Аранжировщик застывшей музыки

Архитектор Борис Демидов официально начал заниматься своим бизнесом только три года назад, когда зарегистрировал ИП Демидов. Имя стало брендом. Для полного счастья архитектору не хватает лишь трепетного отношения заказчика к авторским замыслам.

 

 

досье
Борис Демидов
Родился в 1944 г.
Образование:
1962-1968 гг. — учеба в УПИ, затем — в уральском филиале Московского архитектурного института.
Карьера:
1961-1962 гг. — техник-архитектор в институте Свердоблпроект;
1968-1973 гг. — старший архитектор в институте Свердловскгражданпроект;
1974-1989 гг. — архитектор в Художест­венном фонде России;
1990-1996 гг. — главный архитектор проекта в разных проектных фирмах;
1996-2001 гг. — главный редактор журнала «Архитектон» и преподаватель в Свердловском архитектурном институте (ныне — УралГАХА);
2001-2005 гг. — работа по контрактам;
с 2006 г. — ИП Демидов.
Достижения:
член совета Художественного фонда России, член градостроительного совета Главного архитектурного управления Екатеринбурга, член экспертного совета по охране памятников истории и архитектуры Управления культуры Екатеринбурга.
Семья:
женат, взрослый сын, дочь, внучка.
Хобби:
фото, видео, графика, джаз, кино.

 

 

Долгое время Борис Демидов работал как частное лицо. Впрочем, к юридическому статусу он так и не привык. По-прежнему называет свое дело творческой мастерской, бизнес — творческим процессом, а себя сравнивает с режиссером среды и пространства.

Даже официальный офис ИП Демидов больше напоминает мастерскую художника, заполненную звуками джаза. С балкона видны почти все городские новостройки. Развешанные по стенам эскизы зданий и улиц воспринимаются как продолжение интерьера, хотя это и есть основа бизнеса г-на Демидова. Дело архитектора построено преимущественно на создании архитектурных концепций и эскизных проектов.

Когда-то на этом месте, во дворе Дома контор, стояла деревянная двухэтажная развалюха. По заказу фирмы «ЭКСПО-РЕМ» Борис Демидов и его сын Никита, окончивший архитектурный, сделали проект нового здания. Плату за работу заказчики предложили взять натурой, т. е. квадратными метрами. Метров вышло не так уж много, зато вид из окна архитектор выбирал сам.

В беседе с нами г-н Демидов оценивал свое дело в уменьшительных выражениях: «Почему я не затеваю большой бизнес? Одна из причин в том, что я боюсь бухгалтерии. Боюсь на каком-то подсознательном детском уровне: как только захожу в любую бухгалтерию, сразу чувствую себя виноватым...»

Избавиться от бухгалтера

Свое дело я мог открыть в 1990 г. В Москве члены Союза архитекторов еще при СССР добились права создавать персональные творческие мастерские и работать на себя. Точно знаю, что я первым из Свердловска отправил в столицу заявление на мастерскую. Все документы утвердили. Прислали письмо с разрешением. Некоторые завидовали. Вроде как все трудятся при организациях, а я замахнулся на собственное дело. Начали даже палки в колеса вставлять.

Но напрасно — позже выяснилось, что для работы мне понадобится бухгалтер. Я сразу насторожился. Думал, буду исключительно творчеством заниматься, а меня хотят заставить за деньгами следить. А когда узнал, что и кассира должен принять на работу, от замысла совсем отказался. Продолжал работать по старинке, по частным договорам подряда, когда все эти дебеты с кредитом подсчитывала бухгалтерия какой-либо организации, а я получал за работу наличные.

Правда, в начале 90-х гг. многие коллеги оставили меня далеко позади. Организовали частные мастерские, освоили архитектурный бизнес. Я не стал их догонять, просто сотрудничал то с одной фирмой, то с другой. Но года три назад, когда в Екатеринбурге пошла волна строительства, решил, что от разовой подработки толку мало. Пора официально фиксировать свое имя на рынке. Заказчиков хватает. Они хотят иметь со мной дело, но прежде я должен создать какое-то юридическое лицо, организацию. Проконсультировался с друзьями, знакомыми и выяснил, что единственный способ избежать бухгалтера, но открыть счет — создать ИП.

