«Государству не нужны все заводы, но оно заберет всё, что посчитает нужным забрать»

«Башкирская содовая компания», «Соликамский магниевый завод», «Кучуксульфат», «Мурманский морской рыбный порт» — неполный список предприятий, перешедших за последние несколько лет из частной собственности в собственность государственную.

Подобных исков становится все больше. Только в августе Генпрокуратура обратилась в суд с иском об изъятии в пользу государства акций Ростовского оптико-механического завода (РОМЗ) и «Метафракс Кемикалс» (один из крупнейших в РФ производителей метанола и формалина, находится в Пермском крае). Основных поводов три: незаконность приватизации («Волжский оргсинтез»), приобретение с нарушением антикоррупционного законодательства (иск к Андрею Мельниченко об изъятии акций СИБЭКО), выявленные ФАС нарушения порядка осуществления иностранных инвестиций в хозяйственные общества, имеющие стратегическое значение для государства («Мурманский морской рыбный порт», «Соликамский магниевый завод»). Общий тренд налицо: государство возвращает себе активы крупных компаний.

«У нас никто не знает, кто в очереди может быть следующим» — прокомментировал ситуацию глава РСПП Александр Шохин. В интервью РБК он отметил, что крупный бизнес «плохо реагирует» на сообщения о планах национализации. В свою очередь министр экономического развития Максим Решетников назвал пересмотр итогов приватизации «путем в никуда» и процессом, который может демотивировать многих предпринимателей.

Старший партнер юридической фирмы INTELLECT Роман Речкин рассказал DK.RU, какие активы интересны государству, как бизнесменов обязывают их возвращать и чем опасна «ползучая национализация».

Можно ли говорить о том, что государство взяло курс на национализацию/деприватизацию частных активов? Когда начался этот процесс?

— Если появление одного-двух подобных дел можно было бы списать на случайное совпадение, то как минимум два десятка дел — это очевидная тенденция. Подобные иски начали массово инициироваться Генеральной прокуратурой и ФАС РФ два-три года назад. Можно предположить, что этим ведомствам поставлена задача по возвращению в госсобственность различных сырьевых активов — предприятий, которые занимаются добычей или переработкой сырья, используемого в оборонной промышленности, либо важного для обеспечения национальной безопасности (как власти ее понимают). Мы видим, что Генеральная прокуратура действует по одной схеме и регулярно предъявляет иски крупным сырьевым компаниям. Схожую задачу выполняет ФАС России, но основной упор сделан на Генпрокуратуру. На мой взгляд, это спланированная активность по возврату имущества в госсобственность.

Первым заметным иском об оспаривании приватизации было дело «Башнефти» (2014–2015 гг.), в результате которого компания вернулась в госсобственность. В дальнейшем на этот кейс ориентировались суды, рассматривавшие дело «Башкирской содовой компании» и других предприятий.

Вы отметили, что Генеральная прокуратура использует определенную схему. Какую?

— Генпрокуратура обращается в арбитражный суд. Суть ее иска сводится к тому, что недавно они провели проверку и обнаружили, что приватизация предприятия прошла с существенными нарушениями, поэтому ее надо признать недействительной и вернуть актив в собственность государства. Подчеркну, речь идет о процедурах приватизации, имевших место 25–30 лет назад. И истцом выступает не прокуратура субъекта РФ, а Генеральная прокуратура РФ. В чем разница? Когда речь идет о текущих нарушениях закона и восстановлении законности в «обычном» порядке, истцом выступает прокуратура субъекта РФ.

Предъявление иска Генпрокуратурой свидетельствует о важности спора для государства, его заинтересованности в соответствующем активе. Судьи по умолчанию исходят из того, что иск Генпрокуратуры должен быть удовлетворен.

Наверняка и собственники активов это понимают. Пытаются ли отстоять свои права?

— Ответчики пытаются защищать свои права, они привлекают квалифицированных юристов, и юристы приводят вполне разумные аргументы. Главный — исковая давность. Строго говоря, когда подается иск в связи с приватизацией, которая прошла 30 лет назад, он в принципе удовлетворению не подлежит, поскольку исковая давность безусловно истекла. Но когда истец — Генпрокуратура, и спор рассматривается в России, суд проявляет к такому истцу сверхлояльность.

