Андрей Нечаев: «Во многом ход реформ 1991 г. определялся полным коллапсом экономики»

Андрей Нечаев, председатель партии «Гражданская инициатива», министр экономики первого несоветского правительства — о том, как начинались рыночные реформы в России, их мифы и реальность. 

— Очень важно объективно посмотреть на наше сравнительно недавнее прошлое, потому что и официальная пропаганда, и многие нынешние руководители страны сами родом из 90-х, говорят об этом времени негативно и уничижительно. Появились самые разные термины: «Проклятые 90-е» и так далее. Это действительно было сложное и неоднозначное время, это были чрезвычайно болезненные реформы, но абсолютно необходимые.

И это время сейчас рождает очень много мифов. Интересно, что у людей очень короткая историческая память: правительству Гайдара наряду с его собственными грехами приписывается огромное количество дел, к которым оно не имело никакого отношения.

Например, замороженные вклады населения, конфискационная денежная реформа имени премьера Павлова, которая была проведена за полгода до формирования правительства Гайдара.

Сейчас — отчасти это следствие пропаганды, отчасти это объективно — есть определенная ностальгия по СССР. Что особенно интересно, она проявляется у молодых людей, которые вообще не застали это время или были в младенческом возрасте. Это очень интересный феномен, потому что забыли про финал — крах советской экономики, когда за куском мороженой рыбы люди, простите, били морду друг другу, часами стоя в очереди.

Миф 1. «Ельцин и Гайдар разрушили советскую экономику»

Фраза из знаменитой советской комедии: «Красть ничего не надо, все украдено до вас». Правительству Гайдара не нужно было ничего разрушать — экономика к концу 1991 г. находилась в состоянии коллапса. И СМИ тогда говорили, что Россия не переживет зиму 1992 г. без голода, хаоса, остановки материальных потоков и дальнейшего распада страны вслед за распадом СССР. Последняя угроза была реальна, я сам вел первые переговоры с Татарстаном, который заявил о своем выходе из России. Потом были попытки других автономных республик. Может, кто-то помнит идею Эдуарда Росселя об Уральской республике.

Сейчас всерьез обсуждается: дефицит странового бюджета в 3% ВВП — это много или нет? В Евросоюзе, если дефицит страны превышает 3%, включается «красная лампочка» и на страну накладываются определенные санкции. Так вот, в 1991 г. дефицит бюджета СССР, а потом России, был 33-35% ВВП и на 90% покрывался печатанием пустых, ничем не обеспеченных денег.

Попытка в то время сохранять фиксированные розничные цены привела к тому, что дефицит товаров стал тотальным.

«Люди в Ярославле рады очередям: стоя в хвосте, можно надеяться на покупку. Но очередей все меньше. Они давно исчезли в промтоварных магазинах, универмагах. Недели две назад выстроилась новая — за хлебом. Теперь это самая длинная, самая злая и самая отчаянная очередь» (Газета «Московские новости». 7 апреля 1991 г.). До формирования правительства Гайдара еще полгода. 

Несмотря на все попытки сохранять фиксированные цены, открытая инфляция уже набирала обороты. И была первая крайне неудачная попытка последнего советского правительства административно повысить цены. Указ предусматривал их повышение на 60%, в итоге они выросли на 90%, на мясо и птицу — в 2,6 раза, колбасные изделия — в 3,1 раза, хлебобулочные изделия — в 3 раза. И рынок этого вообще не заметил — дефицит не сократился ни на йоту. 

Письмо завотделом социально-экономической политики ЦК КПСС Власова в ЦК — согласитесь, по должности не тот человек, который хотел клеветать на советскую действительность. «Введение новых цен не оказывает стимулирующее воздействие на ускорение роста производства. Начавшийся спад выпуска товаров народного потребления составил на 8%, продуктов питания — на 10%, товаров легкой промышленности — на 12%». А после августовского путча, когда развалилась вся государственная машина, он стал обретать тотальный характер обвала.

Самая большая проблема была со снабжением крупных городов, которым действительно угрожал голод. Советская система снабжения базировалась почти исключительно на централизованных ресурсах. И в значительной степени — импортных.

