Россиянам предстоит передать бизнес и собственность наследникам. Как сделать это правильно

Проблема наследственности и передачи капиталов в России за последние годы становится только актуальнее. Поколение первых предпринимателей страны, у которых сосредоточена большая часть капитала, постепенно уходит, и не всегда успевает передать дела, написать завещание и выбрать преемника. Поэтому «Наследственность и преемственность» стала одной из тем Петербургского международного экономического форума.

Как создать в России систему наследования и передачи капитала, а также инфраструктуру благотворительности, на которую многие состоятельные люди тратят капитал? DK.RU выбрал из дискуссии самое интересное. 

Рубен Варданян, основатель Noôdome, экс-основатель и основной владелец инвесткомпании «Тройка Диалог»:

 — В России много вызовов, но есть три фундаментальные темы: радиус доверия, «длинный» взгляд и институционализация — создание институтов, которые работают неперсонифицированно. В нашем сознании дихотомия: мы живем одним днем, но думаем, что будем жить вечно. Странное сочетание двух несочетаемых вещей. Наследие и преемственность — это про то, что мы живем не одним днем. Что ты после себя оставишь, детей или память о своих делах? В этом смысле наследственность и преемственность — очень важная философия жизни. Это не про деньги и бизнес, это про культурные ценности и традиции, семейный дух. 

Основной капитал сосредоточен у одного поколения, от 50 до 70 лет, и это важный вызов. Кажется, что мы говорим про список Forbes, но это не так. Только долларовых миллионеров в России 250 тыс. человек. Раньше было просто: шесть соток, дача, старые «Жигули» или «Москвич» в лучшем случае, государственная квартира. Это массовая проблема, а не только супербогатых людей.

Широкий круг населения России не осознает, что у него есть большое количество собственности, которую нужно будет оставлять, и оставлять правильно. 

Иногда страсти кипят из-за очень небольших денег. Это мы знаем даже на Западе, где культура наследия намного выше: из трех завещаний два оспариваются родственниками по разным причинам. В этом смысле проблема наследия вековая. 

Если мы одновременно получим в следующие 15 лет множество семейных кейсов в судах, огромное количество бизнеса не сможет работать, потому что не будет права подписи. Natura Siberica — очень хороший пример: бывшие жены [основателя] и управляющий судятся, а компания погибает. 

Как повышать культуру наследия? К сожалению, громкие дела уже привлекают внимание людей: и дело Босова, и Трубникова, и другие трагические истории, которые возникли в недавнее время. Пандемия подтолкнула всю эту историю. Но самый главный разговор — позитивный. Когда я выступаю в бизнес-школах, то спрашиваю: «Кто из вас знает, чем занимался Третьяков?». И тишина. По большему счету люди ничего не знают ни про его бизнес, ни про его богатство, знают только, что он оставил Третьяковскую галерею. Даже коммунисты, которые конфисковали все, не поменяли название. 

Александр Аузан, декан экономического факультета МГУ:

 — Каковы экономические последствия неуправляемой преемственности? Смотрю на этот вопрос под другим углом зрения. Главные проблемы нашей страны не решаются в трех-пятилетний период, нужно 20-25 лет. Но для этого должен быть и взгляд на 25 лет. В 2011 г., когда я возглавлял рабочую группу по модернизации, мы делали для президента такие исследования по восточно-азиатским модернизациям. Одним из важных факторов оказалось наличие патриотических элит с 20-летним взглядом. 

Меня мучает вопрос: откуда взять длинный взгляд? В семье он, безусловно, живет. Социологи лет 10 назад сказали: как только УЗИ показывает, что родится мальчик, длина взгляда увеличивается до 18 лет. Но есть ли у нас другие устойчивые институты, кроме призывной армии? 

Наверно, бывают еще не семейные, а духовные основания «длинного взгляда», и интеллектуальные: научные школы могут глядеть далеко. Если мы хотим у себя в стране «долгого взгляда» для решения преемственной проблемы, надо ухватиться за эту соломинку. 