Без бухгалтерской поддержки, конечно, совсем не обошлось. Знакомая-экономист помогла освоить программу 1С, два-три дня в год я трачу на заполнение налоговых деклараций, и на этом голов­ная боль заканчивается. То есть все экономические моменты я для себя по максимуму упростил.

Это, конечно, сказывается на объеме работ, которые мы беремся делать. В основном предлагаем услуги эскизного проектирования — продаем архитектурную идею здания. Чтобы заниматься рабочим проектированием, нужно дополнительно брать людей. Вести финансовые расчеты, что-то делить, всех обеспечивать зарплатой, решать кадровые проблемы. А я по натуре не начальник и не подчиненный, считаю, лучше самому сделать, чем над кем-то стоять. Потому кадровый вопрос решен просто: в основном работаем я и мой сын, а если заказ большой, то приглашаю на договор трех-четырех хороших знакомых — архитекторов Золотарева, Тычкина, Лоскутова. Деньги, как и объем работы, делим поровну — и никаких проблем.

Без партии в голове

Вообще-то архитектурой я начал профессионально заниматься в 16 лет, когда окончил школу и решил устроиться на работу. У приятеля, с которым я учился, отец был директором института Сверд­облпроект. И там объявили конкурс на должность техника-архитектора. Надо было показать умение чертить, а диплом почему-то тогда никто не спрашивал. Моя работа понравилась, и я стал техником-архитектором. Годом позже поступил в институт.

В нашей группе было всего 20 человек. Большинство до сих пор работают по специальности, занимают приличные должности. Возможности для быстрого карьерного роста были очевидными еще в 70-е гг. Но этот шанс я отверг. Мне предлагали быть главным художником города, причем едва не утвердили на этой должности, не спросив согласия. Как-то предполагалось, что от должности, которая начинается со слова «главный», не отказываются. Главный художник тогда работал вместе с главным архитектором, согласовывал внешний вид памятников, интерьеров общественных зданий, городских фасадов.

Меня же увлекла работа над проектом комплекса зданий пединститута в Свердловскгражданпроекте. И тут такое предложение — стать начальником, да еще с обязательным условием — вступить в ряды КПСС. В общем, день я взял на раздумья, чтобы людей не обижать, а наутро отказался. Категорически. Товарищ, который меня рекомендовал, был в шоке — он уже обо всем договорился, даже документы на утверждение собрал, и вдруг такой демарш...

У ребят из группы, в которой я учился, была мечта не в партию вступить, а открыть свое дело. Помню, в Москве после выставки «Архитектура США» вышел шикарный проспект — он стал для нас настольной книгой. Не для того, чтобы идеи сдирать, а чтобы чувствовать мировые тенденции. Хотелось организовать свое архитектурное бюро, как «у них». Тогда была известная мебельная фирма в Финляндии — «Аско». И мы ради хохмы назвали наше подпольное бюро «Фиаско».

Фиаско

Конечно, официально мы работали в проектных институтах, а «Фиаско» обеспечивало дополнительный заработок. Главным был архитектор Олег Шока. За проекты зданий мы, естественно, браться не могли, как-никак — нелегалы. Но интерьерами занимались активно. Во-первых, деньги нужны были, а во-вторых, хотелось быстрого воплощения идей. В обычном порядке все делалось медленно — тот же пединститут проектировался лет десять. И еще примерно столько же строился. Тягомотина была жуткая. А нам хотелось сразу, как за границей. Идеи воплощали в основном в ресторанах, так появились «Старая крепость», «Восток», «Тбилиси» и «западные» «Рига», «Пльзень».

Наши заработки во много раз превышали оклады. Но мы и трудились по полной, почти все делали сами — от стен, мебели и светильников до декоративных панно. Но все испортила элементарная зависть. Наши руководящие коллеги-архитекторы начали строчить кляузы в прокуратуру. Дескать, Шока — подпольный миллионер, живет в отдельном доме. А это был поистине универсальный мастер, талантливейший архитектор. Кончилось тем, что в милиции на него завели уголовное дело, пришли с обыском домой, изъяли два золотых кольца, а больше ничего не нашли. Меня как подельника вначале допрашивали, а потом, как ни парадоксально, включили в комиссию, которая должна была разобраться, считать ли этот вид заработка нетрудовыми доходами (я к тому времени ушел из проектного института в Художественный фонд, в котором официально разрешалось работать по договорам подряда; числился специалистом в расценках на труд художников, постепенно приобрел статус эксперта). Когда мы представили в ОБХСС сумму, оказалось, что Шока брал за работу намного меньше, чем позволяли расценки Худфонда. Следствие зашло в тупик. Уголовное дело повисло, болталось по кабинетам еще несколько лет, пока не вышел указ о кооперативах.

