«В нашем театре вы непременно вляпаетесь». Как и для кого работает ЦСД в Екатеринбурге

Центр современной драматургии (ЦСД) работает в Екатеринбурге с 2018 г. За эти годы театр успел приобрести имя и постоянных зрителей, представить громкие премьеры, удивиться готовым  бродить в поисках спектакля по промзоне горожанам, пережить сложные времена и многое другое. Директор и главный режиссер ЦСД Антон Бутаков рассказал DK.RU о театре как бизнесе, взаимодействии с властями и бизнесом, а также объяснил, почему ему нравится, что в театре у него нет зарплаты.

Зрители, нафталин и театр как попсовое искусство

Антон, начнем с простого: кто приходит на ваши, часто нестандартные, спектакли, кто основной зритель?

— О, это мой любимый вопрос. Я могу говорить об этом бесконечно. Конечно, есть понятие «целевая аудитория». Правда, над ним профессиональный маркетолог рассмеется сразу, как только услышит. Все рамки совершенно стерты. Знаете, есть шутка о том, что теперь и бабушки слушают Леди Гагу. Так что выявлять целевую аудиторию — бессмысленное и бездарное дело.

В ЦСД достаточно молодой коллектив, средний возраст актеров — 25-30 лет. Конечно, есть и 18-летние артисты, есть и более взрослые, но все равно целевая аудитория — это средний возраст наших актеров, мы же делаем все для себя.

Но уже в первый сезон мы сами изменили правило «мы театр в первую очередь для молодых», выпустив «Зулейха открывает глаза». На него в какой-то момент стали ходить люди старшего поколения. Когда вышла постановка «Петровы в гриппе и вокруг него», таких зрителей стало еще больше. Это логично, ведь романы, по которым мы поставили спектакли, рассчитаны на более старшее поколение. Впрочем, молодежи на спектакли приходит тоже немало.

Это очень важно, и я не разделяю зрителей, ни по одному из признаков, в том числе возрастному. Бывает, что зритель приходит в театр, видит, что это условно современная постановка и уходит — ведь «Я взрослый, это для молодежи, я ничего не понял». Мне кажется, это очень странно. Хочется, чтобы в театре кайфовали все.

Есть и другая сторона медали: когда молодежь приходит на что-то супернафталиновое — есть такие театры в городе — и говорит: «Ну ок, маме понравится». А хочется, чтобы и маме, и тебе понравилось.

Есть условная проблема, я уже говорил про это как-то в интервью. Понимаете, Театр драмы — это застывшее говно. Ты в него наступишь и не заляпаешься. А мы молодое говно — непременно заляпаешься. Какое бы это ни было неприятное сравнение, оно очень правильное, потому что, отправившись в Драму, ты даже разочароваться не можешь. У нас ты всегда идешь на какой-то риск, наши спектакли – это не ответы на вопросы, это сами вопросы. Наша задача — вести диалог со зрителем, особенно сейчас, в нынешнее время.

Театр — это газета, не надо считать, что это великое искусство. Из всех искусств — это самое попсовое искусство, просто потому, что театр всегда отражает сегодняшний день максимально. Например, спектакли Станиславского — их сегодня смотреть просто невозможно, а в 20-30-40-е годы XX века это было вау. Потому что это было про них, про тот сегодняшний день.

Наши спектакли через сто лет смотреть тоже будет невозможно. Зритель будет задаваться вопросом: «Что за дичь происходит?».

Колоссальная проблема в том, что сейчас театры забыли о том, что они должны отражать сегодняшний день. Диалога со зрителем нет. Все уходит или в развлекательный контент или в содержание, абсолютно абстрагированное от ситуации, но и это невозможно — так или иначе, «сегодня» просачивается.

Нас и Драму нельзя сравнивать несмотря на то, что мы занимаемся одним делом. Но общение с коллегами, конечно, есть. ЦСД — единственный в Свердловской области частый театр, который взаимодействовал с государственным театром. Вместе с Камерным театром мы сделали крутой спектакль «Город поэтов».

Гранты и никому не нужные фестивали

— Мы, бывает, получаем гранты, но в этом сезоне мы вообще ничего не получили. Не дело считать чужие деньги, но я был очень удивлен тому, кто получил губернаторский грант. Нам не дали на спектакль по Довлатову, который будет ставить кинорежиссер Алексей Федорченко.

Мы написали пьесу, но нам на это денег не дают, а дают 3 млн руб. фестивалю, которого как такового не будет. На эти деньги «критики» — конечно, в кавычках, таких всего-то в стране два-три, и они точно не в Свердловской области — будут ездить по области, смотреть спектакли и выбирать лучших.

