С прошлым все понятно. А что с будущим? Игорь Пушкарев рассказал про себя и свой музей

Современный исторический музей — это такой мультиформатный досуговый центр с уклоном в историю или искусство. В наши дни музеи становятся прибежищем для разного рода креатива, местом, которое не только реабилитирует прошлое, но и дает жизнь творчеству.

Музей истории Екатеринбурга в этом смысле находится в мейнстриме современного музейного дела. Даже москвичи признают, что у них иммерсивные спектакли, например, появились позже, чем здесь.

Работа музея Екатеринбурга уже много лет направлена не только на экспонирование предметов, но и на взаимодействие со зрителем. Это делает его популярным и позволяет заработать, хоть и немного.

Музей как бюджетная организация в этом смысле ограничен законом, тем не менее, он может повышать доходность за счет внебюджетных средств. Годовой бюджет музея — 60 млн руб. Внебюджетная составляющая — примерно 15% от этой суммы.

Директор Музея истории Екатеринбурга Игорь Пушкарев рассказал DK.RU, за счет чего может жить современный исторический музей и что делает его местом силы для горожан.

Фото: официальная страница музея в соцсети «ВКонтакте»

Ты стал директором недавно, в декабре прошлого года, а до этого работал журналистом. Вместо предисловия можно немного рассуждений на тему призвания?

— Если совсем от печки танцевать, то я с пятого класса увлекался историей. Тогда отец за руку привел меня в кружок юных геологов, потому что я с ним все детство мотался по геологическим экспедициям.

Но пока он увлеченно разговаривал со своими однополчанами-геологами, я самостоятельно записался в исторический кружок. К тому моменту я до дыр зачитал том детской энциклопедии, посвященный истории. Оба кружка занимались в одно время, и я, недолго думая, выбрал исторический.

Мое увлечение археологией было встречено с прохладцей, но потом отец оттаял, и судьба была предрешена.

В итоге все же ты состоялся как хранитель екатеринбургских исторических артефактов… Опиши свой путь как историка, с чего начинал, что изучал…

— В 1997 году я поступил на истфак УрГУ. Затем отправился в Институт истории и археологии УрО РАН, где работал младшим научным сотрудником. Там же проходила моя аспирантура. Больше десяти лет мотался по далям и весям России и Урала.

В общем, моя биография долгое время была связана с археологией, а в журналистику я пришел позже — в 2005 г. С тех пор более 17 лет журналистика доминировала, а археология была «подпольным» увлечением — я продолжал ездить в экспедиции.

Проводников в археологию у меня два. Первый — Погорелов Сергей Николаевич, который многим известен как исследователь царских останков. Он городской археолог, а еще раньше исследовал торфяниковые памятники. Например, Шигирский торфяник.

Второй мой проводник в профессии — Викторова Валентина Дмитриевна. Она тоже довольно авторитетный, известный ученый. Исследователь, который более 40 лет изучает район Палкино. Здесь, кстати, зародилась екатеринбургская археология. В 1827 году, когда нашли и зафиксировали древнее захоронение в районе Палкинского городища. Это довольно интересный объект, он по размерам внешнего периметра совпадает с легендарной Троей VII. А в целом это памятник Иткульской культуры 7-3 вв. до н.э., относящийся к так называемому очагу уральской древней металлургии.

Мои первоначальные научные интересы — корреляция природных процессов в голоцене, то есть фактически за последние 10 тыс. лет. Я пытался наслоить природно-климатическую изменчивость на смену эпох и культур на севере Евразии. В аспирантуре занимался корреляцией по материалам, собранным в верховьях Исети.

Кандидатскую я не защитил. Решил, что моя работа сделана не на том уровне, на каком бы хотел ее видеть сам. Для того чтобы проводить корреляцию, нужен был набор радиоуглеродных датировок, хорошо было бы, если бы на каждый памятник было 30 радиоуглеродных дат. У меня на 140 памятников, которые попали в сферу моих интересов, было 9 радиоуглеродных дат. Причина в том, что тогда каждый радиоуглеродный анализ стоил примерно 50 долларов. И у меня на тот момент не было вменяемого источника финансирования.