Как-то в конце 80-х гг. я встретил этого следователя в троллейбусе. Он меня узнал, поздоровался и говорит: «Передайте своему приятелю, что никто его больше беспокоить не будет, пусть занимается своим делом».

Спуститься в подвал

Когда в 70-х гг. я ушел из «большой архитектуры», т. е. перевелся из Свердловскгражданпроекта в Художественный фонд, то ощущал внутреннюю неловкость. Стыдно было, что отошел от настоящего дела. В Худфонде занимались в основном интерьерами, оформительскими элементами зданий, а не проектированием самих объектов. Но хотелось творчества. Ощущение удаления от больших дел пропало, когда фонд получил такой серьезный заказ, как оформление цирка. Коллектив собрался звездный.

К тому же в Художественном фонде я впервые смог оборудовать свое помещение для мастерской. В то время разрешалось передавать художникам подвалы и чердаки. В центре города обнаружил полуподвальное помещение, в котором раньше была библиотека. Это помещение я обжил, принес туда всякие интересные вещи, много музыкальных инструментов, даже старинную фисгармонию, причем в рабочем состоянии. Получилось что-то наподобие андеграундного клуба, куда стекались единомышленники.

Когда началась приватизация, я хотел оформить этот подвал на себя — не дали. По закону нельзя — муниципальная собственность. Но я до сих пор занимаю это помещение, там у меня второй, неофициальный, офис. Оформил аренду от Союза архитекторов, но это формальный шаг, потому что деньги плачу сам. Плата, конечно, солидная, но отказать себе не могу. Много людей побывало: Сергей Курехин, джазовые музыканты из Англии, Германии, Франции приезжали, все были в восторге.

Этот подвальчик меня очень спас в начале 90-х, когда мастерство архитекторов было не особо востребовано. Я пытался зарабатывать другими видами деятельности. Занимался мультипликацией, редактировал журналы, интересовался работой кинорежиссера, лет восемь вел еженедельную программу о джазе на радио «Европа +».

Даже с новыми русскими, которые начали строить свои коттеджи, почему-то не находил общего языка — им тогда нужны были какие-то замки. За все время я спроектировал вместе с сыном всего один загородный дом в Карасьеозерске. Этим проектом мы гордимся, поскольку заказчик оказался единомышленником, оценившим идею коттеджа в стиле неоконструктивизма. Проект выполнен в точности, как задумано.

Китайская «Москва»

Получилось так, что свой первый в жизни коммерческий заказ я получил в 1995 г. из китайского города Чань Чунь. Московские инвесторы заключили с китайцами соглашение, что русский ресторан в Чань Чунь будут проектировать архитекторы Художественного фонда из Екатеринбурга. А одним из этих инвесторов был мой знакомый — директор фабрики «Спортобувь», он и вышел на меня.

Когда позвонили из Китая, я почему-то сразу поверил, что работа реальная, каких-то особых контрактов, договоров не подписывал, условий не диктовал. Просто взял билет и поехал туда. Тем более что дорогу оплатили и дали денег на проживание.

Я там разработал фирменный стиль ресторана — входную группу, интерьер, мебель. Им нужен был русский стиль, потому что ресторан назывался «Москва» и располагался в пятиэтажном здании. Все было интересно, только за работу мне практически не заплатили.

О том, что так оно и будет, я понял, когда увидел, как наши инвесторы ведут деловые отношения с китайскими коллегами. Они приехали в Китай с чемоданами, набитыми водкой, матрешками и разными сувенирными шмотками, и в гостинице торговались всем этим с иностранными партнерами. Правда, меня включили в список акционеров — владельцев ресторана, и я даже внес первый взнос — триста долларов. Деньги положили в банк с тем расчетом, что на них будут начисляться дивиденды. В конце концов ресторан открылся, однако никаких дивидендов я не получил, потому что китайцы быстренько подмяли весь бизнес под себя. Моя доля исчезла. Но какое-то время я чувствовал себя совладельцем ресторана за границей.

