«Хочется взять камень и долбануть как следует». Чем чреват бизнес с нуля в деревне

Из деревни Малый Турыш на границе Свердловской области и Башкирии Гузель Санжапова уехала в 17 лет в Москву — отучилась в МГУ на международной политике и успела поработать в SAP.

«Приехала однажды навестить родителей и услышала, как папа, которому не было и 50-ти, шоркает ногами. Знаете, это очень больно слышать. Понимаешь: ты получаешь большую зарплату, но твои деньги не помогут твоим родителям и старикам, которые живут в этой деревне, почувствовать себя нужными. Я стала думать, чем я могу им помочь. Пересылать зарплату собственным родителям — как-то слишком низко и мало», — вспоминает Гузель. 

В деревне на тот момент было 20 домов и 52 жителя. Ни медпункта, ни магазина, ни школы. У отца Гузели была пасека и 2 тыс. кг меда в запасе. 

В 2014 г. Малый Турыш прославился на всю Россию — Forbes, Snob, The Village и другие СМИ написали о медовой фабрике Cocco bello, которую открыла Гузель. За пять лет бренд вырос: теперь под руководством отца Гузели на производство работает не 11 человек, а 30. Под брендом Cocco bello выпускается не только крем-мед и медовый мусс, но и карамельные ложки, и леденцы.

Читайте также на DK.RU: История создания медовой фабрики

Гузели удалось подружиться с такими крупными брендами, как Unilever, «Вкусвилл», «Инвитро» и завоевать любовь потребителей. С помощью краудфандиговых компаний за пять лет она собрала больше 5 млн руб. На эти деньги построено производство и развивается инфраструктура деревни — там появилась детская площадка и беседки, организован вывоз ТБО, у людей появилась чистая вода, а сейчас строится образовательный центр.

На DK.RU основательница марки Cocco bello Гузель Санжапова рассказывает, какие шишки набила при открытии производства в чистом поле, как боролась с клеймом «эксплуататор бабушек» и стала самой любимой внучкой в родной деревне. 

Гузель Санжапова, Cocco bello:

— Очень редко кто допытывает меня о моих ошибках и боли по поводу того, что такое — построить с чистого поля производство в деревне. И как еще при этом выжить. Когда я запустила первую краудфандинговую компанию пять лет назад, мне все говорили: «Ты — эксплуататор бабушек. Свози ты их в Сочи, да и ладно!». А когда я спрашиваю: а дальше что? Свожу я их в Сочи, и они вернутся к своему корыту? На этом люди, как правило, умолкают. 

Как не прослыть эксплуататором

— Наше первое производство было площадью примерно 60 кв. м. Думаете, когда мы собрали деньги в интернете, построили его, завершили отделку и въехали (при том, что о нашей истории все узнали), мы туда поместились? Нет. Поэтому сейчас мы строим общественный центр, площадь которого вместе со вторым этажом для туристов составит 800 кв. м. Да, страшно понять, что бюджет строительства 17 млн руб., которых у тебя нет. Да, страшно влезать в долги — как правило, если ты маленький и из деревни, денег тебе никто не даст. Сейчас я понимаю: бояться не надо. Надо давить и идти вперед. Самая большая моя ошибка — изначально не замахиваться на большее. Только спустя пять лет я научилась думать масштабнее. 

Я очень быстро поняла, что дать людям зарплату в деревне — самое малое, что ты можешь сделать. Когда ты платишь только зарплату, через два-три года ты будешь эксплуататор. Люди думают, что в таком случае ты «что-то мутишь». Поэтому на крупных производствах — высокие заборы и охрана. У меня этого нет. Может быть, до поры до времени, но я хочу, что заборов не было. Что можно сделать, чтобы тебя как спекулянта и эксплуататора не сожгли? Вам может быть смешно, но это реальность. Чтоб вы понимали — деревня у меня татарская. Я хоть и татарка (одна проблема — по-татарски не говорю), но мы все воинственные. 