Получивший деньги фестиваль идет уже 25 лет, но не имеет вообще никакого резонанса, смысла, он не интересен коллективам — однако деньги на него выделяются. Я считаю, это просто выбрасывание средств.

Конечно, так выходит не всегда Мы получали грант на спектакль «Плаха». На них сделали шикарную постановку, которую показали на фестивалях, свозили на гастроли в Москву. На него у нас всегда полный зал, хотя это сложнейшая постановка: три часа, драматическая, танцевальная, музыкальная составляющие. Такого в Екатеринбурге и в Свердловской области не делает никто, но кто-то из Минкульта на него хоть раз пришел? А люди приходят и кайфуют, хотя Чингиз Айтматов — это дико сложный материал.

Дело даже не в нас. В регионе есть другие крутые проекты, и им тоже не выделяют ни рубля. Мы-то разберемся, найдем средства, спектакли будут, но есть и не такие упоротые, им нужна помощь.

Работа в промзоне как особый стиль

— Знаете, то, где мы находимся, не лишает нас зрителей. В январе у нас была 100%-ная заполняемость. Мы сыграли 31 спектакль дома, было больше 1500 зрителей. В прошлом сезоне было 15 000 зрителей.

Расположение театра на карте Екатеринбурга

Конечно, когда мы открывались, это было вау, андеграунд, круто. В принципе, «Гоголь-центр» тоже работал не в центре, и к ним невозможно было попасть. Театр на Юго-Западе в Москве тоже не в центре и даже не рядом с метро, там от станции еще километр идти. Я подумал, что у нас такая же тема — делай хорошо, и к тебе поедут куда угодно. Мы не далеко от центра, это миф. Зато всегда есть парковка.

Мне кажется, это очень европейская история, когда театр — это не глобальная, огромная, красивая махина. А когда люди приезжают куда-то, а ту раз -и театр. Мы вывеску-то недавно сделали, сложно и долго согласовывали этот вопрос. Пока ее не было, люди уходили, может, и уходят до сих пор, очень далеко — у нас там собаки живут. Мне нравится, что люди верят в то, что даже там, в темноте, в дали — может быть театр.

Бизнес и упоротость

— Работать с бизнесом нужно так: упоролся — и делаешь. Возможно, это был бы и правильный ход, но для меня была бы трата времени. У меня была цель, чтобы театр существовал на свои средства. Грубо говоря, это такая схема: ты занимаешься продажей чемоданов и должен зарабатывать продажей чемоданов. Наш продукт — спектакли. На чем мы должны зарабатывать?

Все остальное, в плане дотаций и сторонних проектов — только в качестве дополнения.

У нас есть театральная школа, это тоже дополнительные средства. Когда я стал директором, я не делал на это ставку, но понимал, что это будет поддерживать.

Театр — год за полтора и никакого оклада

— Знаете, как в СИЗО год считается за полтора, так и год бизнеса в театр тоже идет за полтора. Наверное, открыть ларек с продуктами я могу сейчас просто сидя в кресле.

Большая сложность в том, что предпринимательство — это талант. Это я цитирую одного известного в России бывшего банкира. Я не думаю, что у меня есть такой дар. Потому что когда у тебя есть дар — это значит, что ты можешь прыгнуть выше головы. А я выше головы не прыгну, мне мешает что-то другое, дар, который у меня все-таки есть. Наверное, прыгать выше головы — самое сложное.

Я три года назад вообще не думал, что могу заниматься финансами и бухгалтерией. Сейчас я это делаю «несмотря на». Есть и стратегическое планирование, и многое другое.

Не скажу, что мне это не нравится, во многом очень нравится. У меня 100% есть коммерческая жилка, когда-то я даже торговал кроссовками через интернет. Но, если бы я занимался бизнесом в обывательском плане (хотя театр, это безусловно, — бизнес), — я бы не достиг каких=то неимоверных вершин. Наверное, я был бы средненьким.

Дело еще и в том, что и я главный режиссер, и директор. И когда главный режиссер говорит: «Мне надо вот эту штуку за сто тысяч рублей», директор говорит: «Иди ты нафиг». Но в итоге главным всегда становится качество спектакля и, если для постановки нужна какая-то сумма, — мне не жалко. На другие вещи жалко, на себя жалко, а на спектакли нет.

Просто пример: сломался телефон на днях, я стал выбирать новый, но потом подумал: «А может этот еще немножко поработает?». В итоге сам его и починил. Починил и даже немножко расстроился. Ты можешь позволить себе купить новый айфон, но постоянно экономишь. Наверное, во многом это из-за того, что я из бедной семьи.

