Как занятия радиотехникой развивают детей и что не так с ЛЕГО и «Кванториумами»

«Напророчь мне кто-нибудь 10 лет назад, в период «больших бизнесов» и постоянного взаимодействия то с властью, то с жуликами, что я буду работать с детишками, я бы посмеялся. Если сейчас меня спросят, счастлив ли я этим заниматься, я отвечу: да», — говорит Алексей Батин.

Пять лет назад он с семьей основал в Екатеринбурге лабораторию технического творчества Remick.School, где сейчас под его руководством занимается 45 школьников — «инженеров-разработчиков».

Чем вы занимались до Remick.School, как пришли к идее создания семейной лаборатории?

— Я учился на Физическом факультете УрГУ (УрФУ), затем закончил Электроэнергетический факультет СИПИ (РГППУ) по кафедре «Микропроцессорная управляющая вычислительная техника».

Моя профессиональная жизнь делится на три части. Первая (15 лет) была связана с НИИ Физики и Прикладной математики при УрГУ, я был так называемой «лабораторной крысой». С наступлением 90-х многие подразделения Университета стали рушиться, коллеги уходили в бизнес. Мы же с друзьями познакомились с московской академией, обучавшей компьютерным технологиям сотрудников крупных компаний, и создали на базе электронно-вычислительного центра УрГУ ее филиал. Москвичи не горели желанием колесить по «провинции», для нас же чтение лекций в течение месяца в условном Хабаровске не было проблемой.

Как и все хозрасчетные подразделения, мы отдавали часть заработанных средств Университету, часть — забирали себе и покупали компьютеры. К 1998 г. бизнес «пер»: к нам ехали учиться со всего региона, филиалы международных компаний, таких как Coca-Cola и Ford, отправляли своих сотрудников. Мы планировали расширение деятельности, копили средства на счете Университета, но 17 августа 1998 г. произошел дефолт. Мы о нем узнали во время похода на Полярный Урал.

В сентябре ректор Владимир Евгеньевич Третьяков сообщил, что продолжение нашей деятельности в рамках Университета невозможно. Это стало хорошим пинком — в один день мы осознали, что у нас нет ни юрлица, ни денег.

Отступать было некуда и мы с друзьями создали первую собственную компанию Information Technology Corporation. Нам хотелось, чтобы название было не менее громким, чем IBM. Сначала появился учебный центр, потом компания по разработке электроники и ПО. В дальнейшем бизнес вырос в группу высокотехнологичных компаний со штатом в 150 человек и собственным офисным зданием.

Так мы жили и развивались. В 2011 г. один из моих друзей-партнеров скоропостижно скончался, второй переехал в Москву. Мы начали потихоньку распродавать и закрывать компании, ведь основу и стержень бизнеса составляла крепкая семейная дружба. Я оказался перед выбором: чем заниматься дальше?

Закрыть «взрослый» бизнес и заняться обучением детей — резкий разворот…

— Прозвучит громко, но мне хотелось оставить след в истории — создать для детей что-то связанное с наукой и технологиями, дать им возможность технического творчества. Я сам вырос на этом, на этом выросли трое моих сыновей.  

Я задумался, на какой базе можно запустить такой проект — и решил, что в школе. С 2015 по 2017 учебные годы я работал в двух школах — сначала в 175-й, потом в 119-й. Я преподавал физику, математику и вел «Школьное конструкторское бюро», которое оборудовал самостоятельно, без сторонней финансовой и технической поддержки.

Мои ученики выигрывали специализированные международные конкурсы для тинейджеров. На местные «смотры» они приносили реальные работающие «железяки», однако по странному стечению обстоятельств призы получали ребята из других школ, представлявшие презентации.

Я мечтал о создании в стране целого движения школьно-конструкторских бюро. Но в школе есть четыре группы людей, с которыми ты связан: дети, родители, учителя и администрация. С тремя не было проблем, взаимодействовать же с администрацией оказалось психологически непросто — таков мой личный опыт. Летом 2017 г. я завершил отношения со школами, решив, что не стоит пытаться менять мир в глобальном смысле, надо менять его вокруг себя. Два года работы в школе прошли не зря: я понял, что интересно детям, и как это методически оформить. А также, что надо вернуться в бизнес, сделав его камерным, семейным. Так родилась идея детской лаборатории технического творчества.

