«Губернатор должен был дать леща, но подарил галстук». История Вячеслава Трапезникова

Вячеслав Трапезников, глава администрации Орджоникидзевского района Екатеринбурга (экс-глава Гильдии строителей Урала):

 

— Я могу считать себя коренным свердловчанином: семья моя — и отец, и мама — родом из поселка Старопышминск, что в 10 км от Екатеринбурга. Он был основан при широком освоении Урала и Сибири на 63 года раньше областного центра и служил перевалочной базой. По матери моя фамилия Устюжанин, много лет я интересовался, что она означает, и однажды в одной из книг Гумилева нашел очень подробное описание процесса освоения Сибири: шел он по рекам, в том числе, по Чусовой. Казаки участвовали в качестве военной силы, а гражданских колонистов звали устюжанами — так как шли они обычно с севера, с Вологодской земли, очень часто из Устюга. В Старопышминске есть памятник погибшим в Великой Отечественной войне, там колонки с фамилиями и половина — Устюжанины. Лет в 5-6, когда я только научился читать, обнаружил это совпадение на памятнике, думал тогда: «Почему это все родственники, что за безобразие?». А потом стало так очевидно: я — прямой потомок тех самых колонистов, которые пошли покорять Сибирь с севера Руси и остались в этой конкретной точке на Урале.

  

В Старопышминске есть древнее кладбище с памятниками XVIII в., можно разобрать надписи на надгробных камнях. Там тоже есть фамилии Устюжанин и Трапезников. Причем с последней все проще: в тех краях был монастырь, который разрушили после революции. Трапезник — это повар при монастыре. Когда я эти вещи осознал про себя, мне стало комфортнее жить: я ощутил свою укорененность, и это для меня не просто слово. Я очень люблю эту землю, то время, которое в детстве там проводил. Считаю себя екатеринбуржцем, но от Старопышминска уральский мегаполис не отделяю — это совершенно точно абсолютно единый ареал.

 

Для меня очень важно, чтобы мои дети знали об истории своей семьи. Очень важно, чтобы для них ощущение своего рода начиналось не только с меня. И в свое время, конечно же, свожу их в те места, где появился их род и по сути прожил эти столетия.

 

Детство мое прошло в Свердловске, в коммунальной квартире «на пятаке» — это очень широко известный в узких кругах жилой дом на проспекте Ленина, 5. Дом считался неблагополучным, как сказали бы где-нибудь в исполкоме. Мама моя была инженером в институте «Уралгипромез», подрабатывала где могла. По всему я не должен был поступить в школу №9 — обкомовскую, элитную, но мать взяла меня за руку и повела именно туда. В «девятке» тогда уже, в 1985 г., были вступительные экзамены в первый класс. Помню, надо было что-то прочитать, пересказать… Мама сказала, что если я поступлю, она купит мне трехлитровую банку томатного сока. За томатный сок я был готов и не то сотворить! В итоге поступил, а сок мама так и не купила. Сердце мое было разбито.  

 

 

Конечно, школа меня сделала. Для меня это больше чем альма-матер, это совершенно сакральное место. Я очень горжусь тем, что закончил «девятку», несмотря на то, что, начиная класса с шестого, меня оттуда регулярно пытались выгнать — за «особые успехи» в химии, физике и математике. Но на каждом педсовете обязательно брал слово учитель литературы или истории, и они меня отстаивали — по части гуманитарных наук я успевал неплохо. Судьба вела меня на филфак, но в 1995 г. поступать туда было, мягко говоря, немодно: было понятно, большую половину жизни потом проведешь в общежитии. Поэтому отправился в юридическую академию, о чем совершенно не жалею и с убежденностью всем говорю: в высшем образовании главное — специальность. Я большой противник менеджерских факультетов или специальностей в экономике. Даже в философии. И в журналистике, кстати говоря. Глубоко убежден: профессии подобные факультеты не дают. Если у тебя есть призвание, работай журналистом, но надо иметь специальность, знать жизнь с профессиональной точки зрения. Как строители, юристы, медицинские работники.

