Будем искать новую модель или ходить по граблям? Андрей Бриль — о перспективах экономики

За $300 млрд можно было бы проложить высокоскоростную магистраль Москва — Пекин, построить 6 тыс. индустриальных парков, возвести 300 млн кв. м социального жилья или выдать «длинные» кредиты на инвестпроекты под 1% годовых.

Этих денег жаль, однако, по мнению председателя совета директоров «Корин Холдинга», вице-президента российской Гильдии управляющих и девелоперов (РГУД) Андрея Бриля, потеря золотовалютных резервов должна стимулировать не к поиску виноватых, а к дискуссии о новой экономической модели страны:

— В ноябре 2022 г. я принял участие в конференции «Российские регионы в фокусе перемен». Она проводится ежегодно, и меня приглашают выступить в рамках дискуссии с представителями бизнеса. Как правило, дискуссия посвящена выживанию в новых условиях, работе в кризис. В этот раз обсуждались санкции, параллельный импорт, новая индустриализация и решения, которые мы находим, чтобы справиться с текущей ситуацией.

На конференции в 2021 г. обсуждались проблемы, связанные с коронавирусом, и мы пытались мягко объяснить, что пандемия не затрагивает никаких фундаментальных экономических процессов, что пройдет немного времени, и о ней никто не вспомнит. Тогда над нами не то что бы смеялись, но акцентировали внимание на озабоченности этими вопросами во всем мире. Спустя полтора года кто-то вспоминает про коронавирус? Нет, и не исключено, что текущую ситуацию и главное — содержание нынешнего кризиса — лет через пять, а то и года через три тоже никто не вспомнит. Я понимаю, что говорю страшную негуманную вещь, однако…

Вместо вопросов, которые стояли в повестке этой конференции и в целом позиционируются сегодня как ключевые, на мой взгляд, надо обсуждать вещи фундаментальные. Например, главный экономический итог 2022 г. для России, ее экономики и для нас как народа.

Американцы забирают у нас европейский рынок нефти и газа, но это внешний результат. Главный внутренний результат состоит в том, что Россия потеряла, по разным подсчетам, от трехсот миллиардов до триллиона долларов.

Триллион долларов — цифра, которую называли в ток-шоу Владимира Соловьева. Возможно, она реальная, возможно, ее можно объяснить экзальтированностью ведущего и спикеров этой программы. В любом случае необходим обоснованный расчет. Что касается оценки потерь в $300-350 млрд, в отношении этих данных есть полный консенсус — это золотовалютные резервы России, которые заморожены на Западе и которые страна потеряла.

В отношении этих денег выяснились удивительные вещи. Во-первых, они копились на так называемый «черный день», на случай серьезного кризиса. Кризис наступил, и мы увидели, что та технология, тот формат, те виды активов, в которых резервы создавались, как и выбор места их хранения, не позволяют ими воспользоваться. Во-вторых, оказалось, что в ситуации кризиса, «черного дня» эти средства вообще не нужны.

Сегодня их нет, и что? Потребительский рынок более-менее в порядке, инфляция под контролем, платежеспособный спрос драматически не обвалился, платежный баланс страны — приличный, бюджет сверстан. Правительство справляется со всем происходящим без этих денег. То есть их можно было не копить.

В разных аудиториях я не раз спрашивал: что же такое $300 млрд? И слышал в ответ: «Это много денег». Но деньги — не просто записи виртуальных банковских файлов, это эквивалент чему-то. И важно понимать, эти $300 млрд — эквивалент чему.

Что такое $300 млрд

Я навскидку могу предложить минимум четыре варианта расходования $300 млрд.

Первый: Строительство высокоскоростной магистрали Москва — Пекин. Только представьте: царь построил Транссиб, коммунисты — БАМ, а мы могли бы построить высокоскоростную магистраль Москва — Пекин.

И это не все. В рамках этой же суммы, в плюс к магистрали, можно решить задачу, сформулированную Сергеем Шойгу: стране необходимы пять новых городов в Сибири и на Дальнем Востоке, которые станут центрами освоения этих территорий.

Но и это еще не все. Прибавьте к этому новую космическую спутниковую группировку, которой России, ее войскам, метеослужбе, телекому и целому ряду отраслей промышленности очень не хватает.

Второй вариант: сегодня часто говорят об импортозамещении, необходимости новый реиндустриализации страны. Разговор правильный, постановка задачи верна, но во многих аудиториях я слышал, что ее нельзя решить без государственных денег, а у государства их нет. Однако у нас были $300 млрд, позволяющие создать порядка 6 тыс. новых промышленных зон и индустриальных парков со всей инженерной, энергетической, транспортной, социальной и производственной инфраструктурой. Расчет простой: на строительство хорошего большого индустриального парка требуется порядка 3 млрд руб.  

Сейчас в России около 300 индустриальных парков и промышленных зон. На одной такой площадке можно разместить от 20 до 30 новых предприятий. Берем по нижней границе — и получаем на 6 тыс. площадках 120 тыс. новых заводов. Сейчас их в стране порядка 30 тыс.  