В «обычных» спорах о правах на имущество исковая давность отсчитывается с момента, когда лицо узнало или должно было узнать о нарушении своего права: с момента выбытия имущества. В делах, о которых мы говорим, иск в интересах государства предъявляет Генпрокуратура. По сути, она представляет Росимущество — орган, который государство уполномочило осуществлять права владения, пользования и распоряжения государственной собственностью. Генпрокуратура заявляет: мы только сейчас (в 2023 г.) провели проверку и по ее результатам узнали, что законодательство было нарушено.

Конечно, это лукавый аргумент, и о состоявшейся 30 лет назад приватизации знали все госорганы, но это вопрос оценки обстоятельств спора. И суд занимает позицию: мы соглашаемся с тем, что Генпрокуратура только недавно провела проверку и государство только сейчас узнало о незаконной приватизации. Значит, срок исковой давности не истек.

По большому счету, в таких (политических) делах неважно, как арбитражный суд первой инстанции обоснует свою позицию по вопросу истечения срока искровой давности. Что бы он ни написал, апелляционный и кассационные суды поддержат его решение.

Как сказал мой уважаемый земляк, «все всё понимают». Поэтому ответчики пытаются спорить, выдвигают разумные аргументы, но шансов «отбиться» в текущих условиях у них нет. По крайней мере, пока мы не видим таких прецедентов: все иски были удовлетворены.

С исковой давностью понятно. А имели ли место нарушения в ходе приватизации? Или и это неважно?

— Вопрос не в наличии нарушений, а в оценке обстоятельств в конкретном судебном процессе. Суд должен обосновать удовлетворение иска, поэтому он, конечно, согласится с тем, что нарушения в ходе приватизации были и они существенны.

В некоторых делах возникает вопрос о компетенции госоргана региона, который в то время решал вопросы приватизации предприятий. В частности так было с «Башкирской содовой компанией». В начале 90-х Госкомимущество (ныне Росимущество, Федеральное агентство по управлению государственным имуществом) делегировало субъектам РФ принятие решений о приватизации предприятий. Причем у Башкортостана и Татарстана даже были заключены соглашения с РФ «о разграничении предметов ведения и взаимном делегировании полномочий между РФ и органами государственной власти» этих республик.

В том числе из этих соглашений следовало, что республики сами решают вопросы приватизации в отношении организаций, которые не упомянуты в «федеральном перечне» предприятий, указанном в соглашении. «Башкирской содовой компании» не было в списке предприятий, которые находятся в ведении РФ. Башкирия в лице своих уполномоченных органов принимала решения о приватизации, а РФ в тот момент с ними соглашалась. Но спустя 30 лет Генпрокуратура заявила, что решения о приватизации сырьевых предприятий должно было принимать Госкомимущество.

Получается, что, во-первых, все эти годы РФ «не знала» о приватизации «Башкирской содовой компании», и, во-вторых, формально федеральный уполномоченный орган решение о приватизации не принимал. Вот вам и существенное нарушение и основание для признания приватизации недействительной.

Это спорная позиция, и есть масса контраргументов. Например, что соглашение между РФ и Башкирией о разграничении предметов ведения никто не отменял. У него истек срок действия и оно не было пролонгировано, однако в момент приватизации оно действовало. Но российские суды поддерживают позицию Генпрокуратуры. Они исходят из того, что соглашения противоречат федеральному законодательству, применяя законодательство в том толковании, какого придерживается Генпрокуратура в 2023 г.

Понятно, что в подобных делах есть масса оценочных обстоятельств. Но есть системная проблема: Генпрокуратура проверяет законность приватизации 20–30-летней давности сейчас, в 2023 г., и законодательство периода приватизации трактуется, исходя из сегодняшних интересов государства.

Можно ли поставить в один ряд с делом «Башкирской содовой компании» и других «национализируемых» предприятий дело Малика Гайсина? У него тоже изъяли активы (в том числе завод «Исеть») в пользу государства.

