«Пока что я шарлатан». Как чайный гуру стал лечить бизнесменов от депрессии и аллергии

Григорий Потемкин, владелец интернет-магазина RealChinaTea и организатор туров по чайным плантациям, вернулся в Россию после десяти лет, проведенных в Китае, чтобы работать психотерапевтом.

Оптовым и розничным бизнесом, связанным с продажами чая, он управляет через интернет вместе с тремя помощниками, отвечающими за финансовую часть, контакты с заказчиками и продвижение сайта. Остальные процессы г-н Потемкин перевел на аутсорсинг. Раз в неделю менеджеры, проживающие в разных странах, собираются на виртуальную оперативку — решать текущие вопросы и контролировать работу исполнителей. Задача руководящего звена — следить, чтобы продажи чая не сокращались, поскольку все творческие эксперименты финансируются из прибыли RealChinaTea.

Решение Григория Потемкина зарабатывать психотерапией многие посчитали странным — два года назад он делился намерениями расширить оптовые продажи, занять свою нишу в сегменте HoReCa и развивать туристическое направление, а теперь планы кардинально изменились.

Сам он уверяет, что его намерения очень серьезны.

Почему вы решили вернуться?

— Появилось ощущение, что надо так сделать. Однажды ты просыпаешься и понимаешь: пора все менять, потому что дальше — стагнация, а жить в стагнации невыносимо. Главное — преодолеть психологический барьер, который мешает идти дальше.

А в Китае вы не видели других возможностей?

— Менять один бизнес на другой — не прикольно. Денег можно заработать и больше, но счастья в этом не будет. Захотелось каких-то принципиально новых эмоций — они для меня важнее, чем логика, а своим ощущениям я доверяю. Почувствовал — сделал.

Но вы много лет рассказывали, что таких возможностей и такой свободы, как в Китае, у вас нигде больше не будет.

— Сейчас у меня похожее ощущение от Москвы, хотя, может быть, не такое яркое. Многому приходится учиться заново, пересматривать свои представления о социальном статусе, деньгах и пределах возможностей. Амбиции не позволяют мне довольствоваться малым.

Вам не мешает, что порядки в России отличаются от китайских?

— Я не хожу по чужим монастырям со своим уставом, а мимикрирую — приспосабливаюсь к окружающей среде. В Китае ко многим вещам относятся проще — там можно быть миллиардером и ходить в трениках. Москва — другой мир. Тут нужно держать фасон. Одежда, разговоры, места, где нужно бывать — нет мелочей, которыми можно пренебречь. Дурацкая игра, но не играть в нее не получается. Мне это далось не сразу, но постепенно я адаптировался. Для меня важно ощущение своей языковой среды. Тут я могу коммуницировать с любым человеком на автобусной остановке, в кафе, в банке, и он будет мне эмоционально близок. Это офигенное ощущение — в Китае такого нет. Даже понимая язык, традиции и культуру этой страны, ты все равно остаешься инопланетянином.

Когда вас увлекла психотерапия, вы сразу решили, что она станет вашим ремеслом?

— Я с самого начала знал, что хочу работать психотерапевтом.

Сколько лет вам потребовалось на подготовку?

— Четыре года назад я решил, что психотерапия — это мое. Сомнений не было. Если у тебя музыкальный слух, ты понимаешь, что сможешь играть на скрипке, и мнения других людей ничего не значат. Тогда я начал читать книги — сотни книг — буквально пожирал их томами. Потом искал в России практиков, у которых можно учиться, и летал к ним из Китая. Инвестировал в подготовку деньги и психическую энергию, но не испытывал усталости, скорее гальванизировал себя изнутри. Постепенно мне удалось наладить отношения с настоящими профессионалами

Кто они?

— Не знаю, уместно ли называть их имена.

Имена широкой публике ничего не скажут. Интереснее типаж.