Тем более, в театре я не зарабатываю. У главного режиссера и директора зарплаты нет. В чем-то меня это устраивает, честно признаюсь. У меня есть съемки в кино, очень интересные сторонние проекты, в которые я могу привлечь и своих ребят, и сторонних ребят — и все они заработают. Наверное, это держит в тонусе, ведь театр — это моя основная деятельность, но так ты понимаешь, что можешь делать много чего еще.

Билеты: дорогие или не очень?

— У нас большая беда с ценообразованием, потому что мы себя, как мне кажется, сильно недооцениваем. Каждое поднятие цен для нас стресс, хотя это неправильно, мы давно сто`им больше. Но делаем скидку на то, что зритель может потратиться на такси и так далее. Хотя, мне кажется, к нам ходит достаточно обеспеченный зритель.

Билет у нас стоит от 600 до 800 рублей. 700 рублей за спектакль «Трудно быть богом» — это ужас. Там просто за то, чтобы треки послушать, полторы тысячи надо брать. Некоторые зрители, кстати, все же спрашивают, почему так дешево.

Когда мы подняли цены первый раз — вы не представляете, сколько нам начали писать, людей возмущало, что цена выросла. Это нормальная человеческая реакция, но я очень надеюсь, что люди и нас понимают. У нас аренда, зарплаты, которые и так унизительно маленькие.

До сих пор есть последствия нашего первого года работы — кредиты, долги по аренде. Это с 2018-2019 годом тянется. Неизбежный процесс ошибок, за которые нужно платить.

Костюмы, декорации — все покупается, все шьется. Мы профессиональные театр, мы можем позволить себе костюмы. Кичиться своей нищетой — ужасно и неправильно. Я знаю примеры, когда «мы бедные» при проверке оказывается совсем не бедные.

Театральная школа для взрослых

— Детская школа работала у нас год и после ковида не открылась. Дети — народ, который болеет очень много. Это не было сильно рентабельно, но было прикольно для театра. Но работает взрослая школа, набор в которую проходит дважды в год. Была и школа драматургии, но ее работу пока тоже приостановили.

Мне нравится работать с непрофессиональными артистами, к тому же много опыта в этом плане: я работаю в «Меноре» (межрегиональный благотворительный общественный фонд «Екатеринбургский еврейский культурный центр «Менора» — ред.) с волонтерами, делал спектакли с фондом «Новая жизнь», сейчас делаю спектакль в исправительной колонии №10 с осужденными.

В целом, я делю актеров на тех, кто имеет образование и тех, кто не имеет. Это те же самые актеры, только без четырех лет мучений в театральном институте.

Набираем в группу мы 15-20 человек. Я никому из них не даю ложных надежд, люди просто хотят себя попробовать или просто любят наш театр и хотят увидеть его изнутри. Уже на первом спектакле я говорю «Ребята, никакого сю-мусю, мне плевать, нежные вы или ранимые — я с вами буду работать как с артистами. Не нравится — до свидания». Кто-то прямо говорит, что ему тяжело работать с моим стилем.

В первый раз, набрав школу, мы за три месяца выпустили спектакль. В последний раз мы создали спектакль просто с нуля, это был уникальный опыт, даже текст сами написали.

Ущербность режиссеров и много неудач

— Режиссер — это ущербная профессия. Несмотря на то, что ты главный, ты должен всегда находить подход к каждому.

Главное, чему я мог бы научить: нужно разделять сцену и жизнь. Мы на сцене можем поругаться, унизить друг друга, растоптать, но как только заканчивается репетиция — мы идем вместе пить кофе. Это называется профессионализм.

Нужно уметь признавать свои ошибки. У нас в жизни удач, к большому сожалению, намного меньше, чем неудач. Если относиться к неудачам и удачам одинаково, то с ума сойдешь. Неудача — это просто ошибка. Исправил и пошел дальше, она требует действия.

ИИ в театре, но не российском

— В России взаимодействия искусственного интеллекта и театров нет вообще. Но в мире много всего происходит, очень крутого. Не нужно бояться того, что роботы нас заменят — надо дружить с роботами или возглавить их.

Много всего делают в первую очередь в плане видеомаппинга (направление в аудиовизуальном искусстве, представляющее собой 3D-проекцию на физический объект окружающей среды с учктом его геометрии и местоположения в пространстве — ред.) . Например, мне очень понравилась сцена из спектакля, где герой убегает от полицейских, и все это крутится в 3D, но на самом деле перед зрителями просто экран, а актер просто сидит на мотоцикле, статично. Зритель же сидит словно в кино.

Думаю, нейросеть будут много использовать в оперном театре — там есть, где разгуляться. Это и написание музыки, и написание вокальных партий, которые не может исполнить человек. Создание фильтров тоже очень интересно — поет один человек, а как будто десять. Или оперная дива, которая как будто поет сама с собой. Вариантов множество.

