«90% детей не готовы заниматься семейным бизнесом. Их надо обучать управлению капиталом»
«С конфликтами при передаче активов придется сталкиваться в ближайшие 5-7 лет, во время основной волны передачи капиталов. Но пройдет еще 20 лет, пока у капиталистов поменяется горизонт планирования».
Когда говорят про капитал, обычно имеют в виду деньги, но сейчас под этим термином подразумевается скорее способность делать деньги: самые могущественные люди необязательно миллиардеры, считает профессор Российской экономической школы Алексей Горяев.
Управление капиталом и его передача — эти вопросы для многих состоятельных россиян в возрасте, возможно, даже важнее, чем приумножение средств. При этом ценности капиталистов старого и нового поколений могут кардинально различаться. Как управлять капиталом и передавать его, чтобы избежать конфликтов, и какие ошибки здесь допускают богатые? Рассуждают Алексей Горяев и глава Tinkoff Private Илья Опренко.
Разрыв ценностей российских капиталистов 1990-х и 2010-х
Илья Опренко: Первое поколение российских капиталистов новой экономики жило в другой среде, и это отложило отпечаток на их ценностный ряд. У капиталистов нового поколения отношение к материальному миру гораздо проще, яхта или загородный дом в Европе — уже не такая безусловная ценность. В их приоритетах ценность — это скорее возможность создать что-то в глобальном контексте.
Они гораздо больше граждане мира, чем их родители. На сцену выходит понятие социального капитала — твое окружение и твоя способность оказывать влияние.
Когда мы говорим про горизонты планирования и распоряжение капиталом, важно учитывать ценностный контекст. В основе этики капиталистов прошлого — и в Российской империи, и в США — был сильный религиозный контекст. Сейчас роль религиозных институтов снижается, по крайней мере в Европе и США, но мессианство, наше и американское, остается. Так называемые «новая этика», ESG, вся климатическая повестка — это попытка заполнить этот вакуум. Происходит «пересборка» новых миллиардеров. Наши предприниматели пока ищут точку опоры.
Алексей Горяев: Разрыв между поколениями — это некое иконоборчество, которое всегда есть у молодежи. Я знаю многих ребят в Европе, с кем вместе учились, которые отошли от церкви и пытаются найти себя. Это нелегко: в современном мире есть разрыв и им пытаются что-то дать ESG и климатическая повестка.
Чему в России можно поучиться на примере богатых семей прошлого?
Илья Опренко: Ситуация с плавной передачей капитала ухудшается по сравнению с тем, что было 100-150 лет назад. Связываю это с изменением классической роли института семьи и трендом на ее декомпозицию. Капиталисты конца 19-го и начала 20-го века в Российской империи или США — это большие семьи, несколько наследников и достаточно четкая семейная иерархия, где есть план преемственности, который учитывает и форс-мажоры.
Взять семью капиталистов Морозовых: в какой-то момент главный наследник ушел в поддержку социалистических движений, в любовь, начал тратить на это семейный капитал, и его очень быстро отстранила патриарх — собственная мать. Сейчас, учитывая, что в семьях рождается меньше детей и институт семьи проходит трансформацию, все это влияет и на передачу капиталов.
С конфликтами при передаче активов придется сталкиваться еще чаще в ближайшие 5-7 лет, когда будет происходить основная волна передачи капиталов. Сейчас люди 55-65 лет готовятся к этому или уже его передают.
К сожалению, многие из них уходят из жизни, не оставив стройной структуры управления своими активами или передачи капитала, и раз за разом мы видим проблемные ситуации, когда доходит до споров в суде между родными. Это огромная проблема, которая недооценена. Мы привыкли, что нам нужно не жить, а выживать. Нужно здесь и сейчас, а потом посмотрим, что будет. И есть проблема доверия: чтобы кто-то занимался моими деньгами? — Да боже упаси.
Наверно, нужно еще 20 лет, чтобы горизонты планирования наших капиталистов выходили за традиционные несколько лет, и это будет иметь позитивный эффект для общества в целом.