 

Базовое образование дало мне невероятно много, оно было очень системным — судебно-прокурорский факультет. Я мог стать прокурором или судьей. Со второго курса вышел на работу по специальности, что тоже считаю большим достижением, сделавшим меня как личность. Вообще же работал я со средней школы, в каникулы, а после первого курса в очередной раз был кровельщиком и получил производственную травму — прыгнул на торчащий из доски гвоздь. Мягко говоря, было очень больно — я не мог ходить, до туалета прыгал с табуреткой, особо не вставал, лежал неделю и думал, что надо мне заканчивать с работой руками. И здесь проявилось важное качество — настойчивость. Считаю  ее ключевым фактором успеха в жизни. Не мудрость, не деловую хватку, не умение дружить — все это вторично. У Евгения Чичваркина* есть книга «Если из 100 раз тебя послали 99». Вся идея в том, что ты должен и в сотый раз пойти и лбом в эту же стену удариться. Я согласен с этим на 100%.

 

Юрист

 

В общем, я встал с дивана, хромая, пошел разговаривать со всеми, до кого мог дотянуться — в основном, кругом общения были ребята из школы №9. Просил взять меня на работу в офис на любых условиях — я ведь уже почти юрист, первый курс за плечами! Отец одноклассника откликнулся, и буквально через несколько недель я вышел на работу в компанию, которая занималась международной торговлей. Хорошо помню первую зарплату — 42 рубля. Весьма немного. Три года ездил через весь город — с ул. Комсомольской на Юго-запад, зато первый контракт на $5 млн составлял, когда мне было 18 лет. Драйв неимоверный! Причем работать взяли менеджером, но я очень быстро стал заниматься юриспруденцией: корпоративное право, суды. Полноценно выполнял юридический функционал, в результате к четвертому курсу уже сам себя содержал. Пусть не было автомобиля, зато был пейджер, костюмы и портфель Petek — эта вещь была просто невероятно крутой! 

 

 

На тот момент мне было уже все понятно про свою жизнь: когда куплю машину «девятку», когда «девяносто девятую», когда однокомнатную квартиру, когда двушку, когда женюсь. Фирма чувствовала себя неплохо, это была не шарашкина контора, а вполне достойная компания. Я уже чувствовал себя уверенно — компьютером владею, знаю нотариусов и где вход в суд. Амбиции бурлили, хотелось свой бизнес. А амбиции — второй элемент успеха после настойчивости. 

 

Хорошо помню начало учебного года на четвертом курсе: мы с моим другом, который тогда «спал за деньги» (подрабатывал ночным сторожем), сидели на паре и в который раз прикидывали на листочке, сколько нужно средств, чтобы открыть свою фирму. Расчеты были на уровне: три пачки бумаги, б/у-шный принтер — итого 200 рублей. Случайно наткнулись на объявление — «сдаю юристам офис за услуги». Дело было в среду. В четверг мы уже посмотрели помещение. Офисом его назвать было нельзя, это была комната в цехе на территории Верх-Исетского завода — стенки из крашеной фанеры… Клиентам попасть туда было непросто — нужно было звонить на проходную, заказывать пропуски, встречать. Хорошо помню, что ночь с четверга на пятницу я не спал, потому что надо было принять очень важное решение. В пятницу утром я написал заявление об уходе.  

 

Пришел к директору, которого до сих пор очень уважаю и ценю. Для него мое решение было неожиданным, но отговаривать не стал. В понедельник я лишился зарплаты, денег, чтобы оплачивать пейджер, и вышел в помещение в цеху. Питались мы тогда булками с корицей, которые покупали на проходной ВИЗа, лапша «Доширак» считалась роскошью, приходилось брать что попроще. Сами зимой в мороз ходили по району и клеили объявления с рекламой своей фирмы на подъезды. Портфель Petek был единственной приличной вещью в том офисе, элементом интерьера: когда приходил клиент, мне нужно было так поставить этот портфель, чтобы сидеть на его фоне. К слову, клиентами, в основном, являлись проблемные бабушки. Ничем, кроме как дешевизной, мы не могли заполучить клиентов. Работали практически в прямом смысле за еду. Но, так или иначе, фирма сложилась и просуществовала до 2001 г. 

 

И сегодня, когда я разбираю иногда десятками и даже сотнями письма — обращения граждан, жителей нашего огромного района, те самые вопросы к власти, очень часто я вспоминаю годы, когда по сути те же самые запросы, простые, житейские, но такие важные для людей мы рассматривали с точки зрения адвокатской практики. И действительно пытались и очень часто находили способы помогать людям. Таким образом трансформируется жизненный опыт, и возможно, то, что вы делали 10-20 и даже больше лет назад, когда-то окажется для вас и значимым, и чрезвычайно полезным.

