объектом. А когда она во всем закрытом — это наоборот empowerment (в феминизме обретение внутренней силы и уверенности в себе — прим. авт.).
Я вам так скажу: потребительский капитализм может все. Он может придумать, что угодно и объяснить что угодно, потому что он может продать что угодно. С непростой задачей сопряжения феминизма и ислама он справится тоже.
* - выполняет функции иностранного агента