«Главная фигура в образовании сегодня — православный военрук», — Евгений Ямбург
«У нас теперь все враги, а при должной обработке очень быстро и дети, и взрослые становятся палачами. И если мы нагнетаем военный, религиозный, межнациональный психоз во вне, это все возвращается».
Евгений Ямбург — доктор педагогических наук, заслуженный учитель РФ, разработчик модели адаптивной школы, директор московского Центра образования №109, известного как «школа Ямбурга».
Главный посыл «школы Ямбурга»: не ребенок приспосабливается к учебному заведению, а школа адаптируется под потребности и способности ученика. Идея эта не новая, но методика Ямбурга отличается особой гибкостью. В школе есть собственный театр, конюшня, флотилия с двумя пароходами, мастерская ремесел, кафе, парикмахерская. На стенах в коридорах висят не официальные портреты, а дружеские шаржи на учителей, а сам директор активно участвует в жизни школы.
В Екатеринбурге Евгений Ямбург высказался о причинах эпидемии насилия в российских школах, о том, почему педагогика важнее экономики, и о странных образовательных инициативах. DK.RU собрал главное из высказываний педагога.
«Великолепный отец, но отправил на смерть миллионы»
— Я как-то читал дневник коменданта Освенцима Рудольфа Хесса. Дело было в Нюрнберге. Его должны были повесить, и он об этом знал. Перед смертью не врут. И для меня этот дневник очень страшен. Несколько важных фактов биографии Хесса. Со своей будущей женой он познакомился в 1919 г. в организации «Перелетные птицы», которую создал немецкий педагог Винекен (в 1926 г. члены организации затем составили основу «Гитлерюгенда» — прим. Ред.). После Первой мировой войны молодые люди развращенной жизни города с публичными домами и наркотиками предпочитали здоровую жизнь в деревне. Они путешествовали автостопом, разжигали костры, пекли картошку, пели народные песни. Прям, как наши пионеры. На дворе был 1918-1919 гг., никакого фашизма еще не было.
И вот он пишет в своем дневнике: «Пусть весь мир видит во мне кровавую бестию, но он никогда не поймет, что я был нравственным человеком». Он не врет. Он пишет, что никогда не изменял своей жене, вместе они вырастили пятерых детей. Когда я в 1968 г. был в Освенциме, там все еще было цело. Был домик коменданта, он воспитывал детей трудом — у каждого была своя грядка. Великолепный отец, прекрасный муж, но отправил сотни тысяч, даже миллионы, на тот свет. Я стал изучать сталинских палачей — такие же ребята. Абсолютно нормальные. Как это совместимо?
Так происходит, потому что у нас каша в голове. У нас даже в словарях слова «мораль» и «нравственность» написаны через запятую. Да, они были нравственны, но моральны ли? Нравственность — это форма адаптации к социуму. Грубо говоря, не ходишь голый, не оскорбляешь своих женщин. А мораль — в глубине, а в глубине морали — идеология.
Ни один немецкий офицер никогда бы не снял штаны и не стал бы мочиться при немецкой женщине. Но поскольку фашисткая идеология выносила за скобки евреек, славянок, цыганок, на них мораль не распространялась. Поэтому вполне совместимо расстреливать в затылок, умывать руки, а потом вести сына в театр и быть прекрасным отцом.
«Пропаганда взвинчена до предела»
У нас сейчас пропаганда взвинчена до предела. А <как показывает история> при должной обработке очень быстро и дети, и взрослые становятся палачами. Мы во всем не знаем меры. И если мы нагнетаем военный, религиозный, межнациональный психоз во вне (у нас теперь все — враги), это все оборачивается обратно. Вот наше исследование в детском саду: впервые за три года у детей младше четырех лет — страх войны. Вы думаете, это проходит бесследно для психики?
Невротизм возрастает и преобразуется в очень тяжелые вещи. У нас сегодня, по данным Союза педиатров, здоровых детей всего 12,5%. Онкологических больных становится больше каждый год на пять тысяч. Задержки в развитии. Но на первом месте психоневротические заболевания. И дело не в том, что «из Америки занесло» или «через интернет надуло» — это все глупости. Чего же мы удивляемся, что у нас убийства, самоубийства, избиения? Ничего удивительного. Надо понимать, что у родителей-невротиков — дети-невротики. У родителей-психотиков — дети-психотики. Давайте посмотрим на себя в зеркало — а кто сегодня не невротик?
