Что растет на Медной горе
Нина Коцуба, генеральный директор УК «УГМК-Агро», делает из убыточных сельскохозяйственных предприятий прибыльные, убеждая инвесторов, что аграрии тоже могут быть успешными.
Компания «УГМК-Агро» управляет сельскохозяйственными активами медного холдинга. Если не считать Екатеринбургского мукомольного завода, купленного, чтобы построить на его месте жилую и коммерческую недвижимость, и Макушинского элеватора в Курганской области, куда свозят фуражное зерно для комбикормов, основных направлений для инвестиций два — молоко и овощи. С 2001 г. «УГМК-Агро» вложила в их производство и переработку 180 млн руб. из собственной прибыли, займов и государственных субсидий. Если бы банки, как в Европе, давали кредиты на 25 лет, говорит НИНА КОЦУБА, хозяйство развивалось бы еще быстрее.
Деньги — к деньгам
Сельским хозяйством некоторые из нынешних предприятий УГМК начали заниматься еще при советской власти. Теперь в холдинге три животноводческие агрофирмы: «Патруши» — в Свердловской области, «Шутихинская» — в Курганской и «Байрамгул» — в Башкирии. «Патруши» стали совместным детищем УГМК и регионального правительства, которое искало инвестора, чтобы реанимировать колхоз имени Свердлова, разводивший племенной молочный скот.
— Мы решали социальный вопрос, — поясняет г-жа Коцуба. — В то время колхоз стоял на коленях и фактически был банкротом. Но сельским хозяйством УГМК занялась не потому, что собиралась кому-то помочь. Предприятие в Патрушах располагало базой, которую экономисты оценили как перспективную. Было стадо коров хорошей европейской породы (голштины), способной наращивать удои и улучшать качество молока. Но скот содержали в отвратительных условиях. Старые фермы пришлось сносить и строить современный молочный комплекс с оборудованием De Laval, где нет ручного труда. По расчетам выходило, что бизнес-проект окупаем. Пока не было агрофирмы, в Патрушах работало 580 человек со средней зарплатой в 7 тыс. руб. Теперь хозяйство большей частью автоматизировано, и осталось 300 сотрудников, получающих свыше 20 тыс. руб. Остальные на¬шли работу в Екатеринбурге.
А если агропром станет убыточным, компания откажется тащить этот воз?
— Изначально задача ставилась так — если предприятие не может работать с прибылью, его надо закрывать.
Такое уже случалось?
— В Оренбурге. Там было молочное животноводство очень плохого качества — практически в сараях держали коров. Без больших вложений не обошлось бы. Но строить новые фермы можно, если уверен, что животных удастся обеспечить собственными кормами. А в Оренбурге не самый подходящий климат. Первый год — засуха, второй год — засуха. Посчитали экономику — держать хозяйство нерентабельно, и все закрыли, хотя там много людей работало.
В кризис подрядчики подали в суд на «УГМК-Агро», требуя расчета за строительство ферм. Холдинг поддерживает сельскохозяйственное направление, если возникает необходимость?
— УГМК вкладывала деньги в уставный капитал агропромышленных предприятий. Ими надо было разумно распорядиться, чтобы все это не ушло в оборотные средства. А развиваемся мы на банковские займы. Работаем с Россельхозбанком, со Сбербанком, Газпромбанком и «Кольцом Урала». В кризис нам давали деньги под 17%. Но в 2012 г. — уже под 10,75-12%. Прекрасный процент. Причем областной и федеральный бюджеты субсидируют ставку ЦБ РФ практически целиком — получается 2-3%-й инвестиционный кредит. На таких условиях мы можем рассчитываться с банками и кредиторами самостоятельно, без участия холдинга. Что касается разбирательств с подрядчиками, это нормальная хозяйственная практика — выяснять отношения в суде. Мы не намерены платить за невыполненные работы.
Чем вам помогает министерство агропрома? Его руководители говорили о целевой субсидии для «Тепличного» на 80 млн руб.
— Что касается «Тепличного». Мы защитили в Минагропроме бизнес-проект по возведению теплиц на 12 га. Там документов — как три тома «Войны и мира». После этого нам выделили технические субсидии на строительно-монтажные работы и покупку оборудования — 15% от сметной стоимости. Когда мы отчитываемся, что очередной этап завершен, нам эти деньги перечисляют. И 80 млн руб., о которых речь, будут выдавать частями, по мере готовности объекта. Еще была техническая субсидия от областного Минагропрома — 25 млн руб. на покупку доильного зала для «Патрушей». Но получить государственные деньги непросто. Есть официальные процедуры, которые надо соблюсти. Отклонения от стоимости вправо-влево не оплачиваются — я даже лишний гвоздь вбить не могу.