Сезон 2022

— Май — самый плохой месяц для театра — праздники, грядки. А у нас май в прошлом сезоне был самым лучшим. Люди буквально повалили на спектакли.

Очень сильно мы ощутили проблему, когда в сентябре объявили мобилизацию. Мы ехали в Москву на гастроли, билеты на постановки продавались по 30-50 в день, после объявления мобилизации стало в лучшем случае десять продаж в день. Спектакли играли с залами, заполненными только наполовину, хотя было продано 70-80% билетов. Люди просто не приходили.

В Екатеринбурге это было менее ощутимо. Сейчас спрос повышен, думаю, это связано в том числе с нашей честной позицией.

Талант, «клуб 27» и злодейства

— Что такое талант? Это очень интересная тема, я недавно для себя ее открыл и стал думать. Талант — это не твое. Если в бога верить — неважно в какого, в любого — это то, что тебе дал тот самый бог. На примере Никиты Михалкова: ему дан талант актерский, он лучший советский актер. Тот Паратов, который Паратов - Михалков — это же просто вау. У него талант еще и режиссерский. Он мог снять просто «Утомленные солнцем» и все. Я бы просто больше ничего в жизни не делал — ты априори уже легенда, а этот человек снял еще кучу всего.

У Джима Керри талант комика. Ты 500 раз смотришь «Эйс Вентура» и каждый раз ржешь — ему был дан талант, чтобы делать людям смешно и грустно. Или Кристофер Нолан. У него тоже талант — чтобы «Бетмена» наизусть знали, а еще чтобы мы не понимали, как он сделал «Начало» или «Интерселлар».

И в какой-то момент этот талант человек себе присваивает. Ему дали (я это называю бог, но это не религиозная история, а метафизика) этот талант и сказали: «На, пользуйся, ты можешь приносить людям кайф и добро».  А человек начинает думать: «Да не, это не то, что мне дали, это я все сам». И это самое страшное, со многими талантливыми людьми так и случилось.

«Клуб 27» распространяется же не только на рок-звезд. Может быть, это тот возраст, после которого ты понимаешь, что это не ты талантлив. Не Курт Кобейн был талантлив, а ему был дан талант создавать музыку, которая и сегодня пробивает.

Сейчас все эти размышления о том, как талантливый человек может и не может себя вести, очень актуальны. Мне, как человеку, который исследует, дико интересно, как на нынешние события отреагировал бы Алексей Балабанов, Герман-старший, Олег Табаков.

Мы не имеем права судить звезд. Гений и злодейство? А что такое злодейство? Если человек идет на поводу у государства и спасает жизни детей, больных онкологией… Если тебе говорят: «Мы продолжим помогать тебе спасать, но ты должен сделать вот это и вот это», — злодей, конечно, не ты.

Это выбор. Пока тебе не предлагали — ты не знаешь, что ты ответишь. Предлагают миллиард долларов — ты решишь в момент, именно в этот момент. Тот, кто говорит, что точно ответит «Пошли вон» - врут. Заранее знать ответ невозможно. И это не только финансовая сторона вопроса. Я думаю, если тебе предлагают миллиард долларов — ты человек, которому этот миллиард не особо и нужен, тебе точно что-то еще предлагают с ним. В общем — как пел Высоцкий: «Спасите наши души».

История и вина всех во всем

— В любом событии всегда виноват не один человек и не одна нация. В Холокосте я виноват тоже. Виноваты все, кто был до и после. И сегодня виноваты все. Не мы, русские, а вообще весь мир. Виновата Рианна, которая выступила на «Суперкубке». Кстати, отлично выступила, но она так же виновата, как какой-то генерал, который принимает решения. К сожалению, мир устроен так, что мы все взаимосвязаны. Мы так или иначе произошли из одной бактерии, или от Адама и Евы, как угодно. Все виноваты, вот и все.

Мы делали спектакль с «Менорой» про то, как влияет Холокост на нынешнее поколение. На сцену выходит девочка, которая родилась в 2002-м или 2005-м — неважно, и начинает рассказывать о том,  как на нее повлиял Холокост. Это же страшно — на ребенка, который узнал обо всем из книжки. «А моя прабабушка выжила, она была в концлагере», — говорит она.

И ты понимаешь, насколько эта трагедия длинная. Травма есть до сих пор. А в России были еще и Афганская война, и чеченские войны. Человечество из этой травмы просто не вылазит.

Читайте также: «Антиквариат в Екатеринбурге? Казалось, что идея безумна, но клиентов хватает»