Третий вариант: на $300 млрд можно построить 300 млн кв. м арендного и социального жилья, в которое вы можете свободно поселиться и платить 10 тыс. руб. в месяц за проживание в трехкомнатной квартире. В эту сумму включены коммунальные платежи, расходы на управление и амортизацию недвижимости. Такой фонд позволил бы решить «жилищный вопрос» примерно 15 миллионам наших соотечественников.

И четвертый: $300 млрд — это 20 трлн руб., которые можно выдать в кредит желающим инвестировать на 15 лет, под 1% годовых и без дополнительных залогов, кроме самого инвестиционного проекта. Такое кредитование обеспечит стране экономический рост в 5–10% в год на интервале 10–20 лет.

Вот что такое $300 млрд. Причем любой из этих вариантов мог бы быть реализован к 2022 г.…

Будем перекладывать грабли, лежавшие ручкой на Запад, ручкой на Восток?

Почему главный экономический итог 2022 г. не обсуждается в первую очередь научным экономическим сообществом? Почему из него не делаются выводы и мы не слышим никаких внятных рекомендаций от ученых нашему правительству? Наверное, оно нуждается в экспертном мнении.

Я считаю осмысление этого итога крайне важным, поскольку он связан с выбором экономической модели страны. Останется ли она «двухконтурной»: продаем нефть и газ на Запад, получаем доллары и евро, передаем их в ЦБ и Минфин и отправляем на Запад для участия в финансовых спекуляциях в виде золотовалютных резервов? Или что-то поменяется и мы получим один из перечисленных выше вариантов или еще какой-то?

Об этом надо говорить не для того, чтобы ответить на вопрос: кто виноват? В принципе, право на ошибку имеют все, и в предыдущий период накапливание золотовалютных резервов не казалось ошибочным. Мы все ими гордились.

Поэтому не надо винить правительство или кого-то еще, но надо задать себе ряд вопросов. Например, чем юань лучше доллара? Мы хотим сохранить экономическую модель и просто перенаправить потоки нефти и газа с Запада на Восток, получать юани вместо долларов и евро, копить их, складывать в резервы? Не выглядит ли это перекладыванием граблей, лежавших ручкой на Запад, ручкой на Восток? Эта конструкция очень надежная, и, если мы будем ходить по граблям дальше, то получим схожий результат.

Какой должна быть экономическая модель следующего периода? — вот вопрос к нашему научному сообществу в связи с главным итогом 2022 г.

Читайте также: Андрей Бриль: Мы находимся на пороге нового этапа индустриализации, но кадров для нее нет

Как сделать Россию всемирной фабрикой

Второй важный экономический итог 2022 г. заключается в том, что Россия проиграла США войну за европейский рынок нефти и газа — самый крупный и самый высокомаржинальной в мире. Это, безусловно, плохо.

Но, во-первых, даже 2022 год показал, что мы в состоянии перенаправить экспортные потоки энергоносителей на другие рынки, и ничего катастрофического, по крайней мере пока, не произошло. Однако это повод задуматься, нужно ли нам продолжать с непоколебимым упорством поставлять сырые нефть, газ и продукты их первичной переработки экономическим, производственным и политическим конкурентам. Или стоит поставлять их дозированно, а приоритетом сделать снижение стоимости энергоносителей в стране. Чтобы в России цены на них были в разы или хотя бы на десятки процентов ниже, чем в других странах, конкурирующих с нами за инвестиции и развитие промышленности и территорий.

Сегодня европейская промышленность, в первую очередь немецкая, уходит в Америку, где стоимость электроэнергии, нефти и газа в четыре раза ниже, чем «дома». Международному инвестору все равно, где находится завод, — он считает экономику. Если мы значительно снизим стоимость электроэнергии, с точки зрения инвестирования наш рынок станет интереснее американского, как и любого другого.

Я на 100% уверен, что международные инвесторы, которые рыскают по миру в поисках территорий, на которых можно создавать производства высококонкурентной, высокомаржинальной продукции, придут к нам. И никакие санкции американцев, западноевропейцев или марсиан не смогут победить этот неубиваемый экономический аргумент.

Это важный вопрос, имеющий отношение к будущей экономической модели страны. Понятно, что он затрагивает экономические интересы определенного круга людей и в России, и за рубежом, но, если страна хочет развиваться, уклониться от ответа на него не удастся. И наши уважаемые ученые должны поставить этот вопрос, продемонстрировать варианты и все объяснить. Если же они продолжат уклоняться, придется искать других ученых.

Интервью: Сергей Дружинин. Текст: Виктория Говорковская

Читайте также на DK.RU:

Андрей Бриль: «Последние 100 лет Запад удивительным образом ошибается в выборе противника»

Бюджет худеет, но силовикам и малоимущим дали триллионы. Что ждет экономику РФ в 2023-м