Фермеры считают неправильным, что большую часть субсидий получают крупные хозяйства, а мелким ничего не достается.
— Я думаю, это разумная политика. Если размазать деньги тонким слоем, отдачи не будет. Ведь цель Минсельхоза — не освоить выделенные средства, а получить результат. У АПК много проблем, если и дальше тянуть эту резину, когда-нибудь крепко прилетит по лбу. Но есть деньги, которые полагаются всем, независимо от масштаба бизнеса. Например, покупку техники сельхозпроизводителям субсидируют на 40% — речь идет о российских машинах, входящих в специальный перечень.
И пока вы рассчитываетесь с банками, УГМК ждет своей очереди?
— Да. Мы должны вернуть деньги, вложенные холдингом в сельхознаправление. Другое дело, что нам дали послабление — можем рассчитаться с компанией после того, как выплатим кредиты. И без процентов.
С Хрущевым и Моцартом
По словам Нины Коцубы, «УГМК-Агро» не планирует увеличивать поголовье коров на агрофирме «Патруши» и мощности завода в Верхней Пышме, перерабатывающего 100 т молока в сутки (5,5% рынка Свердловской области). При ограниченной кормовой базе руководство компании намерено развивать бизнес за счет снижения издержек и роста надоев.
В какую сумму вам обошлось строительство молочно-товарной фермы в агрофирме «Патруши»?
— В комплекс компания вложила 450 млн руб., в том числе в кормозаготовительную технику — 70 млн руб. Все эти деньги мы брали в банках на семь лет и 350 млн руб. уже выплатили. Осталось вернуть последние 100. Сначала проект сделали на 1 200 голов, потом, благо территория позволяла, решили к двум коровникам добавить третий. Сейчас комплекс на 1 800 голов дойного стада. Привлекательность бизнеса сразу выросла — молока производим на треть больше, обеспечиваем свой перерабатывающий завод на 40%. Остальное докупаем у крестьян. Может быть, цена их не всегда устраивает, а стабильность в расчетах — устраивает.
Агрофирма «Патруши» будет развиваться экстенсивно или вы планируете внедрять новые направления?
— Одна из сильных сторон «Патрушей» — рацион кормов, которые мы сами выращиваем. Я всегда с благодарностью вспоминаю Хрущева, которого принято ругать. Благодаря ему в России появилась кукуруза, и интенсивность производства кормов намного увеличилась. Согласитесь, проще вырастить кукурузу высотой 2,5 м, нежели маленький клевер. Ведь чем берут американцы? У них интенсивность земледелия в три раза выше российского показателя. Они правильно подбирают сорта растений. А мы бы и рады увеличить поголовье в «Патрушах», но кормовой базы недостаточно — все поля вокруг ферм уже обрабатываются. Сейчас главных задач — две: снижать затраты и наращивать производство молока. Когда мы создали агрофирму «Патруши», одна корова давала в среднем 6 т в год. В этом году будет уже 9 т. Это европейские стандарты. Причем аудиторы, оценившие потенциал наших коров, считают, что они могут давать и 11 т.
А как корову заставить давать больше молока? Включать ей музыку Моцарта?
— Моцарт — это больше для журналистов. Жизнь сложнее. Когда мы построили новые корпуса ферм, коровы перестали болеть. От здоровых коров появилось хорошее потомство. Мы осеменяем их спермой лучших производителей Канады и Америки — тратим большие деньги, но получаем именно то, что нам требуется. И свое стадо увеличиваем, и продаем племенной скот — он уходит как блинчики в Масленицу. У нас заявок лежит на два года вперед.
Группа «Вимм-Билль-Данн», купившая молочный завод в Первоуральске, после реконструкции превратила его в высокотехнологичное предприятие. Вы собираетесь перестраивать свое производство в Верхней Пышме?
— Завод мы взяли в аренду на 25 лет с условием, что будем его модернизировать. Производство довольно старое — в июле ему исполнилось 20 лет. Соответственно и технология осталась прежней. Точечно мы начали реконструкцию — многое уже заменили. Кое-что отремонтировали. Готов проект реконструкции. Но проблема в том, что замена оборудования требует разрешения от МУГИСО, которое мы не можем получить. Мы продолжаем платить МУГИСО за аренду, и амортизация увеличивает затраты.
То есть государство выделяет вам субсидии на производство молока, но увеличивает издержки при его переработке?