Теоретически, мои исследования не были совсем дерьмовыми. И в чем-то, наверное, были оправданы. Более того, сейчас это одно из основных направлений московского Института археологии РАН. Но, если мы говорим о чистом научном знании, работа не могла быть по большей части компилятивной — надергал из источников, собрал кирпич диссертации и защитился…

Можно подумать, так никто не делает…

— Ну, вот не хочу я, понимаешь, не хочу! Если вдруг когда-нибудь кривая судьбы меня снова выведет на эту тему, у меня будет финансирование, я с удовольствием ее продолжу.

Тогда я не думал о том, круто это или не круто, просто меня это интересовало. Отчасти мой уход в журналистику был связан с научным кризисом. К тому же, тогда у меня уже была семья — нужно было ее обеспечивать. Не то, чтобы археологией нельзя было кормиться... Есть примеры, показывающие, что вполне можно. Просто у меня, видимо, была другая планида.

Но теперь ты вернулся к истокам. Расскажи вкратце, что из себя представляет Музей истории Екатеринбурга, что у тебя на хозяйстве?

— Музей истории Екатеринбурга — это восемь площадок в восьми зданиях. Головной корпус — дом генерала Качки, дом Метенкова, дом Маклецкого, здание на Ленина, 52 — самый большой дом коммуны в СССР. Нам отдан корпус бывшей поликлиники Октябрьского района. Башня на Плотинке — тоже наше здание. За нами закреплено помещение на Пушкина, 28. Есть помещение на улице Челюскинцев для фондохранения. Самое отдаленное наше здание расположено на Мемориале жертв политических репрессий на Московском тракте.

Что касается финансов, годовой бюджет музея примерно 60 млн руб. в год. Из которых, как правило, 10-15% — это внебюджет. То, что мы, условно, сами зарабатываем. Понятно, что мы бюджетники, а не коммерческая структура. Понятно, что это не бизнес-процессы. Но, тем не менее, наш бюджет и заработанный внебюджет стыкуются таким образом, что из внебюджета мы частично оплачиваем ту же коммуналку и наши зарплаты.

Как музей может зарабатывать деньги?

— С одной стороны, это непростая история. Мы ограничены законодательством. С другой, мы занимаем, на мой взгляд, уникальную нишу в силу своего бэкграунда. Мы не совсем классический музей, у нас не только выставки и экскурсии. У нас очень мощно развивается событийная программа и взаимодействие с различными городскими сообществами.

Например, театральная платформа. На самом деле мы являемся застрельщиками в России с точки зрения иммерсивных спектаклей, где зритель погружается в действо и становится актером, действующим лицом, участником.

Фото: официальная страница музея в соцсети «ВКонтакте»

Иммерсивный спектакль — это как бы ролевая игра на историческую тему?

— Фактически, да. Но в России в музеях до нас этого никто не делал. Сейчас Музей Москвы ставит очень мощный иммерсивный спектакль «Красный вольфрам». Когда мы с ними встречались, они вспомнили, что наш спектакль «Дело Загурского» был первым.

Спектакли, которые вы ставите, отражают историю Екатеринбурга?

— Да, это и есть осмысление истории города и региона через театральные постановки. Тот же спектакль «Дело Загурского».

В 1990 г. прокуратура Свердловской области провела на 12-м км Московского тракта эксгумацию, нашли останки 31 репрессированного. Удалось установить имя только одного из них. Это и был Филипп Загурский. Было найдено его дело и восстановлены элементы биографии. На этой исторической базе Музей истории Екатеринбурга в лице куратора театральной платформы Ирины Нечаевой сделал иммерсивный спектакль.

Много спектаклей вы уже успели поставить?

— За год на Ленина, 52 мы провели 87 спектаклей. Надо бы поинтересоваться у коллег-театралов, а сколько они проводят? Понятно, что мы не профессиональный театр. Мы не будем составлять конкуренцию коллегам. Наша страта — театр любительский.

Во главу угла ставится история и взаимодействие с разными сообществами — в данном случае с молодежью, с людьми, которые увлечены таким форматом времяпрепровождения. Условно, все наши актеры — это либо студенты, либо работающие люди, которые по вечерам или в выходные собираются и делают спектакли. Такое хобби!

Какие-то еще внебюджетные составляющие есть у музея?

— Да, театр — это только небольшая часть нашего внебюджетного дохода. Это то, что мы относим к событийной тематике: часть театральных постановок мы делаем бесплатно, что-то продаем по цене входного билета — 200 руб.

У нас еще есть два хэдлайнера, которые формируют оставшиеся две трети внебюджета — это экскурсионное бюро, объединенное с детским центром, и отдел археологических исследований.