— Это непубличные люди — они живут в пентхаусах, ездят на дорогих машинах, летают на вертолетах. У них серьезные пациенты — правительственные чиновники, олигархи. И проблемы, которые им приходится решать, совсем другого уровня. Эти специалисты настолько мощны внутренне, настолько сильны психически, интеллектуально и эмоционально, что по всем этим направлениям превосходят своих клиентов — иначе толку от психотерапии не будет. Со стороны эти ребята могут показаться странными, но все они от медицины, в белых халатах и мыслящие очень рационально. Мне всегда казалось, что я — такой же. Поэтому и парадигма общения была такая: покажите, что умеете, а дальше я справлюсь сам.

И они показывали?

— За деньги, естественно. Только на обучение я потратил десятки тысяч евро, не считая затрат на перелеты из Китая в Россию. Заодно прошел личную терапию. Это обязательное условие — пока ты не вылечил собственные косяки, стартануть не получится.

От чего вам пришлось избавиться, прежде чем оказывать помощь другим?

— Это целый комплекс историй, потому что речь не идет о конкретных узких задачах. Долгосрочная терапия — всегда история длиной в год. За это время опытный психотерапевт делает тебя другим. Идет неосознанная внутренняя работа, которую я не смогу объяснить корректно.

Что с вами случилось у психотерапевта, если вы пришли к нему одним человеком, а вышли другим?

— Пришло понимание: все, что с тобой происходит в эмоциональной сфере, никак не связано с внешними обстоятельствами. Ты сам отвечаешь за свои внутренние ощущения, не связывая их с семьей, друзьями, карьерой. Задача — достичь состояния, когда ты перестаешь ощущать, что чего-то не умеешь или не можешь. Все становится доступным, понятным и легким.

Вы учились в УГТУ-УПИ. Может ли работать психотерапевтом человек с техническим образованием?

— Чтобы официально заниматься психотерапией — сидеть в своем кабинете в центре Москвы, а за спиной — диплом в красивой рамке — необходимо медицинское образование и образование психолога. Затем — второе образование со специализацией «психолог-психотерапевт» или «психолог- гипнотерапевт». У меня сейчас нет ни того, ни другого, поэтому я — шарлатан. Таков мой официальный статус. Но я учусь в Бехтеревке (Психоневрологический институт им. Бехтерева — прим. ред.) и красивый диплом появится у меня через два года.

Техникой гипноза вы уже овладели?

— Это мой основной инструмент. Я не работаю на интеллектуальном уровне — «из головы в голову», а использую трансовые состояния — через наведение, и погружение. Это вещи, которые так настораживают и пугают обывателя, но именно такая парадигма предполагает чудеса, эффективность и скорость.

То есть пациента, который к вам приходит, вы погружаете в транс?

— Любой, кто входит в мой кабинет, с порога попадает в состояние транса. Но речь не идет о трансе, который нам показывают со сцены. Это скорее легкое поверхностное состояние измененного сознания, когда пациент видит и чувствует все немного иначе, зрение становится расфокусированным — линии чуть плывут. Если считать по шкале от ноля до ста, где 100 — сомнамбулизм, я работаю в диапазоне «0 — 10». При этом у пациента притупляются защитные реакции, критический настрой, и терапевту уже не нужно преодолевать его сопротивление. Результата, который психолог получает за 10-15 сессий, психотерапевт добивается быстрее.

Если к вам придет человек с психическим расстройством, вы станете им заниматься?

— С психически больными я работать не буду — это задача психиатров. Другое дело, если мы говорим о панической атаке, эпилепсии, легких формах биполярного расстройства или депрессии (бытовой, не клинической), все это — моя компетенция. Есть два вида терапии — краткосрочная и долгосрочная. Краткосрочная — когда есть четко сформулированная задача. Например, психосоматическая — у человека аллергическая реакция на помидоры, кошек, пыльцу. Это можно убрать за одну сессию. Половой герпес или псориаз — за две-три сессии. Я всегда продаю услуги пакетом — от трех сессий, по полтора часа каждая. Долгосрочная терапия требует больше времени. Та же депрессия — это состояние, которые надо наблюдать в динамике. Тогда я встречаюсь с пациентом каждую неделю — три-четыре месяца подряд.