— Да, такой парадокс. Мы доказывали, что старые машины надо сдать в металлолом, а вырученные деньги вернуть в казну. Приглашали чиновников: придите, посмотрите. Возможно, в министерстве обеспокоены коллизиями, которые порой возникают вокруг приватизации госпредприятий. А нам что делать? Работать на старом оборудовании нельзя (хотя продукция у нас высокого качества). Но списать и увезти его на свалку чиновники не дают и уменьшить арендную плату тоже не разрешают. Сейчас вот творожный цех нам надо полностью менять…
И как вы работаете?
— На свой страх и риск демонтируем изношенное оборудование, отправляем на склад и бережно храним этот хлам. Все тщательно документируем, фотографируем, чтобы было видно — государственное имущество в сохранности, ни одну единицу никуда не дели. Хотя здравый смысл не позволяет говорить, что оборудование должно работать 20 лет. Нормальный срок — восемь, при бережном обращении — 10-12. Но никак не 20.
Остановили атомный реактор
«Тепличное» продает свою продукцию только в Екатеринбурге. Первые огурцы появляются в феврале, помидоры — в марте. С мая по сентябрь, когда в магазины отправляют большую часть урожая, хозяйство конкурирует с китайцами, построившими сотни гектаров теплиц, и фермерами из Башкирии и Средней Азии. Замороженные овощи под ТМ «Улыбка лета» широкого сбыта не нашли. Теперь Нина Коцуба размышляет, как распорядиться перерабатывающим заводом, купленным по случаю четыре года назад.
Вы не пробовали снизить энергозатраты за счет альтернативных источников — ветряков, солнечных батарей?
— Мы, наверное, скоро к этому придем, потому что энергоемкое производство никогда не будет конкурентоспособным. Я ездила в Китай — даже там все сельскохозяйственные фермы работают на солнечных батареях. И многие российские хозяйства на Дальнем Востоке перенимают их опыт. Если «Тепличное» не сможет работать на солнечной энергии, то «Патруши» определенно смогут. Агрофирме хватит и на освещение, и на производство горячей воды. Но заниматься энергосбережением в сельском хозяйстве — целая наука.
Китайские фермеры, которые строят теплицы в Свердловской области, — ваши конкуренты?
— Производительность в этих хозяйствах действительно высокая. Но потребитель, который заботится о своем здоровье, ничего у них не купит. Наши партнеры в Китае рассказывали, что там выращивают четыре урожая риса в год — такой рост возможен только на химикатах, вызывающих рак. Думаю, тут такая же история — вряд ли китайцы, приехавшие к нам на заработки, пекутся о здоровье местных жителей. Были случаи, когда их теплицы сносили после прокурорских проверок.
Заморозку овощей, в отличие от производства консервов, эксперты считают перспективной. Вашему заводу удалось найти свою рыночную нишу?
— Мы его закрыли. Себестоимость продукции была выше, чем у новосибирского предприятия «Сибпромхолод» и польских производителей, из-за большого расхода газа и электроэнергии. С января 2012 г. предприятие поставили на консервацию и теперь думаем, что с ним делать. Производственные мощности недостаточны, чтобы выпускать конкурентоспособный продукт. Точка без¬убыточности — 150 т замороженных овощей в месяц. Делать меньше уже нерентабельно. Особенность предприятий, выпускающих заморозку, в том, что они перерабатывают овощи летом, когда цены падают. Мы предлагали рынку монопродукты — картофель, морковь, свеклу, капусту. При том что в магазинах они круглый год свежие — необходимости покупать заморозку у людей нет. Заводу пришлось делать оригинальные смеси с фасолью, горошком, сладким перцем, баклажанами, грибами, специями. Но мы эти культуры не выращиваем, их нужно покупать — искать поставщиков с низкими ценами.
Вы не предлагали свои замороженные овощи больницам, школам или детским садикам? Это большой рынок.
— Мы пытались работать с образовательными учреждениями. Ведь чем уникален наш продукт? Его можно положить в суп, пожарить или использовать для пюре. Я тоже сначала сомневалась, можно ли мороженую картошку есть… Но шоковая заморозка — это другое. Установка, работающая у нас на заводе, — атомный реактор, который за считанные секунды превращает продукт в ледышку: бросаешь о стену — отскакивает. Витамины и вкусовые качества сохраняются. Однако заказчики, выигрывающие тендеры за счет низких цен, говорили: ваша картошка стоит 40 руб. за килограмм, а на рынке есть предложения за семь. Мы объясняли: у вас будет 50% отходов, значит, цена уже 14 руб. за кило. Плюс затраты на электроэнергию, вывоз отходов и зарплату бабушкам, которые эту картошку чистят. Если все посчитать, наша картошка получается дешевле. Но ничего никому не доказали — наверное, плохая реклама была с нашей стороны. В будущем мы это учтем.
Михаил Старков