Анатолий Белый: «Ситуация в стране такая, что точка кипения достигнута»

Анатолий Белый — актер театра и кино, заслуженный артист Российской Федерации. После спектаклей со сцены он открыто говорит о необходимости освобождения людей, задержанных по политическим мотивам, открыто выражает свою позицию в соцсетях.

Когда Анатолий Белый приехал в Екатеринбург, мы поговорили с ним о гранях свободы, актуальности Чехова и о том, что под силу изменить одному человеку. 

Свобода для меня — это путь к горизонту. Это не анархия, а прежде всего, огромная ответственность. Это внутреннее ощущение, что тобой руководят не идеологии, клише или навязанные морали, а общечеловеческие принципы. И никакие рамки и шоры не оказывают влияния. Я человек публичный, и, конечно, это накладывает ограничения. Но я стараюсь быть в согласии с собой. С совестью, если хотите. Это сложно. Свобода — это то, к чему я стремлюсь всю свою жизнь. 

Задумываться — это большая работа, а люди в основном ленивы. Столетия рабства в России привели к тому, что человек забыл генетически, что такое свобода. У большинства людей — рабская психология, и они этого даже не замечают. Они думают, что это норма: есть предводитель, и он ведет. Если предводитель говорит, что это хорошо, значит, я пойду за ним. Но куда? Люди не хотят задумываться, куда мы идем, как мы живем.

Я — человек со своими страхами и комплексами. И история моего открытого волеизъявления была во мне не всегда. Я не такой уж борец, как может показаться по моим соцсетям. Но есть ощущение, что во мне пройдена какая-то точка невозврата. И последние события показали, что я такой не один. Люди просыпаются. Ситуация в стране такая, что точка кипения достигнута. Но у многих — нет. Это ужасно, когда в обществе происходит разделение, и мы вынуждены становиться по разные стороны фронта. Но всеобщего единения у нас никогда и не было. Особенно среди интеллигенции. В истории страны она никогда не показывала себя такой силой, которая могла бы объединиться. К сожалению. Но сидеть и просто смотреть уже невозможно. Иначе ты тоже становишься частью всеобщего хаоса и бессознательного существования. Я так не могу и не хочу.

Для меня все странным образом совпало в одной точке. Французский режиссер Стефан Брауншвейг, художественный руководитель театра «Одеон» в Париже, приехал к нам и поставил в Театре Наций у Евгения Миронова спектакль «Дядя Ваня» по пьесе Чехова. Я как приглашенный актер играю роль доктора Астрова, он борется за восстановление лесов. Огромные монологи о том, что леса уничтожаются, дичь истреблена, климат испорчен. Попадание в наш день — 100%. И, конечно же, когда я погружался в материал, репетировал эту роль, все внутри собралось в единый ком. «Мы имеем дело с вырождением вследствие непосильной борьбы за существование. Это вырождение от косности, от невежества, от полнейшего отсутствия самосознания, когда озябший, голодный, больной человек, чтобы спасти остатки жизни, чтобы сберечь своих детей, инстинктивно, бессознательно хватается за все, чем только можно утолить голод, согреться, разрушает все, не думая о завтрашнем дне». Мне кажется, в этих словах Антона Павловича — квинтэссенция сегодняшнего человека.

Мы ведь действительно все тонем в каком-то безрассудном существовании. Как это изменить? Есть ли кнопка, нажав на которую, можно сделать так, чтобы человек в основной своей массе начал вести человеческую, осознанную, заложенную природой жизнь? Я не знаю. Я не Махатма Ганди.

Тема уважения — корневая в нашем обществе. Цена жизни одного человека ничего не стоит. Если углубляться, то это Византия с тоталитарным «нарожают еще». Как говорил Иосиф Бродский, «основная трагедия русской политической и общественной жизни заключается в колоссальном неуважении человека к человеку; если угодно — в презрении». Я пессимист. Я не знаю, изменит ли когда-то хоть что-то ситуацию в нашей стране. Надежды мизерные. Если человек в течение 2 тыс. лет не изменился, то к 2020-му он вряд ли изменится. Но уезжать из России я не хочу. Это моя родина. Здесь моя душа, мои корни. 

Вдохновляет меня моя работа. Это та площадка, где я могу говорить. За теми или иными масками я могу рассказывать о том, о чем я лично, возможно, рассказать не смею. «Кинопоэзия» — моя большая отдушина, та стихия, которая меня увлекает и заряжает. Я специально себе этот проект придумал, чтобы сбегать. Это мой мирок, мое убежище. Как актер я довольно часто натыкаюсь на использование в одном ключе, и мне это уже надоело. В кино я сейчас пытаюсь изменить парадигму своего существования. Это тяжелый долгий процесс. Меня вдохновляет моя семья, мои дети. Это подпитка моей души и мое сердце. 

Помогать — понятие общечеловеческое. Оно заложено природой, на этом основано человеческое бытие, сосуществование. Мы помогаем друг другу, поодиночке мы бы не выжили и в природе, и в социуме, и где угодно. Я помогаю в силу своих возможностей. Я эгоист — делаю это для спасения своей души. Но если ты сделал что-то хорошее, и в тебе проснулось ощущение, как это круто, чего этого стыдиться? Святых мало. Давайте говорить открыто. Человек не поймет, что благотворительность — это хорошо, пока не пропустит через себя. Как это сделать? Просто представь: маленький человек. Природа так сделала, что он рождается без руки или без ноги. Представь, что это твой ребенок. Почувствуй, как ему больно. Расшибешься, чтобы помочь! А сейчас помочь можно в один-два клика. Это просто и правильно. 

Я — шелкопряд. Вы знаете, что за всю свою жизнь шелкопряд прядет одну нить? И умирает, когда заканчивает ее. Шелкопрядов спасает то, что их много. Пора бы нам призадуматься над шелкопрядами и вообще над природой, в которой заложено много хороших вещей, от которых мы отказались. Я не знаю, смогу ли я что-то изменить, мой мотив направлен не во вне, а вовнутрь. Если ты делаешь что-то одно свое маленькое, ты уже начинаешь с себя. Да, это прописные истины, но ниточка-то у меня одна. 

Фото: Игорь Черепанов, DK.RU