— Оспаривание приватизации — не единственный способ, позволяющий государству вернуть себе активы. Есть еще два: во-первых, это нарушение антикоррупционного законодательства, во-вторых, выявленные ФАС нарушения порядка осуществления иностранных инвестиций в хозяйственные общества, имеющие стратегическое значение для государства. Претензии в связи с последним обычно заявляет ФАС РФ.

Есть Федеральный закон № 57-ФЗ «О порядке осуществления иностранных инвестиций в хозяйственные общества, имеющие стратегическое значение для обеспечения обороны страны и безопасности государства». Согласно ему, предприятия, которые, по мнению РФ, имеют стратегическое значение для оборонной безопасности, не могут контролироваться иностранными гражданами.

Если в результате сделок иностранные лица получают контроль над ними, ФАС РФ вправе обратиться в суд с иском об оспаривании сделок по приобретении долей (акций) и обращении этих долей, акций в доход РФ. Причем безвозмездно.

Эта схема была опробована на Соликамском магниевом заводе. Он принадлежал российской организации, но участниками организации были (в том числе) нерезидентные компании, контролируемые гражданами России. В 57-ФЗ четко определено, что является нарушением: переход долей (акций) под контроль иностранных граждан. Но практика показала, что понятие иностранного контролирующего лица можно толковать «творчески». В случае с Соликамским магниевым заводом конечные бенефициары — граждане России, имеющие вид на жительство в другом государстве.

Но российские суды «не увидели» разницы между гражданством и видом на жительство. Хотя ответчик прямо указывал, что он имеет только вид на жительство в другом государстве, оставаясь гражданином России, поэтому в данной ситуации 57-ФЗ не может быть применен — общество не контролируется иностранным гражданином.

Однако суды согласились с ФАС РФ, указав, что лицо имеет вид на жительство и проживает за пределами России, значит, иск антимонопольной службы обоснован. Иск был удовлетворен, доля ушла в бюджет РФ безвозмездно. Такой же была ситуация с Мурманским морским рыбным портом. Интересно, что 57-ФЗ в мае 2023 г., уже после окончания этих споров, был дополнен указанием на то, что «иностранным инвестором» для целей 57-ФЗ признается также гражданин РФ, имеющий вид на жительство в другом государстве.

Третий вариант, помогающий вернуть активы государству, связан с применением антикорруционного законодательства. В деле Малика Гайсина речь не идет об оспаривании приватизации. По мнению государства, он приобрел доли (акции), которые позволяют контролировать бизнес, будучи депутатом Госдумы. Напомню, что дела в отношении бывших и действующих чиновников, которые нарушили законодательство об антикоррупционной деятельности, возбуждаются более-менее регулярно. Одно из них — дело экс-министра «открытого правительства» Михаила Абызова.

На мой взгляд, государству не важно, каким способом имущество вернется в госсобственность. Важен результат. 

Наступает ли еще какая-либо ответственность в отношении экс-собственников — штрафы, лишение свободы? Могут ли они настаивать на компенсации стоимости активов?

— Государству нужен контроль над активом, судьбы бывших владельцев и топ-менеджеров предприятий никого особо не волнуют, тут «ничего личного». На мой взгляд, таков базовый подход. По крайней мере, о каких-либо уголовных делах против бывших собственников национализированных активов я не слышал.

В делах по искам ФАС, связанным с нарушением 57-ФЗ, само безвозмездное изъятие активов в государственную собственность является мерой наказания. То есть собственники не вправе требовать какой-либо компенсации.

С оспариванием приватизации гипотетически можно поднять тему возмещения затрат на приобретение (либо улучшение) актива. Условно, вы владеете бизнесом, который был приватизирован 30 лет назад. В 2023 г. приватизацию признали недействительной и забрали у вас доли, акции. Кому предъявить имущественные претензии? Если вы купили уже приватизированный актив на рынке, теоретически — продавцу. Если он еще существует, конечно. Что касается предъявления претензий государству, я не очень верю в перспективу подобных исков в российском суде. 

Что происходило с активами после их возвращения в госсобственность?