 

А потом я попал в «Уралтелеком» на невероятную для 23-летнего молодого человека высоту — возглавил юридическую службу в компании, где работало много тысяч человек. Работая на аутсорсинге, мне удалось выиграть суд, который был глубоко принципиален для предприятия на тот момент. В итоге получил предложение возглавить их юрслужбу. Работы было много. «Уралтелеком» тогда сливался с «Уралсвязьинформом», с ГТС. Я бы там, может, и дольше проработал, но в тот момент екатеринбургская команда проиграла при слиянии с пермской, и вместе с генеральным директором мы вынуждены были уйти. 

 

Как самостоятельное юридическое лицо «Уралтелеком» прекратил существование осенью 2002 г.

 

То время ценно тем, что я получил очень большой корпоративный опыт. Вообще всегда говорю сыну: опыт нельзя заменить ничем, он обогащает тебя по-настоящему. Поэтому всегда настаиваю, чтобы он ездил куда-то, что-то делал. И книжки, конечно, его пытаюсь заставить читать, и стихи учить. Но любой новый опыт — это самое важное, что человек может получить. У меня к 2004 г. этого самого опыта было очень немало. После «Уралтелекома» я даже успел поработать в политике — помощником депутата Заксобрания, а также завести собственную адвокатскую практику. 

 

Строитель

 

А дальше повторилась история с удачно сложившимися обстоятельствами. В 2004 г. мы с моим многолетним другом и компаньоном поняли, что юриспруденция нас уже не так увлекает. Мы были готовы к большим масштабам. Сейчас я думаю, что лучшую эпоху для развития своего дела застало именно наше поколение — с 2002 по 2014 гг. В это время мы решили строить — видели, что эта сфера набирает обороты.

 

Для входа в строительство у нас не было ничего. От слова совсем. Один клиент — строительная компания, чьими делами мы занимались. Все. То есть с нуля мы стали искать партнеров, чтобы создать строительную компанию. Пять раз были посланы, 10, 30… А потом внезапно оказалось, что в город едет американский инвестор, которому про нас уже писали наши далекие знакомые, жившие в Штатах. Мы его приняли, показали город, доказали его возможности. И все случилось — инвестор сказал «да». 

 

Эта история научила меня одному правилу, которое тогда, да и сейчас, на новом месте, меня не подводит. Если ты приходишь с правильными идеями к людям, то они почти всегда тебя слышат и почти всегда помогают.

 

 

Очень важно формулировать правильные, исполнимые, но при этом, конечно же, амбициозные задачи. И в этом случае, несмотря на все препятствия, у вас, скорее всего, получится.

 

Не обошлось без ошибок. Но успевали оперативно реагировать.

 

 

Некоторые объекты ГК «Астон» — ЖК «Акварель» и «Астон Плаза»

 

На начальном этапе строили на деньги партнера — возвели три дома. Потом появились банки, ипотека. И все шло весьма неплохо, мы создали собственную генподрядную организацию, способную строить 14 объектов параллельно. Создание генподрядчика стоило нам много своих и заемных денег, в кризис мы вошли в очень неудачный момент, на пике кредитной нагрузки. Выручка у нас упала со 120 млн руб. в месяц до 5 млн — такое представить было невозможно! К тому же, «скончался» банк, который был кредитором и заказчиком многих объектов — по сути, в качестве подрядчика мы разом потеряли 10 домов. И это было больно. Нынешний кризис объективно хуже, но в 2008 г. было больнее. После 2008-2009 гг. мы уже не брали столько кредитов, не позволяя себе становиться такими уязвимыми. 

 

В 2009 г. была реальная угроза получить обманутых дольщиков — возникла просрочка по двум домам, и шанс, что мы сольемся с рынка, существовал. Но мы убились, вывернулись наизнанку и все объекты достроили. С долгами рассчитывались пять лет. С американским партнером после кризиса разделили бизнес — подписали все мировые соглашения, расстались ровно, без судов и скандалов. 

 

Компанию удалось сохранить, она существовала и после того кризиса, построила еще несколько домов. Помню свой искренний восторг, когда в 2010 г. мы начали новую стройку — все ожило, вернулись покупатели, мы смогли отыграть и реализовать госконтракты. Но стали гораздо более осмотрительнее, уже совсем по-другому подходили к инвестициям.