Что надо сделать? Видеть это как серию развилок, через которые проходит процесс. Первая развилка начинается с этого: хорошо или нет, что наследуется имущество? Это сложный вопрос, мы знаем, что мировая история поставляла немало печальных алгоритмов: дедушка пират, сын промышленник, внук меценат, а правнук растратил все и себя сгубил. Хотим мы идти этим путем или нет? Тогда нужны другие решения. Думаю, давняя идея Гейтса и Баффета по поводу отдать большие деньги в фонды для длинных целей — правильная не только для мира, но и для семьи тоже. 

Второй вопрос, что делать с семейными фирмами, где нужны навыки и прочее. Это же не крестьянское хозяйство, где все автоматически воспроизводилось. 70% фирм в мире принадлежит семьям — по количеству, не объему капитала. 

Потом начинаются проблемы не вполне экономического свойства. А где гарантии в неустойчивой экономической среде, что все это будет так тянуться? Мы в России такого никогда не имели, ниточка все время обрезается.

С моей точки зрения, рисков два. Первый: когда общество не признает наследование и право передать по наследству, а второй — когда государство не является гарантом этого дела. 

Наконец, культурные проблемы. В России о смерти вообще не принято говорить, это немцы могут обсуждать тему за столом наряду с другими. Это тема действительно табуированная, сакральная, притом что «гробовые деньги» — это начальный вид сбережений российского населения. Культуру можно менять, при целенаправленном воздействии — за одно поколение. 

Выскажу странную гипотезу, но в гарантии государства в этих условиях я не верю, что бы государство сейчас ни подписало. Для российской государственности это традиция. Когда была денежная эмиссия, Екатерина II своим именем обещала ограничить размер эмиссии и сама же его нарушила. Потом нарушил Александр I, потом Павел I — государство не очень блюдет свое слово в длинных исторических горизонтах, не буду говорить о современности. 

Я думаю о меритократии. Цифровые технологии сейчас легко позволяют определить тех людей, которым доверяют разные секторы общества. Это небыстрый процесс, но и не такой долгий — образование некого меритократического слоя, который может послужить гарантом того порядка, на который должен перед этим согласиться, как на справедливый.

Берл Лазар, главный раввин России:

 — Люди уверены, что деньги помогают решить любой вопрос, но это не так. Много денег в семье создает много проблем. Иногда между супругами начинаются споры. Когда женились, все было прекрасно, вдруг муж разбогател, и жена чувствует себя неуверенно: может быть, я не получу половину, если вдруг будет развод. Дети начинают драться между собой, с родителями уже не те отношения. Есть случаи, когда дети сидят и мечтают, когда родители уже умрут, чтобы получить наследство.  

Еврейская мудрость: хочешь жить долго — пиши завещание. Многие вопросы решаются, когда понятно, кому ты уже решил дать деньги. И его нужно писать очень четко и правильно. Есть и вторая мудрость: если ты пишешь завещание [отдать все] на благотворительность, тогда будешь жить очень долго. 

Здесь много вопросов, и каждый из них очень важен. Как ты передаешь детям понимание, что такое деньги? Очень часто дети смотрят на родителей и думают, что главное для них — это работа, зарабатывание денег, накопление. Когда ребенок смотрит на папу, который занят с утра до вечера, что он понимает? Папа занят, потому что он хочет больше зарабатывать. Тогда уже получается, что у ребенка главная цель в жизни — больше зарабатывать. 

Вторая проблема: когда ребенок не понимает, почему папа работает, чем он занимается, каким бизнесом и почему выбрал именно его? Только потому что там много денег? Или потому что есть какие-то ценности? 

Можно ли передать детям реальные ценности: почему мы работаем, какова наша цель? И здесь благотворительность — это важнейший вопрос. Когда родители занимаются благотворительными программами, дети должны быть вовлечены. У нас принято, что семья собирается вместе и обсуждает, куда мы будем тратить деньги. Маленький ребенок участвует в формировании семейного бюджета, который идет на благотворительность, и с детства понимает, что это цель. Пусть он увидит эти программы, сходит в детский дом, музей или университет [которым его родители жертвуют деньги]. 