Первый «Мерседес»

Это я сейчас понимаю, что моей фирме повезло с первым заказчиком. Работали почти в идеальных условиях. А тогда, в конце 90-х гг., казалось, что идет нормальный рабочий процесс. Нам заказали проект автосервисного (торгового) центра «Мерседес», который собирались строить в сердце города, на ул. Челюскинцев, следовательно, и облик должен был соответствовать — и автомобильному бренду, и бренду миллионного города.

Если честно, за этот эскизный проект я получил немного — в конце 90-х гг. работы почти не было, рынок еще не отошел от кризиса, поэтому любой заказ радовал. К тому же с клиентом мы нашли общий язык еще до начала работ. По специальности он оказался технарем, более того, наши взгляды на архитектуру совпадали. В дальнейшем мы многие узлы разрабатывали вместе, просиживая до ночи за чертежами. Если сейчас сравнить эскиз, макет и конечный результат, то увидим практически одно и то же. Так случается редко. Это идеал для любого архитектора. На стадии рабочего проектирования мы не теряли контакта ни с заказчиком, ни с проектировщиками — они звонили, спрашивали; если что-то не получалось, я предлагал свои варианты. До сих пор многие коллеги-архитекторы удивляются: как ты этого добился? Что ответить? Хороший заказчик попался.

Причем, как показала практика, находить общий язык нужно именно с хозяином в самом высшем эшелоне. С тем, кто вкладывает деньги и распоряжается ими. На уровне Козицына или Гусева. С подрядчиками, вторыми фигурами говорить бесполезно — они всегда найдут тысячи причин для того, чтобы все упростить или удешевить. Приходится звонить самому шефу, спрашивать: «Вы хотите получить статусное здание»

Стоящая идея

На эскизное проектирование некоторые смотрят пренебрежительно. Дескать, картинку сделал — и все. Но во всем мире идея здания, заложенный в нем креатив, индивидуальность, проработанность эскиза ценятся высоко.

Наши уральские заказчики это уже понимают, но в деньгах оценивают работу иностранных архитекторов и местных авторов, конечно, по-разному. Когда за концепцией здания обращаются к западным архитекторам, сумму контракта обычно не озвучивают. Но информация иногда проскальзывает. Например, нам предложили сделать эскиз здания, которое планировалось строить в «Екатеринбург-Сити». Эскиз мы сделали, нашу работу оплатили по-честному. Но параллельно заказчики обратились еще к двум выдающимся мировым архитекторам разработать проекты. Им озвучили вознаграждение намного большее. Точной цифры называть не буду, но их эскизную идею готовы были купить за сумму, равную стоимости всего нашего проекта вместе с проработанной рабочей документацией.

Не скажу, что за архитектурную концепцию у нас платят мало. Достаточно, чтобы при таком количестве заказов не возникало финансовых проблем. В Екатеринбурге, как и во многих крупных российских городах, принято такое соотношение: эскизная проработка идеи составляет 15% стоимости всей проект­ной работы. А на проектные работы выделяют в среднем 5% от всех затрат на возведение здания.

Может, у кого-то и возникает ощущение некой дискриминации, непатриотичности, но рынок есть рынок. Здесь необходимо учитывать, что помимо готовности наших заказчиков хорошо платить за мировой бренд архитектора на высокой стоимости его услуг сказывается и универсальность западных технологий. Если на уровне архитектурных идей мы можем тягаться с мировыми знаменитостями, то с воплощением замыслов в стране большие проблемы. Получив наш эскиз, заказчик будет ломать голову, кто способен осуществить работу и из каких материалов это можно сделать. А западные архитекторы ориентируются на отработанные технологии. У заказчика не будет проблем ни на стадии рабочего проектирования, ни в подборе материалов, ни собственно в строительстве.

Авторские углы

Везением можно считать и здание на ул. Сакко и Ванцетти, где построена высотка с квадратным завершением. Само здание — проект архитектурной фирмы, но завершение здания и детали фасадов выполнены по нашему предложению. Изначально здание венчала полукруглая «тюбетеечка» — для Екатеринбурга вид вполне стандартный. И однажды, случайно встретившись с заказчиком, я отметил, что этих «тюбетеечек» в городе понастроено много. А здание к тому времени было уже готово, даже башенные краны разобраны. Но мое замечание, видимо, задело хозяина за живое — он сказал: нарисуйте свой эскиз, мы еще успеем переделать.