После августовского путча все западные кредиты, выданные под перестройку Горбачева, политически мотивированные кредиты, были заморожены. Кто не знает, напомню: СССР на пике импортировал 45 млн тонн зерна — страна практически была не в состоянии себя прокормить. Другое дело, что в основном это было фуражное зерно, для кормления скота.

Начальник управления экономической безопасности КГБ СССР говорит, что в централизованных ресурсах осталось продовольственного зерна с обеспечением 250 граммов на душу населения — это норма блокадного Ленинграда.

Комитет по оперативному управлению (Минэк и Минфин), который тогда заменил правительство СССР, писал президенту Горбачеву и премьеру Павлову, что совокупный дефицит бюджетной системы — 300 млрд руб. По их оценке, это была катастрофа для финансов. Не буду нагнетать, советую прочитать книгу «Гибель империи» Егора Гайдара. 

Большой неожиданностью для нас было, что, как следует из этого письма, и для председателя госбанка Геращенко это тоже было неожиданностью — был практически проеден золотой запас. Традиционно он колебался вокруг 1200-1500 тонн. В октябре 1991 г. он составил 240 тонн. При этом внешний долг СССР составлял $124 млрд. Интересно, что в отдельные моменты валютные резервы советского, уже российского правительства, составляли 26 млн долларов.

Во многом ход российских реформ определялся именно состоянием полного коллапса экономики. 

Ходит много легенд, как только нас не называли, часто — милтоновские мальчики, имея в виду теорию известного экономиста, основателя монетарной теории Милтона Фридмана. Вообще-то быть его учеником лестно, но мы не имели к этому никакого отношения — как и Милтон Фридман не имел никакого отношения к российским реформам. 

Миф 2: реформы надо было проводить мягко и постепенно, по китайскому пути

Такие упреки слышатся не только с левого фланга, но и от многих наших коллег-демократов: «Цены вы рано либерализовали в 1992-м. Надо было сначала институты создавать» — сказал мне Явлинский в 2016 г., когда мы вели переговоры об объединении перед выборами. На что я резонно ответил, что институты мы создаем до сих пор, а могли не пережить зиму без голода, хаоса и распада.

Либерализация цен — самая болезненная мера. В силу гигантского накопленного денежного навеса цены сразу скакнули в 3,5 раза, а потом еще росли длительное время. Правда, в качестве компенсации появились товары. Раньше деньги номинально были, но на них ничего нельзя было купить.

Можно ли было идти постепенным китайским путем? Можно, например, когда Косыгин начинал свои реформы в середине 60-х. Примерно когда Дэн Сяопин стал выдвигать свои первые реформаторские предложения.

Но тогда на тот момент еще не очень престарелое руководство так испугалось Пражской весны, что свернуло реформы, фактически их не начав. Можно было сделать все гораздо менее болезненно, но то чир Горбачев, к которому я отношусь с величайшим уважением, не решился на серьезные экономические реформы, было катастрофой.

Принимались разрозненные меры, которые носили деструктивный характер. Типа пресловутого закона 1987 г. «О социалистическом предприятии», который полностью разрушил контроль над доходами, ввел такую экзотическую управленческую новацию, как выборы директоров, после чего каждый директор только в меру своей креативности, чтобы быть избранным, раздавал деньги работникам. 

В 1987 г. реформы бы прошли гораздо менее болезненно, если бы была реализована программа того самого Явлинского «500 дней». В конце 1991 года, в состоянии абсолютного краха, ни о какой постепенности говорить было нельзя.

Пример с либерализацией цен. У вас доходы не контролируются, добавьте знаменитый закон «О кооперации», который стал предпоследним гвоздем в гроб финансовой системы СССР (последний — павловская реформа, которая полностью подорвала доверие к рублю). Оптовые цены и доходы не контролируются, денежный навес гигантский (накопленные деньги населения, которые не были реализованы — отсутствовало товарное покрытие). Фактически эти деньги были давно проедены на финансирование дефицита бюджета, но формально по счетам числились, и люди имели право эти деньги предъявить рынку.