— Сложно сказать, поскольку эти процессы происходят прямо сейчас. Пакеты акций (доли) передаются в управление каким-то структурам. Поскольку это сырьевые заводы, они продолжают работать, как работали. Государство приобретает эти активы не для того, чтобы прекратить их деятельность. Оценить эффективность управления ими пока нельзя.

На ваш взгляд, маховик «ползучей национализации» будет раскручиваться?

— Я не вижу причин для его остановки. 

В таком случае собственникам всех крупных активов надо готовиться к расставанию с ними?

— Это излишне категоричный вывод. Государству не нужны все заводы. В последние годы его влияние на экономику выросло, она все больше «огосударствляется», но, на мой взгляд, задача сделать ее полностью государственной пока не стоит. Есть масса компаний МСБ, которые продолжат работать. Всех государство национализировать не собирается. Но если оно сочтет вашу организацию важной для своих целей, то в любой момент предпримет меры по получению контроля над ней.

В частности, есть кейсы Danone и Carlsberg, явно не имеющие отношения к обеспечению обороны и безопасности государства. Государство решило получить контроль над ними — и получило. Если получение государством контроля над энергетическими компаниями «Юнипро» и «Фортум» еще может преследовать какие-то публичные цели, то прецеденты с Danone и Carlsberg — из разряда «мы захотели — мы забрали». Но все-таки я не думаю, что это станет массовой практикой. 

Хочется сказать, что это беспредел…

— Беспредел — это бандитизм, грабеж, когда преступники у вас что-то забирают. А в этих делах все формально законно. Суд рассмотрел спор с участием юристов ответчика, принял их доказательства, выслушал аргументы — и вынес решение. Которое, поскольку оно не отменено апелляционным или кассационным судами, предполагается законным и обоснованным.

Вы лишились имущества, потому что суд так постановил. Таково, к сожалению, текущее состояние российской судебной системы (отсутствие независимых и беспристрастных судов) и отношение государства к бизнесу.

Я улыбаюсь, когда слышу словосочетания «инвестиционный климат», «привлечение инвестиций». Потому что использовать их сейчас бессмысленно. Некоторое время назад глава ВТБ господин Костин заявил о целесообразности приватизации еще ряда активов. На фоне происходящего его слова можно интерпретировать так: сейчас мы позволим вам что-то приватизировать, а завтра или через несколько лет заберем. Подобные предложения можно воспринимать только с иронией.

В стране достаточно людей, считающих итоги приватизации несправедливыми. Можно предположить, что многие радуются, когда слышат о возвращении активов в госсобственность. Почему деприватизацию не стоит приветствовать?

— По двум причинам. Первая заключается в том, что, когда государство становится владельцем бизнеса, эффективность этого бизнеса снижается. Я даже не говорю про санкции и отношение иностранных контрагентов к российским госпредприятиям. При прочих равных условиях частная организация работает на рынке эффективнее государственной.

Вторая причина (и это самое плохое) состоит в том, что подобные дела разрушают «правила игры». Вы не будете вести бизнес, если нет понятных и признаваемых всеми правил, если актив, имущество в любой момент могут у вас отобрать. В эпоху военного коммунизма и продразверстки (1918–1921 гг.) вести бизнес было невозможно — приходили вооруженные люди и все отбирали.

Разрушение «правил игры» отбрасывает страну, наверное, в начало 90-х. И подобные вещи не забываются.

Когда даже через 10-20-30 лет какой-то иностранный инвестор решит вложить деньги в Россию, в его инвестиционном меморандуме будет написано, что необходимо учитывать риск изъятия активов российским государством. И примет ли он в таком случае решение инвестировать в Россию — большой вопрос.

Нарушения, допущенные при приватизации 25–30 лет назад, сегодня не так важны, как соблюдение установленных правил игры. Это важно для всех — для государства, экономики, для бизнеса и граждан. Потому что бизнес создает рабочие места, товары, услуги, он формирует условия нормальной жизни. Я считаю, что вред от «ползучей национализации», которая происходит сейчас, многократно превышает значимость любых нарушений закона 30 лет назад, даже если они имели место.

Читайте также: 

«Налоговая нагрузка бизнеса может вырасти до 50%» — Роман Речкин — о «приостановке» СИДН