Кирилл Бородин: «До воплощения доходит не больше 20% гениальных идей, и в другом виде»

Креативность — это дар свыше или результат планомерной ловли идей и смыслов? Почему признать свою ошибку и отказаться от реализации идеи на полдороге правильно? В каких ситуациях лучше, чтобы была одна голова, и почему мозговой штурм убивает полет мысли?

О том, можно ли поставить рождение идей на поток, как внешние условия влияют на вдохновение, почему 80% идей отметается в процессе разработки, а самоцензура важнее заигрывания с публикой, в авторской колонке для DK.RU рассуждает художник из Екатеринбурга Кирилл Бородин:

— Креативность — это генерация идей, одна из способностей мышления. При получении профессионального образования у художников есть предмет «Композиция», он как раз про тренировку мышления. Я как-то попросил преподавателя научить меня композиции, он мне дал тему «Наташа и бутылка» и задание нарисовать 50 вариантов композиции с Наташей и бутылкой. Я сидел, рисовал, злился на мастера, потому что считал, что он просто от меня отмахнулся.

А потом было своеобразное обсуждение 50-ти эскизов, рассуждение с шуточками-прибауточками, что здесь бутылка довлеет над Наташей, здесь — Наташа над бутылкой, а здесь они на равных. Можно воспринять, что преподаватель над твоими закорючками просто ерничает, а можно задуматься, что и почему. Очень наглядно, но это доходит после завершения учебы, сейчас такие эскизики помогают мне оценивать потенциал идеи.

Внешняя среда

В моем случае, чтобы что-то родилось, нужно отказаться от внешнего и постороннего. Поток информации захлестывает, я принципиально перестал смотреть новости, иначе насмотришься и сконцентрироваться невозможно.

Мне может что-то понравиться, какой-то образ или что-то между собой несвязанное. С возрастом стало проще схватывать какие-то моменты, если что-то щелкает, я фиксирую этот маячок. Условно, понравилась лошадь на карусели в Сочи на фоне моря. Остановился, сфотографировал и пошел, молча живу дальше. Я никогда вслух не говорю, что меня зацепило. Иначе собеседник начнет тебе накидывать про эту лошадь свои какие-то воспоминания или ассоциации, потеряешь свою мысль, подхватишь и начнешь разрабатывать чужую, это не про тебя уже будет.

Потом из этого сочетания ненатуральности и природы я написал серию с каруселями — как дезориентированные леопарды охотятся в городах на добычу из пластика.

Фото: Кирилл Бородин, «Ситуация в парке», www.kirillborodin.art

Идея не озаряет, она рождается через беспрерывное рассуждение, почему и чем  зацепило, это долгий процесс и самодисциплина — находить время и обдумывать. Иначе я не разработаю, и хотя, возможно, идея была классная, обратно через время до нее не дотянуться, упущу мысль. Когда работа продумана, начинаю черкаться, делаю быстрые скетчи, перехожу на холст, пишу, размышляю, и уже в процессе работы над одним холстом рождается серия. Тогда начинается рабочий процесс и для меня идеально в это время не общаться ни с кем, чтобы никого не было в мастерской и ничто не отвлекало.

От идеи до создания проходит много этапов: не так, что снизошло — и я сразу стал писать, нет. Изначальная тема всегда меняется, мимолетная мысль проходит трансформацию. Редко совпадает то, что я задумал, то, и что дошло до холста.

Даже гениальную идею сложно довести: нужно не только придумать, а еще и перевести это в плоскость, понять, как технически это сделать, оценить, будет ли понятно в живописи, в моей манере то, что я хотел сказать.

Иногда выразительнее будет фотопроект, или я понимаю, что лучше было бы сделать это в керамике. Но керамикой я не занимаюсь, и какой смысл тогда за эту идею браться? И я берусь за другое. До холста доходит 20% идей, не больше.

Внутренний самоед

При поиске оригинальных идей в творчестве сложнее всего вычленить то, что придумано тобой, отмести навязанное извне. Чем старше становишься, тем сложнее понять, что ты делаешь, почему. Даже если я придумал что-то, в процессе идет борьба с самим собой, решаешь, нравится ли тебе эта тема, твоя ли она вообще. Такое часто бывает у художников — увидел, забыл источник, но идея в голове засела, она видится истиной. И у меня было: делаешь и потом доходит, что это оммаж (работа-подражание, дань уважения другому художнику, музыканту, архитектору и другим творцам — прим. ред.).

