Переход к новой нормальности завершен? Экономисты — об итогах 2023 и перспективах 2024 г.

Профессор РЭШ Олег Шибанов и главный экономист Альфа-банка Наталия Орлова рассказали, пришла ли экономика России к новой нормальности, может ли в 2024 г. инфляция снизиться до 4%, и насколько для страны критична технологическая изоляция.

Экономика России уже пришла к некой новой нормальности или мы будем приходить к ней снова и снова?

Наталья Орлова:

— Мне кажется, мы находимся в процессе перехода в какую-то точку. 2023 год стал годом восстановительного роста. ЦБ называл это «структурной перестройкой», но я все-таки думаю, что это процесс. Пока рано говорить, что экономика пришла в равновесие, потому что санкционное давление продолжается.

На мой взгляд, сейчас нет уверенности, что под санкциями можно подвести черту и сказать, что мы находимся в неком стационарном состоянии. Мне кажется, прошел период подстройки под первый шок, готовность к новым шокам сохраняется.

2023 г. прошел лучше моих ожиданий. Я входила в него с очень консервативным прогнозом. Понятно, что на горизонте следующих лет трансформация продолжится.

Что стало самой серьезной трансформацией в экономике России в ушедшем году?

Наталья Орлова:

— В предыдущие 20 лет не было такого интереса к изменению географии внешней торговли. На макроуровне эта тема проявилась в 2023 г., она стала более обсуждаемой, чем цены на нефть и курсы валют.

Олег Шибанов:

— Мне кажется, что российская экономика проходит этапы «пере» — перевооружения, пересмотра взаимоотношений с внешними партнерами. С одной стороны, она удивила своей устойчивостью и способностью подстраиваться, с другой, мы меняем наши торговые связи во многих сферах, а для экономики это риски, которые будут определять ее дальнейшие возможности.

Если посмотреть на внешнюю торговлю, у нас теперь три страны отвечают за половину экспорта, две страны — за существенную часть технологического импорта. Результат интересный, но за один год он еще не очень понятный.

Является ли уязвимостью российской экономики то, что сейчас она зависит буквально от нескольких партнеров, как в экспорте, так и в импорте?

Наталья Орлова:

— Раньше у нас 50% торговли приходилось на ЕС. Теперь 80% профицита внешней торговли приходится на две страны — на Турцию и Индию (30% и 50%, соответственно). Таким образом зависимость была и раньше, но от других стран. Сейчас у России два новых, активно растущих партнера, от которых зависит профицит, и обоих партнеров мы знаем не очень долго. А торговый профицит для стабильности валют — это исключительно важный фактор.

Олег Шибанов:

— Наши новые торговые партнеры — это не только Индия и Турция. Мы говорим о том, что поставляем в Бразилию, что ищем новые рынки для сбыта металлов. В этом смысле я бы был чуть осторожнее, когда мы говорим о переходе от Европы к азиатским рынкам. Но выбор торговых партнеров действительно сузился. Для экономики страны это и минус, и плюс. Посмотрим, может ситуация с нашими новыми торговыми партнерами будет более стабильной, чем та, что была с европейскими странами.

Можно ли говорить о перегреве экономики? 

Олег Шибанов:

— Мы говорим про потенциал роста нашей экономики в 1-1,5%. Естественно, когда она растет на 3%, кажется, что она очень сильно обгоняет потенциальные темпы. Но экономисты смотрят не только на рост ВВП, но и на загрузку мощностей, на инфляцию, рынок труда, рост зарплат, рост доходов и так далее. То есть, на многие переменные, которые обычно дают схожие сигналы. В этом году эти сигналы действительно есть: рынок труда с низкой безработицей, недостаток предложения и увеличение спроса, мы видим, что загрузка мощностей близка к историческим максимумам или даже превосходит их.

Я бы сказал, что сигналы о перегреве есть. Но надо быть чуть осторожнее, потому что в прошлом году было падение ВВП на 2,1%. И рост больше, чем на 3% — частично восстановление после падения.