Отдел археологии занимается коммерческой или «промышленной» археологией. Перед тем как зайти на площадку, строитель должен провести обследование этой территории по разным категориям. В том числе, на предмет присутствия или отсутствия объектов культурного наследия, поселенческих слоев предыдущих эпох. Мы не единственная команда в городе, которая работает с этим. Тем не менее, за счет таких заказов мы также формируем внебюджетные средства.

Я думала, экскурсии в музеях — это если не единственный, то точно основной источник дохода…

— Экскурсионное бюро и детский центр приносят нам около трети от внебюджетного потока.

У них есть совершенно шикарный фестиваль «Время открытий», ориентированный не только на детей, а на семейную аудиторию. Мы не просто рассказываем про экспонаты, а становимся проводником в музейный мир.

Когда ты идешь мимо фотографий или нарядов, предметов, которые перед тобой висят, то не очень понимаешь, что это такое… Вот у нас висит фотография — это Рязановы, довольно известная купеческая фамилия — муж с женой и рядом висит платье. А это прямо то самое платье, что на барышне и оно у нас сейчас выставлено в экспозиции! Через такие элементы мы рассказываем о нашей жизни и нашей внутренней кухне музея.

Фото: официальная страница музея в соцсети «ВКонтакте»

Также мы проводим Детский исторический фестиваль. Это практическая история: дети плетут кольчуги, делают каменные орудия труда, как в неолите, учатся делать печатные пряники, писать гусиным пером. Некоторые ребята шили костюмы на кукол — полный достоверный наряд дам 19 века.

Фото: официальная страница музея в соцсети «ВКонтакте»

Мы учим играть их в Марсово поле. В середине 19 века это планшетно-тактическая игра, по которой учили офицеров генштаба Российской империи.

Каждое воскресенье тут что-то происходит. Тут и из лука уже стреляли, и фехтовали. А еще мы дружим с клубом исторического танца «Pas de côté», они учат танцам прошлых эпох, бальной культуре. Понимать язык веера, например. Знаешь, когда на балах положение веера демонстрировало настроение или степень влюбленности…

Фото: официальная страница музея в соцсети «ВКонтакте»

Может, ты приоткроешь для нас завесу некоторых тайн музейного хранилища. Наверняка оно содержит много интересных историй, ведь чем древнее вещь, тем она интереснее.

— Один из самых уникальных и ценных экспонатов за всю историю музея это Елизаветинская Библия 18 века. К нам она попала в 1997 г. и там целое приключение как это произошло. Хранитель фондов музея совершенно случайно наткнулся на человека, продававшего фолиант. Сделка произошла в районе Вознесенской горки. Редкую книгу тогда купили за цену равную одной среднестатистической зарплате на тот момент. Предварительно, конечно, выяснили ее судьбу. Нам важно, чтобы вещь была «ноу криминалити».

В 2015 году началась ее реставрация. 3 мастера, 7 лет реставрации, 645 восстановленных листов, 1 млн рублей, ушедших на ее восстановление. После тщательной, ювелирной работы мастеров, этот уникальный артефакт буквально задышал по-новому. По завершению работ, 6 декабря 2022 года, в день Святой Екатерины, мы ее презентовали. Так совпало. Сейчас помещена в специальный короб из бескислотного картона, созданного Максимом Малых, пока привыкает к новому температурно-влажностному режиму.

Фото предоставлено Игорем Пушкаревым

Данный вариант библии начали формировать при Петре Первом, а закончили при Елизавете, поэтому она и «Елизаветинская». В ней собран весь тот конструктив проповедей, которые мы слышим в церквях Русской православной церкви сейчас. С тех пор как бы фактически ничего не поменялось. С точки зрения развития РПЦ — вещь абсолютно знаковая, с точки зрения нашего музея — тоже.

Это ранний железный век, иткульская культура VII-II в. до н.э. Часть экспонатов найдена в верховьях р. Исеть на участке между станцией Гать и Верх-Исетским прудом. Остальное — поступления музея за разные годы.

На витрине представлены: птицевидные идолы — по одной из версий, это иттерма или вместилища душ умерших металлургов, представлены медные зеркала и фибулы, поясные накладки, предметы вооружения, в частности трехгранные наконечники стрел.