Мы арендовали помещение в БЦ «Манхэттен». Рабочие столы сконструировали и собрали с младшим сыном из элементов, представленных в OBI. Уложились в 7 тыс. руб. Готовые, по нашим подсчетам, обошлись бы в 50–60 тыс. руб. за штуку. Потихоньку закупали компьютеры, мониторы и прочее оборудование. Первых учеников привлекли так: разместили посты о лаборатории в соцсетях, расклеили объявления в бизнес-центре, обратились к знакомым учителям. В результате осенью 2017 г. в лабораторию пришло двое ребят. Через год их стало пятнадцать. Сейчас у нас занимается 45 детей, новых учеников приводит «сарафанное радио». 

Сколько лет вашим «разработчикам»? Чему и как они учатся в Remick.School?

— Наша аудитория — дети с 3 по 10-й класс. Они приходят к нам с любым «багажом» знаний в области естественных наук, независимо от наличия опыта в инженерной «кухне». В школе два уровня обучения. Первый как раз позволяет окунуться в радиоэлектронику и собрать своими руками что-то конкретное: программируемые часы, радиоприемник, цветомузыку, стерео-усилитель и пр. Всего у нас около 200 наборов устройств, из которых ребенок может выбрать. В каждом — электронная плата и детали (порядка 200 штук). Чтобы собрать из них, условно, радиоприемник, необходимо изучить все элементы, как они устанавливаются, перед установкой каждый проверить на исправность. Установка — это кропотливый процесс, состоящий из множества операций, включая пайку. В общем, это кардинально отличается от роботов, собираемых из «кубиков» ЛЕГО. В итоге ребенок уносит домой работающий прибор, который сделал сам.

После двух-трех-четырех вещей из «набора» возникает вопрос: что дальше? Дальше — второй уровень обучения. Мы открываем ребенку подписку на научно-технический журнал «Радио». Он посвящен радиолюбительству, домашней электронике, аудио/видео, компьютерам и телекоммуникациям. Там публикуют свои разработки опытные любители и профессионалы. Ребенок выбирает 5–10 приборов, которые ему понравились. Я их отсматриваю и мы вместе решаем, какой взять. Ведь модель может быть настолько сложной, что с ней придется сидеть лет пять. 

То есть на втором этапе ребенок должен воспроизвести чью-то идею?

— По сути да, ведь разработать собственную схему он пока не может. Однако воспроизведение чужой модели — большая, многоэтапная работа. Например, Степан учится в пятом классе, занимается в Remick.School второй год и уже собрал несколько часов из стандартных наборов. Сейчас он хочет сделать металлоискатель — чтобы проверить, нет ли у деда в огороде старых монет. Он выбрал разработку из журнала «Радио», я помог ему ее изучить и понять. Дальше он, как любой взрослый инженер-конструктор, проектирует схему в программе САПР KiCad. Он действует с полным пониманием того, как в ней работает каждая деталь, параллельно ищет эти детали в интернете и вносит их в Google-таблицу.

Детали должны быть оптимальны и по характеристикам, и по стоимости. Таким образом ребенок начинает анализировать, выбирать, думать об экономике проекта. По договоренности с родителями мы должны уложиться в 3 тыс. руб. Замечу, что к каждой детали схемы есть справочный листок на английском языке (бывает, что и на китайском), к которому приходится обращаться каждый раз, когда что-то непонятно.

Готовую схему платы мы отправляем на производство в Китай. Стоимость изготовления невелика: полдоллара, если размер не превышает 10 на10 см. Раньше заказы приходили быстро, но с учетом текущей ситуации мы не знаем, как изменятся сроки. Детали закупаем в России. Дальше ребенок собирает устройство и уносит его домой. Так он получает опыт реальной конструкторской работы. От взрослого инженера его отличает только то, что он действовал по созданной кем-то схеме. Это колоссальный опыт.