У нас есть один спонсор, который раньше не хотел, чтобы про его пожертвования знали. Но его внук был в какой-то общине, и раввин, который не знал об этом правиле, рассказал внуку, что все было построено благодаря его дедушке. Внук, вернувшись домой, сказал: «Дедушка, я не знал, что ты занимаешься этим делом, а сейчас понял и обещаю делать то же самое!». С того дня наш спонсор сказал поставить везде вывески: «Я хочу, чтобы внуки, правнуки и праправнуки знали, чем я занимался». 

То же самое в бизнесе. Если ты хочешь, чтобы твой ребенок продолжал бизнес, начни с раннего возраста. Возьми ребенка с собой, чтобы он учился, узнавал, и есть шанс, что преемственность пойдет правильно.

Прежде всего нужно передать детям духовные ценности. Когда дети считают, что главные ценности — материальные, их всегда будет не хватать, между детьми будут ссоры и война.

Ко мне столько раз приходили члены семей, которые уже ненавидят друг друга и даже не хотят разговаривать. Один думает, что другой взял больше, тот — что первый ничего не сделал, жена хочет одно, дети другое — просто балаган. Получается, что деньги, которые оставил папа, не только не помогли, они разрушили семью. 

Второе поколение, которое получает деньги, — бедные. Потому что они не зарабатывали эти средства. Они им не нужны и на самом деле создают проблемы. Как говорил Михаил Маратович [Фридман, основатель Альфа-групп]: «Я не передам моим детям деньги, они им не нужны. Иначе они не будут ни работать, ни ценить их, буду заниматься ерундой, потому что деньги уже есть». Зарабатывание денег дает человеку удовольствие. А деньги, которые они получили в наследство — это как если выиграли в лотерею. Покажите мне одного человека на свете, который выиграл в лотерею и стал миллионером? Нет, они теряют все деньги очень быстро.   

Как правильно отдать состояние на благотворительность и сказать об этом детям?

Рубен Варданян: 

— Есть проблема первоначального накопления капитала, а есть проблема создания первоначальной инфраструктуры благотворительности. Чтобы Гарвард мог иметь эндаумент-фонд размером 40 мрлд, сначала надо построить Гарвард. Ты должен положить очень серьезный Capex (капзатраты), чтобы возник проект, который дальше может собирать деньги. На проценты ты не можешь реально качественно менять ситуацию.

Когда мы сказали сыну (в 13 лет), что собираемся потратить все состояние при жизни, он так почесал в голове и говорит: «Я все понял, только долги не оставляйте».

Главное — надо общаться и разговаривать, дети должны чувствовать, что ты делаешь это не просто формально. Это вопрос не только справедливости — сколько денег ты оставляешь. Очень важная часть, про которую мы забываем, — это семейные реликвии, ценности. Когда Уоррен Баффет сказал детям, что все деньги оставит на благотворительность, реакция была нормальная, как и когда он сказал, что оставит им по $10 млн. Но когда он сказал, что семейную ферму ценой менее $1 млн оставит среднему сыну, а не старшему и не сестре, была мертвая тишина, и он писал, слава богу, это говорю я, а не они читают на бумаге. 

Поэтому нужно разговаривать в семье на эту тему, спокойно, не боясь этого, уважительно относясь к детям, которые еще, может, не все понимают, но должны осознавать эту важность.

Еще одна очень важная вещь — преемник и наследник. В любой семье есть тот, кто способен нести на себе большую нагрузку, чем просто наследники. Как в царской семье готовили преемников с первого этапа, так и здесь: очень важна подготовка людей, которые могут это сделать лучше, чем другие. Не всегда это старший сын, это очень тонкий выбор.