Как давно вы практикуете?

— Я занимался этим еще в Китае. Когда уже начал учиться и быстро все схватывал, мне сказали: прогресс будет, когда ты начнешь практиковать. Без вариантов.

Сделать это было непросто — вы спокойно живете, продаете чай, а тут — бац! — надо лечить людей. Я стал практиковать среди русских, проживающих в Китае. Клиентская база была очень хорошая — в китайской индустрии моды большой спрос на европейские лица, и много девочек из провинциальных украинских городов работают там моделями. Снимаются для рекламы, ходят по подиуму, но обычно работают танцовщицами гоу-гоу — это тяжелый труд со сложным ночным графиком, алкоголем и сигаретами. И есть такая тема — в социальной среде, из которой они вышли, много детского насилия, в том числе, сексуального. Из-за шоковой ситуации порог чувствительности тела снижается — девушки могут беспробудно пить каждую ночь и не чувствовать урона для своего здоровья. Многие становятся гениальными танцовщицами гоу-гоу, но счастья это не добавляет. Психотерапевт может вернуть им интерес к жизни.

Когда заработало сарафанное радио, ко мне пошли клиенты, и через два месяца я стал востребован.

С тех пор вы зарабатываете как психотерапевт?

— Я сразу начал брать деньги за свои услуги, набил руку и почувствовал уверенность, а потом понял, что не могу больше работать с представителями одного социального уровня. Надо развиваться — все звезды терапии охотятся за сложными случаями. Чувство, что ты способен на большее — лучший мотиватор. Собственно, это и был один из поводов, чтобы вернуться в Россию. В Москве я возобновил практику, сначала неуверенно — были внутренние барьеры, дальше — больше, и теперь я принимаю пациентов пять дней в неделю.

Ваши пациенты в Москве — кто они?

— Это очень разные люди — и по возрасту, и по статусу. Психосоматика, фобии, сексуальные проблемы, истории про счастье. Нет узкой специализации. Не уверен, что хотел бы я на чем-то специализироваться. Мне интересно все.

Вы тоже хотите получить крупных клиентов, с которыми работают психотерапевты, известные в узком кругу?

— У меня есть очень яркая внутренняя мотивация, которую я могу пощупать руками — это популяризация психотерапии. Всю жизнь заниматься кабинетной практикой мне бы не хотелось — это серьезная пахота и большие нагрузки. Другое дело — делиться опытом. В современной психотерапии появилось множество уникальных инструментов, о которых интересно рассказывать. Сотни миллионов людей по всему миру страдают из-за аллергии и глушат ее лекарствами. Хотя абсолютное большинство таких реакций можно убрать на всю жизнь и амнезировать так, что клиент о них даже не вспомнит. Причем особых усилий для этого не потребуется. Но психотерапевты не умеют говорить об этом публично из боязни прослыть шарлатаном. А меня это наоборот мотивирует. Сделавшись профессионалом, я уже через два-три года начну объяснять нюансы ремесла широкой публике — грамотно, с юмором, с позитивом, с медицинскими терминами и на примерах из собственной клинической базы.

Как вы собираетесь это делать?

— Думаю, это будет трансляция на YouTube-канале, не привязанная ни к какому формату. Просто информация о клинических случаях — что было / как стало / как мы этого добились. Если об этом рассказывать, можно собрать пул понимающих людей, а за ними — и непонимающих, но стремящихся понять. Предвижу, что моя история вызовет волну негодования. Но я занимаюсь этим потому, что не могу не заниматься. Чтобы стать профессионалом, нужно время — над этим я сейчас и работаю. А что будет дальше, рассудит время.

ФОТО: личный архив Григория Потемкина