Мы построили в деревне детскую площадку, сделали общественную зону, дали людям чистую воду, организовали вывоз ТБО — казалось бы, это маленькая проблема, но она огромна для нашей страны и сама по себе не решается. Сейчас я строю в деревне общественный центр. Что это такое? Я хочу, чтобы в деревне появились еще рабочие места, но создавать их буду не я. Мне очень хочется, чтобы этот центр стал площадкой для предпринимателей, которых я уже вижу на нашей территории, и я смогу их научить.

У нас идет мощный обратный приток тех, кто съездил в город. Начали задерживать зарплату — вернулся. А делать в деревне нечего. Ко мне на производство стоит очередь из сотрудников. Если пять лет назад ягоды для нас собирали четыре бабушки, то каждый год количество сборщиков трав и ягод удваивается. И я встаю перед выбором — что бы нам такое еще придумать, чтобы не отказывать людям, когда они приносят ягоды, потому что мы не отказываем никому. В 2018 г. мы делали елочные игрушки-леденцы, разные виды варенья. 

После сотрудничества с компанией Unilever в СМИ были громкие заголовки: «Уральские бабушки продались транснациональной корпорации!». Нет, неправда. Мы сделали красивую компанию и создали прецедент: объяснили, что пожилые сотрудники на моем производстве могут делать продукцию, которая пройдет все микробиологические тесты, которые летали вообще-то в Британию. 

Подростки очень просятся к нам на работу. По закону я не могу их принять. Но если ты живешь в деревне на несколько домов, можно дать возможность ребенку 2-3 часа поупаковывать подарки. Он, по крайней мере, поймет, что есть заработок, кроме как «папа уехал на вахту, и я не знаю, где он и что с ним», что можно делать приятные вещи и получать за это деньги. Я понимаю: если сегодня я объясняю подросткам, как зарабатывать деньги у себя дома, никуда не уезжая, возможно, через три-четыре года они не будут бухать и станут моими сотрудниками. И мне не придется думать, что делать, если работник запил. 

Как быть, если сварщик ушел в запой

Если вы строите свой бизнес в городе, я за вас очень счастлива — возможностей у вас больше. Но если вас угораздит попасть в мою историю, думайте, пожалуйста, о своих партнерах, поставщиках, покупателях и относитесь к ним, как к родным. Мое доброе отношение к людям, которые живут вокруг нашей деревни, уже не раз нас спасало.

В августе прошлого года к концерту группы «Чайф» в поддержку нашего образовательного центра мы планировали залить свайное поле и сварить конструкции для маркета. Хотели сделать маленькое подобие московского «Пикника “Афиши”», чтобы там можно было поесть, развлечься и купить сувениры. Возникла одна проблема — за шесть дней до этого запил сварщик и уехал в другую деревню.

В Москве проблема решается очень просто: забухал — до свидания. Идем на рынок и ищем другого. В деревне деньгами не решишь вообще ничего. Если у тебя нет построенных годами отношений, никакой сварщик, который живет в соседней деревне, не придет сварить тебе сваи. Даже если ты предложишь оплату в три раза больше. «Сегодня воскресенье — у меня баня, я не могу!». И это, к сожалению, реальность. Тогда я надеялась — просохнет и вернется, сейчас уже не надеюсь и знаю, где и как искать.

Когда вы работаете в каком-то очень маленьком населенном пункте, берегитесь того, что игра со стереотипами — это больно и страшно. В моей жизни так бывало не раз. 

Был у нас в деревне единственный источник питьевой воды — колодец, которому больше ста лет. В жаркое лето он пересыхал, и люди за водой ходили ко мне на производство. Представляете 50 человек с ведрами? Это очень классно. И отказать не можешь — ты же в той же деревне живешь.

Стою я как-то у этого колодца с шестью статными красивыми немцами — они снимают сюжет, где мы рассказываем про деревню. И тут в кадр влетает пьяный мужчина с палкой, бежит на меня и кричит: «Убирайся! Ты позоришь мою деревню! Почему ты рассказываешь про этот колодец?». Я поворачиваюсь к нему и говорю: «Дорогой мой, если бы сейчас был прямой эфир, ты бы опозорил себя на весь мир. А я рассказываю про любовь — почему занимаюсь этой деревней и почему до сих пор не сбежала из-за таких, как ты». В такие моменты хочется взять камень и долбануть как следует.