Можно ли в этой ситуации пытаться держать фиксированные цены? Бессмысленно. Это кончается тотальным дефицитом. Единственный вариант — вы должны платить дотации. Булку, себестоимость которой 10 руб., под страхом расстрела недолго будут продавать по 8 руб. Можно пытаться изъять зерно у крестьян силой, как делали большевики, но к этому времени не было армии, готовой стрелять в собственных крестьян, и, слава богу, не было политического руководителя, готового отдать такой приказ. Но когда бюджет дырявый, о каких дотациях может идти речь?

Либерализовать цены Горбачеву предлагали еще за год до того, как это сделали. Не было другого выхода. Все разговоры о постепенности хороши для абстрактного академического семинара, а не для конкретной ситуации России конца 1991 г. 

Добавьте к этому, что после распада СССР в России практически не было собственной государственной машины. Китайский путь постепенных реформ, мало того что проходит через площадь Тяньаньмэнь, где студентов, требовавших демократизации, раздавили танками, базировался на тотальном контроле коммунистической партии и мощнейшей государственной машине, которая позволяла вводить поэтапность преобразований.

Российской реальной экономикой управляли союзные ведомства. ВПК, топливно-энергетический комплекс, тяжелая промышленность — все было в союзном ведении. Когда мы пришли в правительство, я сразу сказал Гайдару «Надо брать Госплан», и он согласился. Что мы и проделали еще до распада СССР. 

Не было базовых государственных институтов: армия, граница, таможня, нацвалюта, Центральный банк. ЦБ Российской федерации был обыкновенной республиканской конторой Госбанка СССР, он ничем не заведовал. Не было полноценного МИДа. Чрезвычайная сложность реформ была и в том, что нам пришлось параллельно решать проблемы угроза голода, хаоса и распада России, вводить основы рыночной экономики и создавать с нуля государственную машину. 

Миф 3, про приватизацию

Наверно, одна из самых болезненных тем российских реформ — это несправедливая приватизация и обман с ваучерами. Есть два рода упреков: а) — что приватизация была слишком быстрой, и б) — что она была медленной. Надо было реформы начать с нее, а потом либерализовывать цены.

На самом деле, российская приватизация — это результат многочисленных компромиссов, и главный — компромисс с жизнью.

Та модель приватизации, которая была реализована, явилась следствием неготовности реализовать ту модель, которая была заложена изначально — приватизационные счета. Я не занимался приватизацией и невольно выступаю адвокатом Чубайса, но когда он обратился в Сбербанк (на тот момент крупнейший и практически единственный банк страны с общим охватом), там сказали: «Конечно, мы это обслужим, но нам нужно года три и миллиарды рублей». Нужно было открыть на каждого человека не просто счет, а т.н. счет депо, где должны были учитываться акции, которые покупали в счет своих приватизационных счетов.

А в этот момент приватизация на самом деле уже активно шла. Только она не была ни в каком правовом русле. Т.н. красные директора растаскивали эту собственность. Могу рассказать 15 моделей, когда она отдавалась в залог под кредит, когда создавался кооператив, где учредителем был или сам директор или его жена/однокашник/племянник. И дальше через этот кооператив, пользуясь его гигантскими на тот момент льготами, перекачивались и обналичивались деньги этих предприятий. Ему сдавалось в аренду с правом выкупа ключевое имущество предприятий, и дальше за счет денег предприятия же оно выкупалось. Советские люди не потеряли своей креативности, хотя дух предпринимательства выжигался каленым железом. Стояла задача хоть каким-то образом ввести эту приватизацию в правовое русло. И когда выяснилось, что с приватизационными счетами не получается, решили использовать чешский опыт ваучеров, приватизационных чеков. Та модель, которая была реализована, с льготами для трудовых коллективов, вообще было предложение Верховного совета, это шло не от правительства. Чубайс тогда на это согласился, чтобы сдвинуть процесс с мертвой точки. Опыт чековых фондов он сам же потом признавал неудачным.

Кстати, Маргарет Тетчер за 10 лет приватизировала 600 предприятий, и в Англии ее не критиковал только ленивый. В России за два года приватизировали 60 тыс. предприятий. 

