«Нас ждут рецессия, страдания, неравенство и бедность. Это глобальные последствия COVID»

Пандемия изменила психологию человечества, пишет The Guardian. Что же после месяцев жизни в изоляции точно станет иным навсегда?

Когда в XVII веке бубонная чума появилась в Англии, сэр Исаак Ньютон сбежал из Кембриджа, где учился, в семейный дом в Линкольншире, рядом с которым стоял, раскинувшись, большой фруктовый сад. Ньютон часто гулял там и размышлял, ведь ему не нужно было придерживаться графика или тратить время на общение с другими людьми. Именно тогда его заинтриговало падение яблока с дерева. Гравитация оказалась подарком чумы. А что принесла нам нынешняя пандемия?

Вероятно, каждый из нас задает себе этот вопрос. Если вы заболели, переехали, потеряли любимого человека или работу, обзавелись котенком или развелись, больше ели или больше занимались спортом, дольше принимали душ каждое утро или ходили каждый день в одной и той же одежде, то можно смело сказать, что пандемия повлияла и на вас. Но каков в конечном счете ее эффект? И когда мы получим ответы на эти вопросы?

Люди говорят о возвращении к нормальной жизни, а я не думаю, что это произойдет, — говорит Фрэнк Сноуден, историк пандемий из Йельского университета и автор книги «Эпидемии и общество: от черной смерти до настоящего времени».

Сноуден 40 лет изучает пандемии и сегодня он уверен, что COVID-19 — не случайность. Все пандемии «поражают общества из-за особой уязвимости, которую люди создают своими отношениями с окружающей средой, другими видами и друг с другом», — говорит он. У каждой пандемии есть свои особенности, и эта, немного похожая на бубонную чуму, влияет на психическое здоровье. Сноуден считает, что вслед за первой пандемией COVID-19 разразится вторая — психологическая пандемия.

С этим согласна Аойф О’Донован, доцент психиатрии Института нейробиологии, специализирующаяся на травмах.

Мы имеем дело с множеством уровней неопределенности, — говорит она. — Случились поистине ужасные вещи, и они будут происходить снова, и мы не знаем, когда, с кем и как, и это действительно сложно с когнитивной и физиологической точек зрения.

Она говорит, что влияние пандемии ощущает все тело, ведь когда люди чувствуют угрозу, абстрактную или реальную, активируется биологическая реакция на стресс. Кортизол мобилизует глюкозу, срабатывает иммунная система, повышается уровень воспаления. Это влияет на работу мозга, повышая чувствительность к угрозам и снижая чувствительность к положительным моментам.

На практике это означает, что ваша иммунная система может активироваться, когда вы просто слышите чей-то кашель рядом с вами, видите маски и много синего цвета, замечаете незнакомца, который идет к вам, или даже, разговаривая с другом в Zoom, замечаете на заднем фоне уборщицу без маски. И, так как регулирование в большинстве стран довольно нечетко, людям приходится самостоятельно принимать множество решений.

Уникальные характеристики COVID-19 усиливают это чувство неопределенности. По словам Сноудена, болезнь «намного сложнее, чем кто-либо мог представить вначале», ее формы изменчивы.

В повседневной жизни неопределенность проявляется очень по-разному. В условиях кризиса мы пытаемся найти новые ориентиры в отсутствие привычных — школы, семьи, дружбы, распорядка и ритуалов. Привычные раньше ритмы — время в одиночестве и с другими людьми, поездки на работу и даже доставка почты — искажены.

Новая норма не сформировалась, лишь развивается отчуждение. Даже простой вопрос «Как дела?» полон подтекстов (не заразны ли вы?).

Старые «социальные танцы», как их называет психотерапевт Филиппа Перри — например, поиск места в кафе или автобусе, — не просто исчезли, унеся с собой возможность испытать чувство принадлежности, но были заменены танцами отторжения. Очереди в пандемию не возникают органически. И вот уже пешеход шагает в сточную канаву, чтобы избежать контакта с вами, а курьер, с которым раньше вы всегда здоровались, пятится назад, увидев вас у двери. По словам Перри, когнитивное понимание того, почему мы избегаем других людей, не приносит утешения. Чувство отверженности сохраняется.