Ксения Франк, председатель наблюдательного совета Благотворительного фонда Елены и Геннадия Тимченко: 

 — Это сложный разговор и с возрастом он сложнее, когда дети становятся независимыми. Это скорее проблема второго поколения. Когда ты становишься преемником, ты ощущаешь на себе взгляды как на человека, который недостоин, не обладает всеми качествами, пришел на все готовенькое. А если все потеряешь, то ты тот дурак, который потерял семейное наследство. Очень сложно выиграть в этой роли.

Я общаюсь с консультантами по семейному бизнесу, которые работали в Европе: «Ужас, молодое поколение не хочет заниматься бизнесом в седьмом поколении, хотят заниматься стартапом». И все рвут волосы и не знают, что делать. Я очень хорошо понимаю это седьмое поколение — это все только из чувства долга и ответственности за семейный бренд и имя, которое может заставить человека взять на себя очень непростую ношу.

Я никогда не планировала работать в БФ, мечтала быть консультантом. Но если ты приходишь в кризисный центр для женщин, которые могли вчера потерять своих детей, то точно понимаешь свой вклад в то, что дети остались со своими мамами. Это очень сильно затягивает и дает ощущение осознанности того, что ты делаешь.

Как сделать так, чтобы преемственность прошла без ссор?

Берл Лазар: 

— Думаю, каждый родитель хочет, чтобы дети были похожи на них. Это их мечта: чтобы дети продолжали заниматься их делом, думали как они. Но каждый ребенок хочет делать что-то еще, нужно дать ему свободу, возможность подняться выше. Когда папа говорит сыну: «Хорошо, я готов передать тебе бизнес, но ты должен делать первое, второе, третье…» — все, это провал. Пусть сын сам принимает правильные и неправильные решения. Нужно дать детям чувство, что мы им доверяем. У тебя есть шанс воспитывать их, рассказывать и объяснять, но выбор полностью их. 

Александр Аузан: 

— Очень хотелось бы, чтобы остался мир в семье. Но я бы хотел, чтобы мы решили эту проблему не только для своей семьи: кажется, что вопрос большой семейной ссоры живет в России непрерывно.

Больше 15 лет назад, когда мы вокруг дела «Юкоса» начали все эти разговоры, я подумал, нельзя ли сделать так, чтобы волки были целы, а овцы сыты? Хотелось бы найти варианты решений, которые в России не вели бы к великому конфликту, к революции, потому что революция — это нечто вроде ссоры между детьми по поводу наследства. Хочется решить эту проблему.

Но кто сказал, что будущие поколения должны исправлять проблему этики наследства, а не нынешние? Нехорошо передавать наследство вместе с моральной проблемой.

Способы решения есть. Пока мы не пройдем через компенсирующие нечестные сделки мероприятия и программы, пока не придумаем, как эти деньги должны дойти до людей, а не до формальных инстанций, мы этот первородный грех не искупим. Искупать его надо этому поколению.  

Но 10 лет назад я считал, что пришла эпоха передачи капиталов от поколения к поколению. Сейчас я так не считаю: элиты при нынешних технологиях могут жить до 100-110 лет. Чего это они в 70 лет будут передавать? 

Рубен Варданян: 

— Чтобы процесс передачи наследства был бесшовным, надо решить несколько важных проблем. Первая — уважение к частной собственности в стране. Когда человек заработал, он имеет право распоряжаться. Хочу напомнить, что демократия имела три элемента. Человек имел право голосовать, только если он проживал на этой территории не менее пяти лет, чем-то владел и был образовательный ценз.

Один из моих любимых анекдотов: старого фермера вызывают в райком партии и говорят: «Если партия прикажет, отдашь корову? Отдам. А свинью? Отдам. А барана? Отдам. А курицу? А курицу не отдам. А чего так? А эта курица у меня есть».

Ощущение, что это моя курица и я ее не отдам, — важная философская вещь, и она у нас потеряна. Нам надо восстановить эту среду и понимать, что твои деньги — это ответственность не только перед твоими детьми, но и перед обществом тоже.