Роль wealth-менеджмента как раз в том, чтобы постараться управлять таким процессом — мы готовим капиталистов первой волны к плавной передаче капитала, обучаем наследников, помогаем выстраивать схемы владения активами, которые нивелируют субъективные факторы или роль какого-либо члена семьи в пользу общих подходов, прописанных правил игры.
Алексей Горяев: В 1917 г. передача крупных капиталов была нарушена и в Советском Союзе в большей степени имел место социальный капитал — влиятельные чиновники были богатыми, может, не имея больших денег. Нам не хватает истории и доверия, горизонтальных связей, но на глубинном уровне есть и плюс. Проблема неопределенности и высокой скорости изменений есть во всем мире, как и разрыв поколений. У нас это более ярко выражено, люди привыкли к изменениям — все менялось в 90-е, 2000-е, да и сейчас. Мы больше подготовлены, чем западные люди, к тому, чтобы проходить изменения и делать выводы.
Многие ли капиталисты разделяют личное состояние и бизнес?
Илья Опренко: Не могу вспомнить ни одного случая, когда кто-либо пришел бы с подготовленным планом, каждый раз мы выступаем инициатором этих дискуссий. Это чревато корпоративными конфликтами и переделом капитала. Но план должен быть — это аксиома для каждого капиталиста. Практика показывает, что личные активы и активы бизнеса разделяют плохо. Но опять же новые капиталисты, сделавшие состояние в 2000-е, разделяют кэш и бизнес гораздо четче. Рассчитывают на свои дивиденды, не мешают бизнес и личные активы, более четко структурируют их.
Алексей Горяев: составление личного финансового плана всегда нелегко для любого человека. Это очень сильно привязано к ценностям — что для тебя действительно важно? Многие сначала мечтают про вертолет или домик в Испании, а когда составляют план, чаще всего понимают, что не смогут это купить. Выглядит как негатив, но на самом деле это большой позитив, потому что заставляет пересмотреть ценности.
Что ты хотел через домик в Испании — комфортную спокойную жизнь или что-то еще? И в конце, когда студенты проходят через это болезненное упражнение и вынуждены пересматривать излишние финансовые цели, они очень благодарны.
Как передать активы максимально чистыми, «отмыть» скелеты в шкафу?
Илья Опренко: мне довелось пожить в странах Европы, Юго-Восточной Азии и в США, и мой опыт говорит: скелеты в шкафу могут быть и в западных корпоративных культурах, возможно, они более умело замаскированы.
Нужно разделять капиталы условных 90-х и 2010-х: у капиталистов второй волны они гораздо более прозрачны, понятны, публичны. В данном случае речь скорее о правильном структурировании — смысл wealth-planning не только в том, чтобы спланировать свою жизнь на 30 лет вперед и передать капитал будущим поколениям, но и в попытке честно ответить себе на вопрос о своих истинных целях. Когда люди проходят это упражнение и видят, что для достижения цели им не нужна доходность 25% годовых, а хватит 8%, им не нужно брать все эти риски и ввязываться в авантюры с прямыми инвестициями в конкретные венчурные сделки своих друзей. Они могут позволить себе более консервативный портфель.
Это очень простое упражнение, которое во многом открывает глаза. Состоит из нескольких шагов.
Первое: ты рисуешь сегодняшнюю картинку: где твои активы, капитал, сможешь ли ты его пополнять, какие расходы потребуются в будущем. Далее ты предполагаешь реструктуризацию с целью повышения дохода на вложенный капитал, оптимизацию налогов, юридического структурирования. Затем разбиваешь свой капитал на несколько корзин: пенсионные деньги, семейные, благотворительность. Для каждой — индивидуальный план на 10-20 лет. И рисуешь дорожную карту, как ты к этому придешь.
Такое упражнение, требующее нескольких часов, может перевернуть ваше представление о том, куда и как вы движетесь. Это упражнение нужно проделывать каждому человеку, тем более тем, кто оперирует капиталами в десятки миллионов долларов.