Что касается прогнозов, думаю, базовый прогноз роста ВВП у всех макроэкономистов в ближайшие пару лет будет совпадать: 1-2%. Плюс довольно стабильный рынок труда, где безработица вряд ли дойдет до 4%. Скорее она останется в районе 3%, как сейчас.

Большая дискуссия связана с инфляцией: что она, скорее всего, будет больше 7,5% на конец года. Скорость ее снижения к цели (до 4%) у разных аналитиков очень уж разная. На мой взгляд, инфляция будет намного ниже, чем в 2023 г., но до 4% не дойдет.

Когда инфляция достигнет желаемого уровня в 4%?

Наталья Орлова:

— Думаю, что достичь этого в 2024 г. будет сложно. Мы сохраняем веру в ЦБ, который показал в 2023 г., что готов бороться за возврат инфляции к цели. В общем-то стратегия ЦБ не менялась с 2014 г., хотя в последние четыре года инфляция оказывалась существенно выше 4%. Это в какой-то степени объясняет тот факт, что даже в профессиональном сообществе растет не то что недоверие, но сомнение, что у ЦБ получится вернуть инфляцию к 4% на коротком горизонте.

Что позволило экономике выстоять под натиском санкций?

Наталья Орлова:

— Перестройка внешней торговли — тот фактор, который не дал экономике сильно сжатья в 2022 г. и поддерживал восстановление в 2023 г. Это позитивный сюрприз №1, потому что можно дать очень большой бюджетный стимул, но, если бы не было внешнеторговых партнеров, он ушел бы в инфляцию.

По моим оценкам, масштаб бюджетного стимулирования в 2021-2022 гг. сопоставим с бюджетным стимулом во время ковида и в 2008 г. Безусловно, это тоже дало поддержку, но это все-таки фактор более временный. Главное — эффективность государственной поддержки, а она на длинном горизонте точно будет не очень большой.

Олег Шибанов:

— Добавлю, что на плаву помогает держаться то, что мы не делаем глупостей. Почти во всех кейсах санкционных стран (Иран, ЮАР, Судан) главным фактором неудач являлась внутренняя политика: в них отменяли ЦБ или заставляли его работать по приказам, когда направляли бюджетные средства на неэффективные вещи. У нас пока получается этого избежать.

Что касается истории с дальнейшей динамикой, есть важный момент: безусловно, стройка, обработка и ВПК — драйверы, но это растекается по экономике. Такой концентрации на ВПК, как в СССР, сейчас нет. У нас развиваются совершенно разные отрасли.

Мы видим, что бизнес с большим воодушевлением воспринял уход иностранных конкурентов. Вопрос, как долго мы сможем оставаться относительно эффективными, завязан на политику государства, на макрополитику, которую делает ЦБ. И вот здесь у меня, честно говоря, очень хорошие ожидания. Я  считаю, что многие вещи, которые уже объявлены, вполне эффективны.

Насколько ослабла конкурентоспособность экономики России в условиях, когда в стране подорожали рабочая сила и логистика?

Наталья Орлова

— Стоимость рабочей силы — важный момент. Мы знаем, что успех экономики Китая, который наблюдался последние 30 лет, в значительной мере был обусловлен тем, что страна выходила на внешние рынки, пользуясь дешевизной своей рабочей силы. В процессе ее подорожания данное преимущество исчезло.

У нас, к сожалению, этого позитивного фактора поддержки сейчас нет — безработица на историческом минимуме. Очень быстрый рост зарплат — 7% в реальном выражении, даже больше. Это хорошая поддержка для домохозяйств, но нужно понимать, что обратная сторона быстрого роста зарплат — меньшая конкурентоспособность компании.

Обычно, когда труд не дешевый, стараются компенсировать это какими-то технологическими новшествами, инвестициями в технологии. Насколько хорошо мы сможем создать свои технологии? Вот эта комбинация технологий и труда будет определять конкурентоспособность экономики страны в далеком будущем и в недалеком тоже.

Можно ли совершить серьезный технологический рывок в условиях технологической изоляции страны?