Включите вечером популярные телешоу — увидите драки, истерики и взаимные оскорбления. Плюс грязное белье, которое ведущие рассматривают под микроскопом. А школа стоит не на Луне: дети атмосферу всеобщего невроза впитывают мгновенно. Современному обществу нужна длительная педагогическая терапия. Нужно принять как факт, что виноваты сегодня все и перед всеми. Прежде всего, взрослые перед детьми.
Все это выливается в агрессию, которую я разбираю практически каждый день. Это те случаи, которые мне прилетают, как специалисту.
Например, в Пензе учительница заклеила рот первоклассницы скотчем. И это проблема, психологическая травма. Учительницу, скорее всего, не посадят, будет условный срок. Но она потеряет профессию. Начинаю разбираться. Выясняется, что у ребенка СДВГ — синдром дефицита внимания и гиперактивности. Интеллект — в норме, но, если говорить по-простому, у ребенка шило в одном месте. И к такому ребенку нужен особый подход. Как раз на стыке педагогики и медицины, где мы сегодня и работаем. Но это мы — «Школа Ямбурга». А кто учил работать с такими детьми ту самую учительницу? Да никто. А научить надо. Тогда не будет ни скотча, ни заклеенных ртов.
«Будут казаки с шашками»
Я все время думаю про 90-е, которые сейчас называют «лихими». Жрать было нечего, зарплату не платили, но мы были свободными и глаза у нас горели. Я это время не переоцениваю, но сегодня все более-менее прилично, а глаза потухли, трусость огромная в принятии своих решений. И какая же каша в головах!
Главная фигура в образовании у нас сегодня — православный военрук. Я по всей стране мотаюсь, и в этом году в Пензе увидел казачий информационно-технологический лицей. Не сразу понял, что это за история. Ребятишки с казачьими шашками. В Пензе никогда не было казаков, но дело в том, что губернатор помешан на казаках и дал команду: будут казаки с шашками. Но дети не идут. Тогда директор открыл специальность «информационная безопасность»: ребята без работы не останутся.
Я залез в программу и не знал, плакать мне или смеяться. Написано, что цель этого лицея — создание казачьих дружин для очистки интернета от крамолы. Так ты либо трусы надень, либо крест сними. Невозможно это совмещать. Шашки на всякий случай они носят, но больше с гаджетами. Опять конспирология и крамола. Это же извращение!
Так чего мы удивляемся, что при такой тревожности в головах у взрослых очень сложно сохранить то, что называется морально-психологическим климатом.
«Не верю в высокую культуру, когда воняет из сортира»
Знаете, я чем горжусь? Я полмира с лекциями объездил. В Англии меня пригласили в исторический музей города Йорка. У нас в музеях что? Пулеметы, знамена, пушки. А там подвели меня к стенду «История унитазов Англии», из которого я с ужасом узнал, что наше деревянное «очко» в Англии было в 12 веке, а в 13 веке появились фарфоровые вазы. Передо мной стояла пожилая пара, и мадам говорит мужу: «Я не понимаю, как этим пользовались в 12 веке!». Я думаю: «Сволочь, приезжай ко мне на дачу, я тебе покажу, как в 20 веке пользоваться».
Разозлился и решил, что буду с этим бороться. У меня вышла книга за границей, заплатили долларами, жене наврал, что без гонорара. И построил в школе первый европейский туалет для девочек. Потом пришли мужики: «Мы тоже хотим!». Так вы же заплюете? — «Нет». И кто бы ко мне не приезжал, первым делом я веду в туалет и объясняю: не верю в высокую культуру, когда воняет из сортира.
Я, конечно, нарвался. Куда бы я ни приезжал, первым делом меня ведут в туалеты и показывают, что там чисто. Это мой главный вклад в культуру, а не книги.
«Заласкали и удивляетесь самоубийствам»
Я пишу в новой книге о том, что детям нужно рассказывать о смерти. У меня была ситуация, что второклассник перебегал Ленинский проспект и погиб. Родители попросили подвезти гроб к школе, чтобы товарищи могли с ним попрощаться. Я попал в очень серьезную проблематику. Понял, кто-то скажет: нечего надрывать психику детям.