Алексей Горяев: Скелеты в шкафу — риски важные, не все из них просчитываются и ими нужно управлять. Это нужно проговаривать в семье, чтобы близкие были готовы к тому, чтобы принять наследство, если хотят. За 200 лет истории частного швейцарского банкинга там пришли к тому, что не стоит обязывать наследников принимать бизнес. Есть примеры, когда отец, управляющий частным банком, дает детям карт-бланш. Один становится хирургом, другой — политиком. И в 40-50 лет кто-то из них возвращается в семейный бизнес и все-таки становится частным банкиром. Он прошел свою дорожку и это был уже полностью осознанный выбор. Нужно мыслить стратегически, понимать место денег и других, более важных, факторов.
Илья Опренко: на практике 90% детей не готовы заниматься семейным бизнесом. Это значит, их надо обучать не управлению бизнесом, а управлению капиталом. Значит, в какой-то момент будут массовые выходы в кэш из бизнеса, и эти капиталы будут куда-то направлены.
Какие инструменты подходят при структурировании капитала?
Алексей Горяев: Траст — правильный и действенный механизм, если речь идет о США или Западной Европе. Восприятие траста российскими бизнесменами зачастую искажено. Траст — юридическая конструкция, которая предполагает отчуждение имущества. Наши же бизнесмены часто воспринимают траст как некий инструмент налоговой оптимизации и не готовы отчуждать имущество. Это кризис института доверия. Но если правильно структурировать, это хороший инструмент контроля передачи благосостояния и митигации (снижения вероятности) рисков будущих судебных тяжб между членами семьи.
Выбор разного инструмента больше зависит от размера капитала: с его ростом доступно больше инструментов. Для капитала $1-2 млн подойдет простое завещание, а капиталисты с состоянием в сотни миллионов долларов могут позволить себе семейный офис, который отчасти снимает проблему управления капиталами.
Российские инструменты, которые стали появляться, например, наследственные фонды, востребованы, но нет сложившейся судебной практики. Прежде чем эти инструменты получат массовое использование, пройдет время.
Как быть со страновыми рисками?
Алексей Горяев: деофшоризация и автоматический обмен налоговой информацией между многими странами подставляет тех, кто заблаговременно не задумался, как сформировать прозрачную историю своего капитала и не сформировал соответствующую юридическую структуру. Значит ли это, что все такие люди вернут свои капиталы в Россию? Понятно, что кто-то попал под санкции, у кого-то такая ситуация с бизнесом, что нужно вернуть часть капитала на родину. Но принципиально общая картина не поменялась. В финансах есть понятие диверсификации: ты не кладешь все в одну корзину, одну страну. Факт в том, что у состоятельных людей из России больше половины капитала за рубежом.
Илья Опренко: Тренд на всеобщую прозрачность и ужесточение регуляторики — совсем не российский. Россия идет в фаоватере этих движений, но его инициатор — США, которые пытаются вернуть налоги своих крупнейших корпораций в страну.
Так называемых «безопасных гаваней» в мире не останется. Все будут обмениваться информацией со всеми, это вопрос времени. Скорее всего, произойдет унификация налоговых ставок: классические офшоры с нулевыми налогами будут вынуждены вводить ставки, иначе общеевропейские и американские регуляторы пройдутся по ним катком. Нужно быть готовым к тому, что это новая реальность всеобщей прозрачности.
Куда будут двигаться деньги, где хранить капитал? В игру могут вступать неожиданные факторы, даже климатические — люди пытаются выбирать регионы с комфортным климатом. Речь скорее идет о том, какие страны и городские агломерации смогут дать комфортные условия с точки зрения климата, экологии, инфраструктуры, доступа к капиталу, возможности общаться с людьми. Они и станут реципиентами капитала. С точки зрения глобальных трендов сдвиг идет в пользу Юго-Восточной Азии — Сингапур и Гонконг наиболее известные примеры. Россия тоже может стать прибежищем как минимум части этих капиталов в будущем.
Текст написан на основе подкаста «Экономика на слух», проект Российской экономической школы. Ведущий — Филипп Стеркин.