Мы нарисовали, показали, как это будет выглядеть с подсветкой. Идея понравилась, заказчики наняли специальный автомобильный кран, который стоит безумных денег, подняли на крышу отдельно смонтированный каркас верха и сделали всю облицовку. Это, конечно, сложная и дорогая работа, но результат того стоит. Я так считаю. Не люблю слово «престиж», но тут оно кстати

Помимо дополнительных затрат был и другой щепетильный момент — получилось, что мы изменили первоначальную идею здания. То есть вторглись в авторскую концепцию. К счастью, конфликта с архитектором не произошло. Он согласился с изменениями, мы сохранили хорошие отношения и договорились, что авторство проекта, естественно, его, а решение фасада — наше.

Хотя после подобного вмешательства отношения между авторами чаще всего портятся. Я буквально на днях прочитал, что два всемирно известных архитектора — испанец Сантьяго Калатрава и японец Арата Исодзаки — судятся друг с другом. Это вообще удивительное дело. По проекту Калатравы несколько лет назад построили мост через реку, а Исодзаки потом заказали проект музея у набережной, и он продлил этот мост, чтобы по нему можно было пройти в музей. Но продолжение моста сделал из других материалов, внес некоторые конструктивные изменения, и все это построили, не спросив разрешения у Калатравы. А тот, когда об этом узнал, выставил судебный иск на гигантскую сумму. Суд удовлетворил требование о возмещении морального ущерба за то, что творение архитектора испортили без спроса.

А нам остается только переживать, по­скольку через суд подобные дела решать не принято. И заставить следовать авторскому проекту заказчиков через суд нереально. Можно только отказаться от авторства. Полученные за эскиз деньги архитектор, конечно, не возвращает, просто требует не упоминать его фамилии в перечне других архитекторов и проектировщиков.

Неродное дитя

Если эскиз продуман до конца, то после его воплощения в жизнь в чистом виде получится уже какое-то произведение.

Но когда по ходу дела вносят изменения (а у нас это в порядке вещей), то конечный результат иногда разительно отличается от задумки автора. Архитектору говорят: мы вам хорошо заплатили, а потому вправе делать с вашим проектом все, что захотим. И тогда хочется отказаться от авторства.

Один из примеров — реконструкция бывшего издательского корпуса «Уральского рабочего», где сейчас находится информационно-выставочный центр. Мы его разрабатывали вместе с коллегами Золотаревым и Булыгиным. Предполагалось, что под стеклом крыши будет огромный выставочный зал с балконом наверху. Заказчикам из «Уралстроя-1» идея первоначально понравилась, одобрил ее и Аркадий Чернецкий.

За рабочее проектирование мы взялись сами. Но когда половина пути была пройдена, заказчики потребовали разделить помещение на офисы. А после того как мы отказались портить проект, доработку поручили другой фирме. Теперь трудно сказать, кто автор этого проекта. От нашей идеи осталась примерно треть, остальное — намешано. Идея искажена до предела, хотя внешне кое-что и осталось. Я отказался от авторства здания торгового центра на ул. Малышева, рядом с РОСТО. Когда его проектировал, предполагал, что оно будет высотой в пять этажей — рядом стоят дома в стиле конструктивизма, их перекрывать нельзя. Вообще, сам факт пристроек к этим зданиям, которые я считаю ценным архитектурным наследием города, не очень хорош, но, коль уж участок получили, я хотел сделать все, чтобы не навредить. Предложил проект строения с плавным разворотом к ул. 8 Марта. Заказчики проект купили, а потом решили построить девять этажей.

У нас в стране авторское право, особенно в области архитектуры, размыто. Трудно что-либо доказать, хотя я отказываюсь подписывать договоры, в которых говорится, что, приобретая эскизный проект, заказчик получает право на его переделку. Говорю: вы можете купить картину Айвазовского, она будет ваша, но даже если вы ее продадите хоть сто раз, то автор-то все равно Айвазовский. Так же и здесь: эскизный проект можете продать кому угодно, но его автор — я.

К сожалению, архитекторы в России пока не настолько богаты, чтобы претендовать на что-то помимо денег. Поэтому бизнес порой приходится вести скрепя сердце, находя утешение в творчестве.