Татулова об уходе с поста омбудсмена: «Моя деятельность стала опасна для меня и близких»

Анастасия Татулова*, владелица сети семейных кафе «АндерСон», рассказала Forbes о том, как ее бизнес адаптировался к новой реальности, с чем связан ее отъезд из России и почему она решила уйти с поста общественного омбудсмена по защите малого и среднего предпринимательства после двух лет работы. Главное — в нашем материале.

О том, где сейчас Анастасия Татулова* и правда ли, что она уехала из России

— Ни за что не скажу [где я сейчас нахожусь], чтобы не получить новую порцию слухов. Я действительно пыталась побыть в отпуске, но полноценно не выходит: все равно работаю дистанционно, много дел. На этой неделе уже буду в Москве. Я, честно говоря, никогда для себя не рассматривала вариант переезда: все, что зарабатывала, вкладывала в компанию — в продукт, оборудование, фабрику, кафе. Мои дети живут и работают в Москве. Ни заграничной недвижимости у меня нет, ни вилл, ни яхт. У меня есть компания [в России], есть люди, за которых я отвечаю. В «АндерСоне» работает 1500 сотрудников, у которых есть свои семьи. То есть от моих решений зависят 3000 человек минимум.

Но я не осуждаю никого, кто уехал по каким бы то ни было соображениям. Как не осуждаю и тех, кто не уехал. Считаю это личным выбором каждого. Для меня это не определяет ни человеческие качества, ни профессиональные, ни гражданскую позицию, не стирает заслуги человека. Могу решать только за себя. Я считаю, что полезна своей стране здесь и сейчас. 

Ранее на DK.RU: «В Думе и правительстве документы не читают в 90% случаев» — Анастасия Татулова*

Об уходе с поста омбудсмена и взаимоотношениях малого бизнеса и политики

— На самом деле, я еще в апреле попросила [уполномоченного при президенте по защите прав предпринимателей] Бориса Титова отпустить меня из омбудсменов. Тем более у Бориса Юрьевича должны будут закончиться полномочия, а приходила я в его команду. Так что жду замену и передаю пост. Наверное, должна какая-то другая конфигурация сложиться в системе взаимоотношений власти и малого и среднего бизнеса. Или на этом месте [омбудсмена] нужен кто-то другой, более эффективный или более позитивный человек, желательно в каске, без семьи, детей и без собственного бизнеса. Потому что давление сейчас на меня оказывается такое, что моя деятельность стала попросту опасна и для меня, и для моих близких. 

Хотела бы все-таки вернуться к тому, что я, прежде всего, предприниматель, а не общественный деятель, и уж тем более не политик. Я честно два года отпахала и перед отпуском поняла: я так устала, что нет больше никаких сил. Последнее время 1% своего времени я трачу на себя, 2% — на семью, 5% — на собственный бизнес, который мне интересен, а остальное — на попытки изменить мир. И, честно говоря, сейчас это не приносит мне удовлетворения совсем. Я считаю, то, что я могла сделать на этом месте, я сделала. Любой управленец вам скажет, что ручное разруливание — нормально в период выстраивания процесса. Но когда ситуация не меняется, это демотивирует. Мне кажется, мы совсем разошлись во взглядах с государством на то, что надо делать.

С моей точки зрения, сейчас нужны системные долгосрочные изменения: вместо мер, нужна честная оценка ситуации, вместо презентаций и выступлений с взятыми с потолка цифрами. И нужны решения на основе реальной проблематики. 

На мой взгляд, предприниматель должен государству всего три вещи: делать хороший продукт, платить разумные налоги и обеспечивать рабочие места. И ничего сверху: ни платить экологические сборы, ни делать паспорта безопасности, ни клеить [на товары] марки для сбора статистики — все это должно покрываться из уплаченных налогов. Государство, в свою очередь, должно гарантировать предпринимателю безопасность, понятные правила игры, давать инфраструктуру для развития отраслей, работающую судебную систему и обеспечивать покупательскую способность населения.

Для развития производства мало все время повторять слово импортозамещение — сколько «халва» ни говори, во рту слаще не станет. Надо вернуть производителям рентабельность и обеспечить рынки сбыта, а с остальным они сами разберутся. И прекратить кошмарить: запретить блокировать счета без судебных решений, применять субсидиарки (субсидиарную ответственность, — ред.) без всякого на то основания, сажать в СИЗО за экономические преступления до суда и так далее. Нужно дать предпринимателям право на ошибку — во всем.