Наши занятия в принципе помогают детям развиваться: у школьника формируется «багаж» знаний в области естественных наук, он учится решать аналитические задачи, ведь при создании схемы надо учесть миллион деталей. Он знакомится с приборами, инструментами, у него развиваются навыки ручного труда. В конце концов, ребенок учит английский язык.

Какие еще устройства выбирают ваши ученики для разработки?

— Арсений делает барограф, Костя цветомузыку, Миша — кулинарный таймер — всего в этом году у нас 27 разработчиков. Хотя два года назад их было всего трое. Это именно то, ради чего создавалась Remick.School, и я очень горжусь этим.

А девочки у вас занимаются?

— Это уникальные случаи, в среднем на десять мальчиков в школе занимается одна девочка. Некоторым интересна пайка, тяга к конструированию у девочек встречается крайне редко. 

Кстати, что означает название школы?

— Рэмик — имя нашего кокер-спаниеля, в апреле ему исполнится 9 лет. Я не планировал называть лабораторию в честь собаки, это получилось само собой. Мы с ребятами разрабатывали контроллер — устройство наподобие тех, что интегрируют в систему «умный дом». Дети как раз познакомились с Рэмиком. И в процессе работы кто-то придумал, что Рэмик можно расшифровать как российский электронный многофункциональный интеллектуальный контроллер. Потом это имя закрепилось в названии школы. Соответствующий домен в интернете был свободен, так что все совпало.

Мне показалось, вы скептически относитесь к конструкторам ЛЕГО. Почему? 

— ЛЕГО — очень хорошая вещь для малышей. Но собирать ЛЕГО после 4–5 класса — совершеннейшая профанация. В этом возрасте конструирование должно быть связано со школьной математикой и физикой и давать ребенку возможность придумать что-то самому. В ЛЕГО эта «опция» отсутствует: ты просто собираешь по инструкции 155-го робота. Он поехал, все похлопали, ты молодец. А попроси ребенка собрать простой светодиодный фонарик, он стушуется. В настоящих лабораториях нет никаких «конструкторов». Есть специализированное ПО, много ручного и электроинструмента, измерительных приборов, миллионы радиоэлектронных компонентов и пр.

А что думаете о «Кванториумах»?

— Ничего хорошего. У знакомых из другого города был отличный радиокружок, подобный нашему. Несколько лет назад они с радостью сообщили, что на их базе создадут «Кванториум». Он действительно появился. После этого с сайта исчезли фотографии живого процесса, разработок. Их место заняли отчеты о посещениях официальных лиц. Всю созидательную деятельность как корова языком слизала. 

В «Кванториумах» нет штата, все преподаватели приходящие, это влияет на атмосферу. На их оснащение были потрачены колоссальные средства и оборудование там красивое, но оно предназначено не для разработки, а для показухи. В реальной научно-исследовательской лаборатории 3Д-принтер не нужен. Он необходим на заводе. Для детей это игрушка. Им интересно запустить программу, выбрать что-то из каталога, слегка изменить и распечатать. Учат ли там проектировать? Нет.

Ребенок, который до 10 класса занимался ЛЕГО-конструированием и ходил в «Кванториум», никогда не создаст ни СВЧ-печь, ни телефон, ни программу для проектирования.

Идея «Кванториумов», наверное, правильная, но она не доработана: нужны методические программы, соответствующий персонал — что-то наподобие советских кружков, но в современном формате. 

Читайте также: «Сегодняшним ожиданиям детей и родителей очень трудно соответствовать». Екатерина Сибирцева — о реалиях системы образования.

Занятия в Remick.School могут стать «трамплином» в профессию, например, связанную с проектированием СВЧ-печей или телефонов?

— В перспективе радиотехника может стать интересным хобби на всю жизнь, в какой бы сфере человек ни работал. Но я уверен, что многим наши занятия помогут в выборе профессии. И он будет осознанным. Один мальчик уже поступил на физтех в УрФУ. Я слышу разговоры ребят о МИФИ и других вузах. В целом, в ходе обучения в Remick.School происходит естественная профориентация, хотя изначально мы об этом даже не задумывались.