Сейчас готовим новую выставку — по городской археологии. Вот эти предметы мы выставили такими, какими они были найдены в земле, в культурном слое, без реставрации. Главным образом, они найдены на территории современного Екатеринбурга. Например, в Историческом сквере, то есть на территории первого завода-крепости. Также здесь представлено то, что было найдено возле цирка, в районе литературного квартала, ул. Первомайской или на дне городского пруда. Когда его осушают, тоже можно много насобирать.

А вот стоят бутылочки, на дне которых написано МИГ. Их нашли в районе нынешнего Талькова камня. МИГ — это медо-пивоваренный завод Марии Ивановны Гребеньковой. Нынешний завод «Тонус».

Рубеж 19-20 веков, в Екатеринбурге живут две дамы, две предпринимательницы, которые буквально сломали стереотипы своего времени. Это мадам Гребенькова и мадам Филиц. Тогда считалось нормой, чтобы бизнес после смерти мужа либо переходил по мужской линии, либо продавался.

Но эти женщины сделали все наоборот. Они сказали, что в память о своих мужьях оставляют их заводы себе. И, надо сказать, продолжили этот бизнес действительно довольно успешно.

А откуда берутся фонды, как они пополняются?

— У нас сейчас фондохранение — это более 75 тыс. единиц. С регулярностью не меньше раза в месяц у нас работает фондозакупочная комиссия. Закупочная не в плане того, что мы постоянно все приобретаем за деньги, а в расширительном плане. Это комиссия, в которую входят сотрудники музея. Они оценивают те или иные вещи и решают — принимать их на хранение в музей или нет.

Бывает, что нам звонят и предлагают свои старые вещи екатеринбуржцы, мы просим прислать фотографию, выезжаем, оцениваем, решаем вопрос с транспортировкой. Покупаем редко, чаще люди просто жертвуют.

По ощущениям, задачи современных музеев намного более глобальны, чем просто хранение и демонстрация. Какие задачи и цели стоят перед Музеем истории Екатеринбурга?

— С учетом того, что мы презентуем 300 лет екатеринбургской истории, а еще лучше — историю с древних времен, а это еще 10 тыс. лет, то это задача нетривиальная.

^{Фото: официальная страница музея в соцсети «ВКонтакте»}

Понимая свою историческую миссию, музей уже давно исповедует путь работы не только с предметом, а с человеком тоже. Со своим посетителем. Поэтому мы идем во все внешние проекты и активно работаем с городскими сообществами.

Мы живой музей. То есть мы не любим статику, а очень любим динамику. Мы показываем историю не просто в предмете, а через цвет, звук, запах — на все органы осязания и обоняния. Прочувствовать историю — это точно про нас.

Сейчас музейное сообщество движется не просто от экспоната с подписью к использованию мультимедийных решений (профессиональное выставочное видео, звук), недалеки времена, когда будет еще и запах, например, духов, хлеба, супа.

С прошлого года у нас работает гастрономический театр. Это история про еду и про напитки. Про мокрые пирожки, например. Это забытый сейчас фаст-фуд 19 века. Когда-то Обжорные ряды в районе Мытного двора были просто набиты ими. Потом продукт был забыт, а сейчас, в 21 веке, мы снова рассказываем как мокрые пирожки делались и даем попробовать историю на вкус. Для затравки — это некое сочетание привычного нам жареного пирожка и мантов.

Пирожки в бульоне?

— Нет, не в бульоне… Приходите – узнаете. 100% это аутентичная уральская кухня.

А какая самая фундаментальная задача? Попытаемся закруглить…

— Нам интересно, чтобы люди за счет нашей энергии, наших шагов, увлекались локальной идентичностью, историей места, историей своей семьи, наконец. Чтобы люди и дальше довольно трепетно относились к исторической ткани. В конце концов, это история наших бабушек и дедушек и их бабушек и дедушек, и так далее, далее.

Фото: официальная страница музея в соцсети «ВКонтакте»

Специально для этого у нас в рамках проектов «Народные университеты» есть факультет «Лаборатория воспоминаний». Люди приходят к нам, и мы даем им навыки написания книжек в стиле нон-фикшен. Той самой исторической ткани, которая «отливается» на страницах книг из частных историй и воспоминаний. За прошлый год с нашей помощью вышло пять таких книги.

Таким образом, мы увлекаем своей идеей людей, которые далее становятся исследователями и формируют свой исторический продукт.

Читайте также на DK.RU: Скорому 300-летию посвящается. Истории о Екатеринбурге и тест на знание города.