Читайте также: «Нам банкротиться или барахтаться?» — как Татулова поспорила с Путиным за весь бизнес

О необходимых изменениях Налогового кодекса

— В первую очередь реформировать нужно налоги на зарплату. Они должны быть равные [для всех] и реалистичные — суммарно не больше 20% вместе с НДФЛ. Сейчас мы платим больше 40%. Важно стимулировать создание рабочих мест, а не их сокращение. Сейчас совершенно наоборот: если у тебя в штате 249 человек, ты будешь платить в два раза меньше налогов, чем если у тебя 251 работник (компании, где работают до 250 человек, попадают в категорию средних, более 250 — крупных. — ред). Это совершенно абсурдная ситуация. Жизнь очень поменялась, существующий кодекс просто не дает возможности развиваться и провоцирует неравные условия.

Сейчас было бы правильно дать свободу в использовании [налоговых] режимов. Снять ограничения вообще. Хочешь быть на НДС — хорошо. Хочешь на «доходы минус расходы» или на проценте с оборота — используй эту систему. Пусть отрасли сами выберут, что для них рентабельно. Это и нужно будет закрепить в Налоговом кодексе. Такое вот простое решение. Да, возможно, в моменте это негативно отразится на [государственном] бюджете. Но если этого не сделать, бизнесы продолжат закрываться.

О спецоперации и ее влиянии на бизнес

— Я вообще о бизнесе не думала. Это катастрофа мирового масштаба. При чем тут мой бизнес — люди гибнут. А то, что затронет, понятно — что тут думать. «АндерСон» — часть обычной жизни человека. У нас очень высокий процент постоянных гостей, которые приходят к нам каждый день. Это мамы, семьи, дети. Женщины более чувствительны к тому, что происходит. Глобальное чувство неуверенности, мысли, что будет дальше — все это не может не отражаться на тех, кто к нам приходит. С одной стороны, люди приходят даже в тяжелые времена, потому что им надо где-то отогреться душой, а мы как раз про это. А с другой — бизнес, нацеленный на семьи и мам, и страдает тоже первым. Это и пандемия подтвердила — мы очень чувствительный бизнес. И конечно, в любых кризисах паника случается не только у посетителей. Поставщики начинают поднимать цены, пересматривать условия. И это происходит стихийно, потому что рушатся все предыдущие договоренности, и дальше — неопределенность. Все эти риски закладываются поставщиками в цену.

В первые недели падение по чекам было на 30%. У нас есть несколько дней в году, когда мы зарабатываем самую большую выручку. Это 1 сентября и 8 марта. И вот 8 марта, конечно, показатели были гораздо ниже, чем плановые, — из-за общего настроения людей. Вторая неделя [после 24 февраля] была для нас очень болезненной, потому что на спад посещаемости наложился неконтролируемый вал повышения цен.

Первым делом мы купили все, что могли купить, по старым ценам. Потом стали очень быстро перерабатывать меню, так как поднимать цены пропорционально подорожанию продуктов мы не могли — к нам бы просто перестали ходить. Блюда, которые точно летели в убыток, мы просто перестали продавать. Убрали лосось, сибас, дорадо, частично салатные листья из гарниров. Салат «Романо» убрали везде, кроме «Цезаря». Также убрали пармскую ветчину, бобы эдамаме, помидоры черри. Пектин пропал — нашли китайский, но по качеству он отличается. Пока работаем на запасах.

Нашлись и какие-то удачные решения. Иногда какие-то вещи ты делаешь только тогда, когда тебя жизнь припрет. Например, у нас в стране довольно много рыбы, но она вся продавалась за границу, внутрь не попадало практически ничего. Тут нам помог Департамент [торговли и услуг Москвы]. Он быстро сделал рабочую группу, нашел, через кого возить, проговорил квоты. На самом деле, мы поставили в меню очень хорошую рыбу, которая лучше, чем была. И она отечественная — из Мурманска, Карелии и Дальнего Востока.

Другое дело, что есть то, что невозможно заменить, да и не нужно. В  кондитерке, например. Наша страна не выращивает какао-бобы или кофе и не будет никогда. Поэтому тут нужно встраиваться в правильные мировые цепочки [поставок] и понимать, какие обрабатывающие производства должны быть здесь. Рентабельность сейчас ниже [чем до кризиса], но мы выравниваемся потихоньку.

Ранее на DK.RU: «Кризис доверия власти и бизнеса: вы на нас плюете, мы вас ненавидим. Это плохо для всех» — речь Анастасии Татуловой* на ПМЭФ-2021

О новых кафе за пределами России

— Мы обсуждаем возможность открытия кафе в Ереване и в ОАЭ. У нас есть прекрасный «АндерСон» в Казахстане. Армения и Эмираты — тоже интересные растущие рынки. У нас есть планы и по продукту, который выпускает фабрика, но они более долгосрочные.

Мне бы хотелось, чтобы наш продукт, в том числе и «АндерСон», полюбили и в мире. Чтобы имидж страны строился на достижениях российских предпринимателей.

* - выполняет функции иностранного агента