Наталья Орлова:

— Технологические санкции — самые медленно работающие санкции. Вопрос в том, от чего мы будем отставать, покуда в мире нет технологического прорыва? Сегодняшний уровень технологий очень похож на тот, что был 3-5 лет назад. Кроме того, у нас есть торговые партнеры, есть рынки, через которые мы все-таки имеем доступ к внешним технологиям.

Если в мире произойдет технологический рывок, риски отставания будут казаться более серьезными. Но пока этого нет. Существует беспокойство: сейчас мы начнем инвестировать в свои технологии, но на длинном горизонте это окажется неэффективным. Поскольку не будет хватать специалистов. Еще есть риск, что в дальнейшем инвестиции пойдут под списание, потому что рынки откроются.

Пока есть контур Индия – Китай – Турция, мы не станем такой закрытой экономикой, как Советский Союз. Все-таки через эти страны есть доступ к мировым рынкам. 

Какова степень милитаризации экономики России?

Наталья Орлова:

— Треть экономического роста РФ может быть обеспечена оборонкой. Эта оценка кажется релевантной. 

Можно ли говорить, что государственные программы, которые помогли экономике устоять, перейти к восстановительному росту, одновременно создали долгосрочные проблемы?

Олег Шибанов:

— Льготные программы массово сконцентрированы в строительстве. Если мы говорим о программах льготной ипотеки, надо понимать, насколько они важны для государственной политики. Мы видим, как после 2020 г. люди инвестировали в стройку. Доступность жилья выросла. Надо ли продлевать льготную ипотеку — это хороший вопрос на фоне демографических процессов. Объемы ипотечного кредитования и первоначальный взнос будут меняться в сторону ужесточения.

В Европе и Японии стало обыденностью присутствие на рынке компаний-зомби, которые существуют только потому, что им постоянно дают деньги. Они каждый год их теряют и просят еще. Они даже не могут заплатить свои процентные платежи. У нас с зомби-компаниями все гораздо проще, их немного. Есть отрасли, обеспечивающие технологический суверенитет, насчет них государство обозначило свои позиции достаточно четко: оно собирается их поддерживать и дальше.

Был план строить по 120 млн кв. м жилья в год, пока он не реализован. И вряд ли это произойдет в ближайшие годы, хотя в 2022 г. мы перешагнули за 100 млн. кв. м. 

Та часть экономики, которая живет без льготных программ, платит за ту, что живет с льготами? Как говорится, за налоговые льготы платят повышением налогов. В этой логике ставка 16% — плата экономики за льготные программы?

Наталья Орлова:

— Мне кажется, льготная ипотека была стратегически правильным решением государства. Мы действительно оказываем помощь многодетным семьям через маткапитал, растет уровень обеспеченности жильем. Эти программы хорошо работали, но сейчас объем этого рынка начал сокращаться. Это видно по проникновению ипотеки в более молодые категории заемщиков (от 18 до 30 лет). Если в 2021 г. это проникновение было минимальным, то сейчас цифры сопоставимы с теми, что мы видим в чуть более старших возрастных группах. Потенциал дальнейшего роста в этом сегменте исчерпан, и правительство совершенно резонно задумывается о сворачивании этих программ.

Как мы знаем, экономика перегревается, главный сигнал здесь — рост инфляции. То же самое с ценами на недвижимость. Центральный Банк эти цифры озвучивает: за последние три года цены на недвижимость выросли на 90% (в зависимости от рынков). Это, по сути, та же инфляция, только она в активах — в недвижимости. Это тоже говорит о необходимости сворачивания господдержки, потому что доступность жилья из-за роста цен становится ниже, а не выше.

Свернуть программы поддержки не сложно. Главный вопрос: какой будет новая стратегия роста экономики? Все-таки с 2018 г. по текущий момент экономика росла за счет строительного сектора. 

В идеале новая модель может быть связана с поддержкой экспортно-ориентированного несырьевого сектора. Сейчас ее воплощение осложнено тем, что конкурировать с Китаем и Индией крайне сложно. Однако в ситуации, когда мир стал чуть более дезинтегрированным, для нас моут открыться какие-то «окна».

Материал подготовлен на основе выпуска подкаста «Экономика на слух» (проект Российской экономической школы).