Нейробиологи Фрэнсис Макглоун и Мерл Фэрхерст изучают нервные волокна, называемые С-тактильными афферентами, которые сосредоточены в труднодоступных местах, таких как спина и плечи. Они связывают социальные прикосновения в сложную систему вознаграждения — когда нас гладят, трогают или обнимают, высвобождается окситоцин. Он снижает частоту сердечных сокращений и подавляет выработку кортизона.

Но Макглоун обеспокоена. «Повсюду, где я вижу изменения в поведении во время пандемии, поднимается этот маленький флаг, это нервное волокно — прикосновение, прикосновение, прикосновение!». У одних людей — особенно у тех, кто находится в изоляции с маленькими детьми, — прикосновений больше, а у других — нет совсем. Изучив данные большого опроса, запущенного в мае, Фэрхерст обнаружила, что наибольшему риску негативных эмоциональных последствий от потери контакта подвержены молодые люди.

Мы становимся будто бы не совсем людьми, — говорит Перри. Маски по большей части делают нас безликими. Дезинфицирующее средство для рук — это физический экран. Фэрхерст видит в этом «барьер, похожий на языковой».

Культурные потери подпитывают это чувство дегуманизации. Профессор Вадхэм-колледжа в Оксфорде Эрик Кларк, изучающий психологию музыки, руководил уличным пением в своем переулке во время первой изоляции, что «казалось почти спасательным кругом», но он скучает по живым концертам. «У меня появилось чувство деградации или эрозии моего эстетического «я», — говорит он. — Окружающий мир не так меня впечатляет, как посещение музыкальных мероприятий». А уличная музыка, как и уличные аплодисменты, прекратились несколько месяцев назад. Теперь «мы все живем как рис, сваренный в пакете, закрытые от мира в своеобразном пластиковом конверте».

Ничто в пандемии COVID-19 не дегуманизировало людей больше, чем отношение к смерти. Умирает ужасающее количество людей. Но прежде чем они становятся статистикой, умирающих приговаривают к изоляции, они умирают не в кругу родных.

Ранее на DK.RU: «Здоровье важнее свободы». Как пандемия ограничила права людей по всему миру

Еще больше индивидуализма можно увидеть на международном и политическом уровне. Например, предложение Дональда Трампа о выходе США из Всемирной организации здравоохранения или именовании COVID-19 «уханьским вирусом» или «кунг-флю». В этой ситуации речь уже идет о нацизме. Во многих местах, от Великобритании и Германии до США, наблюдается рост числа преступлений на почве расистской ненависти по отношению к некоторым азиатским общинам.

Что вы можете сделать и, вероятно, уже сделали, так это практиковать компенсирующее поведение. Иначе усугубится вторая пандемия, а также психологические последствия первой. В Шотландии, например, смертность от злоупотребления психоактивными веществами выросла на треть, British Liver Trust сообщает, что количество звонков на горячую линию выросло в 5 раз. Также резко возросло насилие в семье во всем мире.

Существует вероятность, что страх перед COVID-19 может быть хуже самого заболевания. Люди легко научатся по-новому вести себя в толпе. Большой вопрос в том, как долго они будут бояться толпы. После взрывов в Лондоне в 2005 году уровень террористической угрозы снизился, и люди вернулись к своим привычкам путешествовать. Но этим летом, когда британское правительство призывало к массовому возвращению в офисы, многие сопротивлялись. Неудивительно, что для историка эмоций Томаса Диксона пандемия по своим эмоциональным последствиям «сродни мировой войне».

«Я предполагаю, что нас ждет глобальная рецессия. Мы столкнемся с серьезными страданиями, неравенством и бедностью. Это мировое событие с большими эмоциональными последствиями, и мне кажется, что в тяжелые времена эмоциональный репертуар людей меняется», — говорит он. По его мнению, в результате пандемии может развиться «более устойчивый и, возможно, более сдержанный эмоциональный стиль».

Читайте также: «Правительство фактически смирилось с перспективой второго десятилетия стагнации»