Еще, на мой взгляд, занятие радиотехникой формируют характер. Как «устроено» большинство детей? Если ему интересно, он делает. Не получается — попробует еще раз, опять не получается — еще раз, а на третий раз бросит со словами «не мое, не нравится».

Вся наша деятельность состоит из «не получилось». Например, промахнулся и обрезал «ножку» элемента слишком коротко, она перестала проходить сквозь плату, паять ее не к чему. Что делать? Если деталь стоит три рубля, выкинуть не жалко. А если это схема за 400 руб.? Тогда ищешь способ починить. Это очень важный момент. 

Бывает и так: спаял плату, а устройство не работает. Причин может быть масса: не так впаял, не проверил, исправен ли элемент. Надо сидеть и разбираться с каждой деталью. А их там 200 штук. 

Помимо элементарной усидчивости занятие радиотехникой формирует системный взгляд. Образно говоря, на каждом этапе работы ты должен помнить, что строишь храм, видеть системно всю задачу, осознавать, к чему идешь шаг за шагом. Еще в процессе дети понимают, что жизнь состоит из ошибок, что это нормально. И, если хочешь что-то создавать, придется идти через тернии.

Все элементы, с которыми вы работаете, импортные. Чем рискует школа в ситуации исчезновения большой доли импорта?

— Платы мы заказываем в Китае. С чипами сложнее: 80% чипов, с которыми мы работаем, американские или европейские. 20% — российские и китайские. Думаю, эта пропорция изменится. Мы уже изучаем китайские сайты на этот предмет, будем расширять горизонты.

Нам легче, чем российской промышленности, — в принципе, обучаться можно на чем угодно. Техническая составляющая — это 1/10 процесса, 9/10 — идеологическая база, фундаментальная математика и физика. Они останутся неизменными, что бы ни происходило.

У вас дорогое обучение?

— Нет, особенно по сравнению с репетиторством. Стоимость академического часа составляет 275 руб., по абонементу — еще меньше. С момента открытия школы мы ни разу не повышали ее. Нам бы хотелось это сделать, но пока мы не понимаем как. Сюда бессмысленно приходить на 40 минут, поэтому занятие длится три часа и стоит 825 руб. Большинство детей ходит дважды в неделю плюс теоретическое онлайн-занятие по понедельникам. В результате родители платят около 7 тыс. руб. в месяц. Скорее всего, ребенок ходит не только в Remick.School и он в семье — не единственный. Мы это понимаем и пока мы держим цены.

Возникает вопрос: Remick.School — это вообще бизнес?

— Для семьи да. Конечно, он не позволит купить яхту или футбольный клуб, но приносит нормальный доход.

Кто из членов семьи вовлечен в проект, как в нем распределены роли?

— Я работаю наставником и, по сути, живу в школе шесть дней в неделю. Младший сын Артем, студент четвертого курса РТУ МИРЭА, основной помощник по разработке новых устройств и методик их изучения. Супруга решает юридические, организационные и финансовые вопросы, а теща помогает в ведении склада деталей и всех облачных интернет-сервисов.

В общем, Remick.School — действительно маленькое семейное дело. Мы не собираемся расширяться, заниматься масштабированием, делать франшизу. Если наш опыт кого-то заинтересует (я в это верю), мы передадим методику организации обучения и, наверное, будем продавать наборы, которые разрабатываем. Мне хочется, чтобы наше дело жило, развивалось, ширилось.

Напророчь мне кто-нибудь 10 лет назад, в период «больших бизнесов» и постоянного взаимодействия то с властью, то с жуликами, что я буду работать с детишками, я бы посмеялся. Если сейчас меня спросят, счастлив ли я этим заниматься, я отвечу: да. Работа с детьми дает очень много. Я вижу, что их сюда не родители толкают, что у них глаза горят, им интересно, и они делают, делают, делают... Это дорогого стоит, дает смысл существования. 

Фото в тексте: архив Алексея Батина.

Читайте также: Есть колоссальный спрос, но мест нет. Ирина Воропаева — о работе с поведенческими детьми