Могла ли приватизация в принципе быть справедливой? Нет. В принципе нет идеальной модели приватизации. Когда ваучеры только стали раздавать, мне звонит мэр Москвы Юрий Лужков: «Андрей, что происходит? Мне дали один ваучер!». Он незадолго до этого стал отцом, и дочери тоже дали один ваучер. Я говорю: «Юрий Михайлович, это несправедливо. Вы как предлагаете, вам два, а ей не давать? Или вам как крупному руководителю 10 ваучеров, а учителям — по половине? А главное, кто решится возглавить комиссию, которая будет принимать такие решения?». 

Нет справедливой модели приватизации, кроме продажи на честных, открытых, конкурентных торгах. Что хорошо бы сейчас, потому что проблема тоже актуальна: 70% ВВП — это подконтрольные государству компании. 

Была ли альтернатива проведенной приватизации? Нет. Можно ли было отложить процесс? Увы, тоже нет. 

Что за фантастически короткий срок, 405 дней, успело сделать это правительство? Разделил бы принятые меры на несколько групп.

1. Ликвидация угрозы голода и тотального товарного дефицита рыночными методами: либерализация цен, хозяйственных и внешнеэкономических связей, свобода торговли. Крайне болезненный процесс урегулирования внешнего долга.

2. Нормализация финансов. Страна не может жить с дефицитом бюджета в 35% ВВП. Бесконечное печатание денег кончится гиперинфляцией. 

Пришлось пойти на мучительное сокращение бюджетных расходов, в частности, на госинвестиции и закупку вооружений — в пять раз. Это было крайне болезненно для оборонных предприятий. Мы старались как-то компенсировать им потери, введя льготные кредиты на конверсию. Но продолжать печатать деньги и клепать на них никому не нужные танки, к сожалению, было невозможно.

И мы довольно сильно продвинулись по пути нормализации финансового положения, если бы не приход Геращенко к руководству Центральным банком, который тогда был под Верховным советом, с которым у правительства были крайне сложные отношения. И он начал раздавать деньги буквально направо и налево, так понимая пользу от помощи предприятиям, хотя нужно было их цивилизованно банкротить — те, которые оказались нежиснеспособными. И это нанесло сильный удар по финансовой стабилизации и во многом пришлось начинать все сначала. 

3. Введение российской валюты. Чрезвычайно важная мера — новая налоговая система: мы ввели НДС, потому что в ситуации высокой инфляции более-менее эффективно работают только косвенные налоги. Что любопытно, эта налоговая система жива до сих пор. 

4. Большая отдельная тема — аграрная реформа, передача земель в собственность коллективов сельхозпредприятий, разделение их на индивидуальные паи и фактически создание основ цивилизованного фермерства. Кстати, эта реформа себя оправдала — из крупнейшего импортера зерна, которым был СССР, Россия стала крупнейшим экспортером. Беда в том, что лавры от этого получили не те, кто проводил аграрную реформу.

Реформы дают результат с точки зрения экономического роста и структурной перестройки экономики спустя годы. И в этом смысле исторически несправедливо, даже подленько, что те руководители, которые стали бенефициарами того экономического роста, базу которого создали гайдаровского роста, потом эти же 90-е активно ругают.

Еще очень важный момент. Мы смогли медленно, но безболезненно, развестить с бывшими советскими республиками, не пойти по югославскому варианту гражданской войны. Вы представляете, что это было бы в стране, напичканной ядерным оружием. Кстати, по будапештскому меморандуму 1994 г. Россия гарантировала неприкосновенность и территориальную целостность Украины в ее тогдашних границах в обмен на отказ Украины от ядерного статуса и передачу ядерного оружия России. То, что произошло в последнее время, не тема нашей лекции, поэтому комментировать не буду. С будапештским меморандумом, прямо скажем, неловко получилось. 

Нам удалось добиться правопреемственности России с точки зрения ее позиций в мире — все правительства других стран признали, что Россия является правопреемником СССР, включая место в Совбезе ООН. И в обмен на то, что мы приняли на себя долги СССР (другие республики все равно не платили), мы получили его зарубежные активы — посольства, торгпредства...

Думаю, это было правильным решением. Добавьте к этому, что оно было единственно возможным. Как и многое из того, что делалось. 

Текст подготовлен на основе выступления Андрея Нечаева в рамках совместного проекта Ельцин Центра и Фонда Гайдара «405 дней реформ». Мнение спикера может не совпадать с мнением редакции.