Или, допустим, у меня была серия про пластиковые стулья. Я развивал тему, а потом увидел инсталляцию какого-то китайца, которой он все сказал намного круче. В наше время неудивительно, когда художники, не зная друг друга, делают одно и то же, выхватывают из воздуха какую-то очевидность. Я стал думать, а что мне-то делать дальше? Не увидел бы — и продолжал бы. Но если другой уже четко высказался по интересной мне теме, я, скорее, от нее откажусь.

Самоцензура есть, и, чем дальше, тем она жестче, сильнее останавливает. Меня, но не всех. Иногда на открытиях выставок смотришь на чьи-то работы, там говорить-то не о чем, а художник, такой божок маленький, преподносит себя взахлеб, и многие верят. Тут надо помнить, что художники — обычные люди, порой дураки, и то, что выдается за откровения, бывает ложью или просто банальностью.

Иногда пишешь и на середине холста понимаешь, что ты сам себя обманул, перескочил самоцензуру. Я останавливаюсь, а с чего ради продолжать? Отказаться, не завершать какие-то работы, уничтожить холсты, на мой взгляд, более продуктивно, чем откладывать то, что тебе по-настоящему важно на данный момент. Можно докрасить, но внутри я знаю, что ни к чему это. Иначе занозой будет сидеть, что лучше было потратить время на другое, на то, что спать не дает, где была бы искренность, и за что бы не грызла совесть. И даже если этот холст купят, я не кайфану от этого.

Жажда наживы к наживе не приводит, много раз убеждался. Раньше этих стопов меньше было, но я их воспринимаю как плюс, ведь на века работаем, для музеев, дальнобойно. Бывает, что идей нет, тогда я пишу автопортреты и так разбираюсь, что мне в этот момент важно.

Есть работы, на которые я спустя время смотрю и понимаю, что не туда шел. Бывает, наоборот, что работа была неудачная, но благодаря ей я потом сделал много классных работ, это был нужный шаг. Путь не всегда будет правильным, хотя бывает, что у художника биография ровная, как шел Айвазовский, без экспериментов, его не кидало. Или видишь Саврасова и понимаешь, что он не страдал, когда писал.

Есть идеи, которые казались классными на определенном этапе моего развития как художника, пусть они в том времени и остаются. Если возникает желание переписать ранние вещи или развить тему, я спокойно к этому отношусь и делаю это. Когда я писал хор куриц, мне казалось, что я дошел с ними до апогея, а спустя три года родилась новая шутка с этим образом, я к нему вернулся. В этом нет ничего зазорного, появились новые, подставные «Обалдевшие». Если бы я просто еще раз писал тот же хор — это был бы косяк перед собой, хотя у меня для покупки его спрашивали много раз.

Фото: Кирилл Бородин, «Резиновый хор» и «Обалдевшая», www.kirillborodin.art

С другой стороны, есть холст с Красной площадью и американскими горками, его я с удовольствием перепишу, вижу, как сделать иначе даже какие-то технические моменты, тут угрызений совести не будет. Главное, у себя в голове все утвердить, подпись получить, чтобы не перейти грань, не повторить, а именно высказаться по-другому, чтобы шутка была смешной.

Места силы

Со временем я понял, что меня может вдохновить, натолкнуть на мысли. Например спектакли в театре. Дают оперу на итальянском, тебя ничто не отвлекает, сидишь, предоставлен сам себе, думаешь о своем. Благостное состояние, намного проще в нем заставить всплывать образы в голове.

Чтобы встрепенуться, я хожу в музеи. Музейные картины не из числа хитов — про настоящее, когда художник писал то, что хотел. Еще я люблю ходить на рынки или в гипермаркеты, где много китайского ширпотреба с его антиэстетикой. Часто захаживаю в мой любимый магазин Sima Land, выбираю какой-то предмет и занимаюсь процессом. Несколько лет назад я даже делал шутливое заявление, что хочу, чтобы компания «Сима Ленд» стала моим спонсором, они классные. Хотел бы познакомиться с Андреем Симановским, создать коллаборации.