 

Общественник

 

Если честно, уже в школе почувствовал, что мне интересна общественная и общественно-политическая работа. Во время учебы в «девятке» был директором центра культуры и много чего еще делал по общественной линии. Поэтому когда получил предложение возглавить Гильдию строителей Урала, принял его с радостью, и эта работа изменила мое отношение к жизни. Когда я приходил туда, Гильдия еще была Ассоциацией строителей Екатеринбурга — совершенно добровольной структурой, которая существовала, с одной стороны, на некой комплементарности базовых строителей города плюс за счет административного ресурса. Но в тот год создавался институт саморегулирования в строительстве, членство в СРО стало обязательным, и игроки массово вступали в Гильдию. Взносы, которые они платили, позволили создать серьезный эндаумент-фонд — мы накопили несколько десятков миллионов рублей и сохраняли их все годы. Деньги эти работают на Гильдию до сих пор.  

 

 

Мы могли бы сидеть на выдаче допусков и ежегодно стоять на проверках, тогда никто бы про Гильдию ничего не услышал. Лоббирование и ивенты вообще не входят в функции СРО. Вы же не ждете, что, например, федеральный лицензионный центр при Госстрое начнет что-то подобное делать. Но мы творили, создавали смыслы. И за возможность это делать надо сказать спасибо президенту Гильдии, моему другу и учителю Сергею Лекомцеву. Шесть лет в Гильдии были классными. Самореализация — это еще одно главное слово в моей жизни, помимо настойчивости и амбиций. Мы делали вещи, которые казались невозможными, а это самое лучшее! Кажется, что невозможно собрать $1 млн без крупных корпораций и сделать международный форум с нуля. Оказалось, можно. А можешь — значит, должен.   

 

Я горжусь тем, что мы сделали самый масштабный и яркий День строителя, горжусь форумом высотного строительства 100+ Russia и много еще чем — по-хорошему лоббистской работой в интересах всей отрасли. Горжусь забавной историей, как однажды на президиуме правительства Александр Мишарин, бывший тогда губернатором, подарил мне галстук. Я был тогда байкером-неофитом, а они все сумасшедшие. Везде ходил в одежде Harley-Davidson, и к губернатору явился без галстука. Хорошо выступил, доклад про инвестпривлекательность понравился. А Мишарин — человек суровый. Я потом уже понял, что он должен был мне леща дать за мой вид, а он вместо этого позвал помощника, и тот мне передал коробочку с запиской и хорошим новым итальянским галстуком. Записку с добрыми пожеланиями я, к сожалению, потерял, а галстук тот иногда надеваю.

   

То время — с 2010 по 2014 гг. — для строителей не было хорошим, оно было лучшим! И административные механизмы уже сложились, и схемы подключений стали прозрачными — не было такого, что получаешь техусловия дороже, чем стройка. Было уже и имя, и пройденный кризис. Мы для себя решили, что больше двух домов параллельно не строим. Так и делали. В январе и в июле 2015 г. сдали очередные два объекта, и мне уже было хорошо понятно, что ситуация на рынке ужасающая. Лидеры еще могут за счет внутренних резервов пережить сжавшийся спрос, хоть и очень серьезно сократив объемы ввода, а небольшие компании, такие как наша, не имеют большой подушки безопасности или варианта с госзаказом. Так что принимать на себя риски сокращающего рынка было безответственно. Опыт 2008 г. не позволил нам рискнуть и увеличить кредитную нагрузку. И, наверное, это было одно из лучших решений. Если бы мы снова вошли в займы, была бы совсем другая история. 

 

 

К настоящему моменту бизнес прекращен. Я считаю этот этап своей жизни завершенным и завершенным сданными объектами, сотнями семей, которые живут в домах, которые мы построили. 

 

Чиновник

 

После окончания первого форума 100+ Russia в 2014 г. пришло желание и готовность идти дальше. Когда получил шанс возглавить Орджоникидзевский район, воодушевился — смогу что-то делать для города.

 

Уралмаш и Эльмаш я не знал. Совсем. Я понимал, что это мой очень серьезный недостаток. Но сейчас осознаю: это уникальное место — территориально и ментально очень самобытное. Не хочется ассоциировать себя в Недом Старком из «Игры престолов», но иногда я называю нас хранителями Севера. Причем район совершенно не соответствует своему люмпенизированному образу — по развитости культуры, образования, медицины он в городе лидирует. 