Раньше я могла себе позволить взять и вышвырнуть за шкирку мужчину из моей машины, который пьян и несет тебе какую-то ересь, когда ты едешь с похорон бабушки. Когда ты делаешь что-то не так и выглядишь не так, как принято в деревне — не сидишь у печки и не растишь детей, у деревенских мужчин возникает много вопросов. 

Сейчас я понимаю, что только любовь может сделать так, что они все успокоятся. И разрешение быть мне самой уязвимой и признать: да, ты сейчас сильнее с палкой, а я девочка. Я тебя люблю. Ступай домой. И это самое лучшее лекарство, которое я сейчас приняла. Подумайте об этом, когда общаетесь с клиентами или подрядчиками. Мы всегда можем ударить камнем по голове. И меня так били. 

Как исправить ключевую ошибку

Моя бабушка, наверное, самая известная бабушка не только в России. И она с радостью принимала все образы. Но каждый раз мне говорили: зачем ты издеваешься над ней? Я отвечала: я пишу свою старость. То, как выглядела моя бабушка, это возможность мне через 50-60 лет выглядеть ровно так же, и в меня не будут тыкать пальцем. Почему-то всегда, когда мы смотрим на бабулечек где-нибудь в Италии, которые пьют просекко, говорим: как классно, а почему наши старики в старых колготках на лавках сидят? Я для себя нашла ответ: потому что мы сами не даем им возможности выглядеть так, как выглядела моя бабушка.

Моей ключевой ошибкой было ощущение, с которым пять лет назад я приехала в Малый Турыш: я много знаю, а вы — мало. Нельзя разделять на «мы» и «они». Особенно, если ты работаешь в деревне. Все мы — люди, которые живут на одной планете. Слава богу, мне хватило пары лет ошибочной логики. Сейчас, когда я приезжаю, понимаю: я — человек, который живет в деревне.

И меня встречают как самую любимую внучку, а провожают — смех смехом, но женщины выбегают голыми на улицу, включают «Прощание Славянки» и машут платочками. Понятно, что они стебутся, потому что как только я уезжаю, они выдыхают: наконец-то!

Если вы действительно хотите что-то изменить (а мой проект связан с развитием территории), нужно быть частью этой территории. Не нужно быть на белом коне, как мы часто любим делать. Поэтому, когда группа «Чайф» приехала в Малый Турыш, все танцевали одинаково — и люди из деревни, и люди из города. Это был акт единения: «Пусть все будет так, как ты захочешь». 

И маленькая вишенка. Я всегда думала: придешь ты такой в деревню классное дело делать: спасать, помогать. Детям — детскую площадку, взрослым — зарплату, медиков привезешь. Но нет. С чего началось строительство общественного центра? Собрались мы с моими бабушками, я спрашиваю: что нам еще в деревне сделать, чтоб вообще зажилось? Они говорят: «Гузель, клуб! Мы хотим танцевать!». Бабушки, вы уверены? «Да, раньше мы работали в колхозах и у нас было место для тусовки. Хочется, чтобы душа пела и гуляла». Хорошо — клуб так клуб. 

Когда я сказала публично, что хочу восстановить деревенский клуб, которому в прошлом году исполнилось 45 лет, и найду деньги, в нем разобрали идеальный пол и идеальную сцену. Я уж не знаю, куда эти доски можно деть — они 10 тыс. руб. не стоят. Это было сделано из принципа, чтобы люди не объединялись «за». Но я считаю, что объединяться «за» — это лучшее, что только можно придумать. 

Колонка написана на основе выступления Гузель Санжаповой на семинаре «Мои ошибки», организованным СОФПП и Сбербанком. Автор текста: Анна Хлебникова

Фото: архив Гузели Санжаповой