Раньше я по три месяца работал, потом ехал, например, на неделю в Берлин перезагрузиться, переключиться, ни о чем не думать. Хотя путешествия для меня бывают, наоборот, губительны — если надо сорваться и куда-то ехать, когда в голове только-только сложилась серия. Поездка меня из темы вытаскивает, и все, я вылетел, потерялся. Вспомнить, о чем писал, вновь настроиться на нужную волну, вернуться очень сложно. Или, когда я ездил в Индию, многие ждали, что после будет серия картин про Индию. Но Индия была для того, чтобы отвлечься от всего, переварить не Индию, а понять, что дальше делать. Бесконечно путешествовать — не на пользу, я не сторонник этого, надо заземляться.

Оценка и самооценка

Нужно было научиться не переживать, не воспринимать остро. В 2018 г. я делал выставку в музее современного искусства «Эрарта», тогда все писали лютую чернуху, чем хуже, тем лучше. Мои работы были жестким вызовом художественной среде, но меня воспринимали так: раз у меня не чернуха, а попсовые розовые пони или девочки, летящие на надувных кругах по волнам, это несерьезное и ненастоящее. Я из-за этого одновременно переживал и сильно бесился.

Сейчас другой период, тренд поменялся, искусство стало очень сладенькое, и во время сладенького писать сладенькое — нет. Я уже не думаю, как меня воспримут и поймут ли, намного спокойнее стал, доказывать что-то смысла нет, пройдет время, все расставит на свои места.

Бывает, делаешь и думаешь, надо же, какой я молодец, так сделал классно, надо всем показать, самолюбства хватает. Иногда не хочешь работы показывать. А иногда я смотрю на старые работы и понимаю, что можно было и не показывать, сейчас я бы такое не делал или сделал иначе, не в лоб.

Я давно уже перешел грань переживаний, даже выставка была такая: «Мне твои собачки нравились больше». Это не показатель, что мои ранние совы или собачки были лучше, это абсолютно ни о чем не говорит. Я-то знаю, что сейчас стал лучше, и при этом не тешу себя надеждами, что все придут и скажут, что я гениален, мне самому важно высказаться.

Порой я слушаю, как проводят экскурсии по моим выставкам, разные интерпретации смыслов, я туда даже не всовываюсь. Но если меня при личном разговоре пытаются куда-то увести не туда, приписать чужое видение, например, что я человеческие чувства передаю через животных, как баснописец Крылов, я прямо говорю — с чего вы это взяли?

Или другой пример, что из моей работы якобы следует, что я ярый защитник животных. С чего? То есть я за зоозащиту, но холст был про то, что декоративные собачки, которые стали живыми игрушками, — по сути, звери, они опасны, если вернутся к своей природе и собьются в стаи.

Фото: Кирилл Бородин, «Ненависть шпицев», www.kirillborodin.art

Про «нравились больше» люди часто говорят немножко в свое оправдание, что они не готовы принять мои новые работы. Утки и курицы доходили не сразу, через пару лет будут говорить, что акулы были классные, подожду. В деньгах тоже не стоит измерять идею, но по опыту спустя год картины покупают лучше, чем в год написания. Продается работа сразу — я радуюсь, но я не считаю это обязательным этапом, выставка проводится не для продажи, а как отчет о проделанной работе.

Поэтому смысл мне реагировать? Любое мнение субъективно, один и тот же человек через время говорит разное об одном холсте, я 100% сам так же оцениваю. Раньше мне интересно было поговорить о моих работах с Виталием Воловичем, у нас были рядом мастерские. Он заходил и не оценивал, хорошо что-то или плохо, мы говорили о живописи.

Все остальное я могу послушать, но никакие выводы для себя из этого не делаю. Звучит так себе, но неинтересно мне опираться на чье-то мнение — оно через год или три изменится. И еще, как правило, человек, который высказывает свое мнение, ждет обратной реакции и хочет кровушки попить. А раз я никак не реагирую, таких вампиров рядом со временем все меньше и меньше.

Читайте также на DK.RU:

>>> Кирилл Бородин: «Много где можно заработать деньги, но творчество всегда готовит сюрпризы»

>>> Почему арт-объекты усиливают привязанность жителей к Уралу, и как на это влияет бизнес