Но у меня большой личный опыт. Мама учительница. Папа был простым рабочим, рано умер. Я не помню подробностей, мне было шесть лет, но у меня осталось уважение к отцу, которого провожал весь завод. Я дал команду: если кто-то считает, что это не нужно, детей в этот день в школу не приводит. А если считает, что у людей, даже маленьких, должен быть опыт, возможность попрощаться с товарищем и положить цветок, пусть приходят.
Это было 10 лет назад, и 80% родителей детей привели. Сегодня таких, наверное, было бы 30-40%. Потому что заласкали. Везде же слоганы — «Живи на яркой стороне». А потом возникают самоубийства. У детей ощущение, что это как в игре-стрелялке.
У меня одна дуреха два года назад была с попыткой самоубийства. Мальчик от нее ушел. Она еще не знает, что мальчики, как автобусы, — один ушел, другой пришел. После она в качестве волонтера стала работать в больнице с тяжелобольными детьми. Очень важно перемешивать больных и здоровых. Когда она увидела, как эти девчонки борются за жизнь, как они учатся, поняла, что ее собственные проблемы — такая ерунда. Все становится на свои места.
Когда мы разрабатывали обучение для тяжелобольных детей и с академиком Румянцевым ходили по палатам в 1986 г., мы видели, как онкобольные дети играют шлангами от капельниц и обсуждают, кто раньше умрет. Застрелиться можно было!
Но прошли годы, и сегодня в клиниках по нашим методикам работают десятки тысяч учителей и детей. Вы не поверите: даже паллиативные дети участвуют в олимпиадах и хотят это делать. И мы учим их, хотя им месяца три осталось. Мне говорят: это благородно. Да пошли вы к черту! Неизвестно, кто кому больше нужен — здоровый больному или больной здоровому.
«Педагогика важнее экономики»
Если говорить о целях воспитания, то это расширение внутренних степеней свободы человека. В этом смысле я глубоко убежден, что педагогика важнее экономики. Я это берусь доказать везде. Объясняю, почему. 20 век был омерзительно тяжелым и одним из самых кровавых в истории человечества — Холокост, Гулаг, но 21-й будет еще тяжелее. Будущие войны будут за воду, а не за энергоносители. Мир напрягается до предела.
Распутать все те узлы, которые мы оставим, смогут только люди, внутренне свободные. Раб эти сложные проблемы решить не сможет — он боится ответственности и только берет под козырек. Но не надо путать свободу и вольности. Вольность — это вольному — воля, пьяному — рай. Иван Грозный был вольный человек, охранник в магазине — вольный человек: «что хочу, то ворочу». А свобода всегда сочетается с ответственностью, умением слышать друг друга и находить компромиссы.
«Переборщили с комфортом»
Я все время сравниваю системы образования разных стран. Посмотрел шведскую систему образования. Переборщили они с комфортом. Разговаривал с нашими учительницами, которые вышли замуж за шведов и там преподают. Они говорят: «Возьмем музыку. Это гаммы, рука болит — тяжело. Иностранцев можно заставлять заниматься, а шведов не тронь — нужно, чтобы все было комфортно, чтоб всех любили и психологически не надрывали».
Или в Германии сидел я на уроке математики и про себя смеялся: учительница путала признаки и свойства параллелограмма. Я потом спрашиваю: ты почему путаешь? А она: «Да ладно, оно им надо?». Никого не расстраивает. Это тоже крайность.
В больших школах есть своя опасность (не видишь конкретного ребенка в общей массе детей), а в частной школе другое — ты становишься полностью сферой услуг. Родители платят бабки, ты от них зависишь. Начинаешь смотреть — стоят «четверки» и «пятерки», а я бы ему и «два» не поставил. А все ради того, чтобы <ребенку и родителям> было спокойно, комфортно.
Я не пессимист. Я глубоко убежден, что учитель с постной рожей вообще не имеет права работать. И я не хочу, чтобы наши люди жили в дыре, но комфорт демотивирует. Как пелось в фильме Ролана Быкова: «Это очень хорошо, что пока нам плохо». Это держит нас в тонусе.
Текст написан по итогам лекции Евгения Ямбурга в Ельцин Центре
Источник фото: Ельцин Центр, фотограф Любовь Кабалинова