Александр Доросинский: Самое противное – это победа, после нее опустошение

Про машины Александр Доросинский знает не понаслышке: он их продает (дилер Subaru в Тюмени и Сургуте), покупает, ремонтирует, выступает в профессиональных гонках международного уровня. Весь свой сотовый бизнес он выстроил только для того, чтобы успешно заниматься тем, чем нравится: получать адреналин от скорости и упоение от чувства контроля над боевой машиной стоимостью 500 тысяч долларов.

Александр Доросинский,
Президент сети салонов сотовой связи «SIMфония»

Я стал увлекаться автомобилями благодаря своему отцу. Мы много ездили по стране: побывали в Казахстане, Сухуми, Батуми. Всю Россию обколесили на своем ВАЗе. Он у нас был самой первой сборки, еще фиатовской. В этом советском клоне итальянской машины были все фирменные запчасти. Абсолютно неубиваемое авто, оно до сих пор в строю.

Мне было девять, когда отец впервые посадил меня за руль. А в двенадцать я уже абсолютно свободно управлял машиной, начал ходить в секцию картинга. Потом был перерыв. Чтобы заниматься автоспортом, надо было иметь богатых родителей или спонсора. У меня не было ни того ни другого.

Первая машина была одна на двоих с товарищем. Мы нашли ржавый кузов, купили полуразваленный мотор. Все это дело сопоставили. И получилось какое-то чудо бордового цвета. Нам тогда было 14 лет. На ней я ездил без прав.

Много раз приходилось уезжать от сотрудников ГАИ – ни разу не поймали! Была одна абсолютно фантастическая история. Меня останавливает гаишник. Я, конечно же, проезжаю мимо. Интересно ведь – догонит или нет… Молодой, азартный был… Пара гаишных машин меня загнали в тупик с закрытыми воротами. Но я останавливаться не желал, а потому перемахнул через гору. И как назло, за ней оказалась яма, в которую я упал… Вылез из машины и смотрю, что будет дальше. Вы не представляете реакцию гаишников! Они подъехали, а машины нет! Ее просто не было видно. Какие уж у них тогда были мысли – даже представить сложно. Постояли они минут 15 и уехали. Может быть, какой-то гаишник вспомнит эту историю…

Машины – это та вещь, которая должна иметь определенный статус. Она не должна быть массовой, как хлеб. А машину превращают именно в хлеб. У нас, конечно, есть желудок, который может переварить хлеб, но нет дорог, которые могут выдержать такое количество автомобилей. В городе постоянные проб­ки, безумное количество времени теряется впустую. Думаю, скоро нужно будет брать водителя. Пока же вожу автомобиль сам. А времени все меньше и меньше. Конечно, за рулем можно ехать и думать о каких-то важных делах… Но я уже несколько раз уезжал непонятно куда, задумавшись о чем-то. Разговариваешь по телефону, например, и едешь абсолютно на автомате. Положил трубку и думаешь: а куда же ты приехал?

Любая машина для меня живое существо. Конечно, со спортивной ты ближе взаимодействуешь. Если автомобиль – это хороший знакомый, то боевая машина – друг. Когда-то меня машина раздражает, когда-то удовольствие получаю, когда-то обижаюсь. Если она едет не бренчит – одна эмоция; можешь на ней проехать где угодно – совсем другая. Как женщина: сидит молчит – слава богу; заговорит – лучше бы не начинала. Вообще, машина для меня женщина, потому что я ей управляю, а не она. Никогда не было такого, чтобы машина управляла мной, выпендривалась – было… Бывает так, что машина проходит один поворот, а другой точно такой же – нет! Выходишь из нее и первым делом всегда спрашиваешь: «Ну что ты выпендрилась?!» Молчит…

В ежедневной жизни для меня автомобиль не более чем средство передвижения, а потому времени за рулем провожу немного: утром на работу, вечером – домой. Если с учетом автоспорта, то много провожу времени за рулем. Во время первой в этом году гонки в Финляндии в течение недели мы каждый день по 13 часов проводили в машине.

Азарт к гонкам был всегда, только он не мог перерасти в профессиональный спорт. Я как раз попал в тот переходный период, когда я еще был молод для ралли, а профессиональный спорт быстро умирал. Сейчас же он снова на подъеме, да и у меня есть уверенность, что я могу не просто проехать пару гонок, а имею возможность профессионально им заниматься.

В автоспорт меня привлек Владимир Таланов – бывший гонщик, чемпион России. Я спросил его однажды: «Дядя Вова, как считаете, я бы мог участвовать в ралли?» Он предложил проехаться по одной трассе – вдоль озера рядом с Первоуральском. «Прокатись, как считаешь нужным», – сказал он мне. После испытаний его резолюция была такой: «Парень, тебе срочно нужно идти в автоспорт». Первая гонка была на ралли «Каменный пояс», и с тех пор занимаюсь автоспортом. Тогда мне было 27 лет.

И нет такого слова – «поздно»! Гонщик растет до тех пор, пока у него растет скорость. А так человек может ездить очень долго, но скоростной режим уже не растет.

Ощущения, которые испытываешь во время гонки, невозможно описать. Но это точно не страх. Если ты чего-то боишься, то тебе лучше вообще не садиться в боевой автомобиль. Когда ты едешь с какой-то бешеной скоростью, и вот он – поворот, – ты абсолютно убежден, что не пройдешь его! Уже смотришь, где-то поле, снег, а она – оп! – и входит! Я не понимаю, каким образом и по каким законам физики она сделала это! Есть еще одно ощущение, которое я четко почувствовал. Самое противное – это победа. После этого наступает опустошение.

Сейчас езжу за команду «Лукойл». Я решил стать членом команды по нескольким причинам. Это, конечно, и денежная, поскольку просто не мог позволить содержать машину класса WRC стоимостью 500 тысяч долларов. Плюс это возможность профессионального роста. Вообще, у меня есть мечта выступать на этапах чемпионата мира, и это будет прецедент для нашей страны, поскольку весь чемпионат ни одна из наших команд не проезжала.

Если же мне станет страшно, то я тут же без вариантов уйду. Зачем самому себя обманывать? Совершенно четко оцениваю, кто я такой. Если люди ищут проблемы в других, то я ищу только в себе.

Я не думал, чем буду заниматься лет через 20, на чем буду ездить. Не вижу смысла даже задумываться об этом, не живу в прошлом, не живу в будущем. Я всегда живу здесь и сейчас.

Вот такая у меня философия. А люди зачем-то придумывают себе модели, которые рушатся.