«Мы получили гораздо более худшую Конституцию и существенное нарушение социального мира»

По окончательным данным ЦИК, на голосовании по поправкам в Конституцию явка составила 67,97%, поддержали их 77,92% избирателей. В Кремле такие цифры считают триумфом, заявил пресс-секретарь президента Дмитрий Песков. Однако легитимность процедуры и достоверность итогов голосования, особенно с учетом принуждения к нему, вызвала множество вопросов у многих избирателей и экспертов. DK.RU попросил социолога, доцента Высшей школы экономики в Санкт-Петербурге Эллу Панеях оценить итоги голосования.

— Конкретные цифры не имеют никакого значения. По итогам этого голосования мы остались со сломанной системой выборов, которые теперь не будут иметь практически никакой легитимности в глазах не какого-то оппозиционного меньшинства, а примерно всего активного, что есть в стране.

Процедура, по которой проходил референдум, даже теоретически не направлена на возможность волеизъявления. Старую процедуру выборов портили разнообразные практики манипуляции голосами, она была крайне недружелюбна к любым оппозиционным взглядам, но, тем не менее, хотя бы стремилась что-то замерить — на это была направлена формальная структура процедуры. 

Теперь же у нас процедурная практика, прямо направленная на сокрытие реального соотношения мнений. И это очень плохо для выборов: в отличие от нынешнего процесса, где мы меняем законодательный документ, на следующих выборах мы будем выбирать реальных людей, которые получат полномочия для исполнения своих обязанностей. И на всех этих людей падет тень нелегитимности той процедуры, по которой они окажутся на своих позициях.

В результате этого голосования у многих людей на рабочем месте сложилась очень неприятная ситуация. Работников приходилось упрашивать или запугивать, чтобы они открепились и проголосовали по месту работы или поучаствовали заранее в электронном голосовании — а после такого публичного унижения людям еще вместе работать и в глаза друг другу смотреть.

На прошлых выборах такое безобразие происходило в основном на предприятиях, где работают люди, которые сделают, как велели. Теперь этого пула послушных оказалось недостаточно: было очень много историй о том, как открепление продавливали людям, которым в массе своей не все равно. У сотрудников библиотек и медицинских учреждений несколько другой уровень гражданского правосознания, чем в сфере ЖКХ. В одних местах начальству будет стыдно смотреть в глаза подчиненным, в других сотрудникам будет противно смотреть на начальство, которое заставило их поступить нечестно. 

Это нехорошо для социального мира и для эффективности организаций, в которых такое происходит. Это первый главный вред голосования по поправкам.

Второй вред: Конституция стала сильно хуже. И по содержанию — она получила много вредных статей, помимо обнуления сроков Путина (которое так или иначе состоялось бы, не одним способом, так другим), и по качеству: получила много статей, попросту плохо написанных, которые будут нести вред даже не своим содержанием, а тем, что это плохая юридическая норма, которую можно применять в нечестных и неправомерных интересах.

Мы наплачемся даже с самыми безобидными из этих норм, с виду самыми добрыми: например, об ответственности государства за детей, оставшихся без присмотра, и о детях как приоритете государственной политики. Потому что на нее обопрутся школьные власти и опека, чтобы осуществлять давление на семью. И не всегда на самую плохую, а часто — на самую неудобную. 

Мы наплачемся с нормой об индексации пенсий, потому что она дает возможность индексировать пенсии на копейку, не превышающую формального прожиточного минимума. Позволяет не делать разницы между пенсионерами, которые живут в местах с более высокими и менее высокими ценами, где реальный прожиточный минимум может отличаться существенно.

В переписанной Конституции обозначен минимум, который пенсионеры должны получать, и это значит, что не будет стимулов дать им хоть немного больше. 

Я намеренно привожу примеры из тех частей закона, которые больше всего нравятся людям, и все равно это очень плохо. Плохо, что Россия отказалась от верховенства международного права: на российскую судебную систему больше некуда пожаловаться. Больше нет никакой инстанции, которая бы контролировала судебную вертикаль, не будучи ее частью. Это все равно что отказаться от самой идеи апелляции, потому что вы проходите внутри России по системе апелляций от подчиненной организации к следующей, которая для нее является просто начальством. И никакое начальство не хочет брать на себя ответственность за то, чтобы отменить решения своих же собственных подчиненных.

Мы получили гораздо более худшую Конституцию, гораздо более худшую процедуру и существенное нарушение социального мира на низовом уровне — социума, а не политики.

Протестов [по итогам голосования] я не ждала. С одной стороны — коронавирус, с другой — разгонят, а с третьей — не совсем понятно, с какой программой на эти протесты идти. Говорить: «У нас большинство»? Нет у нас большинства. Как кто-то выразился в интернете: «У нас украли не победу, у нас украли ничью, но в этой ситуации ничья тоже была бы победой». Но я думаю, что изменение выборной процедуры, которую теперь планируют распространить и на будущие выборы, гораздо больше вызовет возмущения там, где будут избирать должностных лиц. Потому что там будут ситуации, когда победа украдена у конкретного человека. 

Эти события увеличивают градус недовольства, но не протестный потенциал как таковой. Но потом это выразится в каких-то протестных действиях. Думаю, что у них появятся какие-то новые формы. Потому что с выходом на улицу людям уже все более-менее понятно: власти подготовились к нему настолько хорошо, что вряд ли это самый эффективный и безопасный способ протеста. Но люди найдут другие способы, потому что сеть всегда умнее иерархии.

И если даже по официальным результатам почти четверть населения сказали, что не согласны — а по реальным, пожалуй, и больше трети — то эта сеть уже очень большая и, следовательно, умная. Люди будут пробовать, искать, и удачные образцы будут мгновенно распространяться. Тех, кто хочет выразить свое недовольство, стало достаточно для этого. 

Коронакризис очень сильно поспособствовал реатомизации — он разрушает социальный капитал, связи между людьми. Мы не можем собраться не только для того, чтобы выразить протест, но и для того, чтобы поговорить о том, что происходит.

Но даже если низовая модернизация в России сейчас немного остановилась, то на достаточно высокой точке. Российское общество готово к тому, чтобы использовать свою появившуюся связность и потребовать себе больше политического влияния. Сломать это будет не так-то просто.