 

Конечно, раньше полномочия райисполкомов были в десятки раз больше, чем сейчас у администраций. Но отсутствие прямых властных полномочий не просто ничего не меняет, наоборот — глава района даже при такой расстановке должен быть хозяином на своей земле, обязан к каждой проблеме относиться, как к своей. Даже если нет прямых юридических полномочий, проблему нужно решить. История со стихийной торговлей на кольце Эльмаша не решалась много лет. Решили. Была ситуация в школе искусств на ул. Ильича — ребята ходили туда через две помойки, и не было юридического решения. Но сейчас дети могут безопасно ходить в школу по отделённому коридору. И таких кейсов достаточно много. Просто нужно жить с ощущением, что ты здесь отвечаешь за все — федеральный ли объект, областной, частный — не важно.  

 

Одним из первых моих решений, получивших публичное освещение, был снос кафе «Тандыр» на проспекте Космонавтов. Оно никому не мешало, но, проезжая по прекрасному проспекту, который сам по себе градостроительный памятник своей эпохи, и видеть на красной линии 300-тысячного района, города, по сути, это самопальное кафе... У меня начинала кровь идти из зубов, причем я узнал, что три года назад был издан документ о сносе «Тандыра». Бумагу мы подняли, организовали демонтаж. И в этой сфере в районе есть флажки, за которые нельзя забегать.  

 

 

 

За первый месяц работы я похудел на 5 кг. Нельзя сказать, что я не ел — это произошло на сжигающей стрессовой почве. Было ощущение, что тебя поместили в другую вселенную с иной системой координат, с другим составом атмосферы, и тебе надо отрастить жабры и щупальца, чтобы жить здесь. Адаптация легкой не была. В январе, заступив в должность, я представлял, что мне дали трактор с рычагами, причем ни один не подписан, а половина сломана, ночь, непонятно, куда ехать, и что будет, когда дернешь рычаг. В начале марта стало понятно, что один рычаг позволяет ехать вперед-назад, а к концу месяца ночь сменилась на утро и показалось солнце. Сейчас, после десяти месяцев работы, солнце взошло, границы поля понятны, пара рычагов еще, может, осталась обломанной, но борозда за трактором уже видна. 

 

Мне это нравится. И конечно, это стало возможным благодаря той корпоративной культуре, которую поддерживает в работе всей администрации Александр Якоб. С одной стороны, меня никто не одергивает. Не направляет. Не учит — с кем дружить, а с кем нет. Я вправе состояться как руководитель сам. Обратная сторона этой автономии — ошибки. Они тоже мои. Мне их делать, мне и исправлять. Однако, автономия не означает отсутствие вовлеченности. Я знал это и раньше, но сейчас вижу ежедневные подтверждения. Команда города — это действительно Команда. Начиная с главы Администрации, каждый всегда доступен. Совет, одобрение, ускорение бумаги, любой повседневный, но важный вопрос можно решать опираясь именно на общее желание работать.  

 

В целом работая чиновником можно получить потрясающие результаты, если в эту работу вкладывать душу и убрать страх. А у чиновников очень много профессионального страха — на каждого приходится 15 контролирующих и проверяющих людей, а это с точки зрения производительности труда очень демотивирует. 

 

К креслу главы района можно отнестись как к отбыванию должностной инструкции, но я в первый же день объявил свою программу: про обустройство дворов, реформу квартальных, возрождение дворового футбола. Это было рискованно — на тот момент я не знал, возможно ли это в принципе, хватит ли ресурсов все это реализовать. Но приходил с этими программами на встречи с населением, советы директоров к руководителям крупнейших предприятий района. Сейчас я внутренне спокоен: это не просто реализуется, а уже на этапе полноценной имплементации — все или уже случилось, или как минимум  доказало свою состоятельность. Я мечтал, чтобы в этом году удалось обустроить пять дворов, а у нас в программе их сейчас уже больше 30. Мечтал найти деньги, чтобы отремонтировать пять кортов, а сегодня подписаны шефские соглашения по восстановлению кортов с предприятиями района по 27 кортам!

 

 

Потому что когда приходишь к людям с правильной идеей, они помогают.   

 

С первого рабочего дня любой исходящий документ я подписываю сам и все входящие расписываю тоже самостоятельно. Тем самым добавил себе ровно 50% работы, хотя мог этого не делать — обычно все письма по своим направлениям подписывали замы. Я приезжал в семь утра, потому что шло громадное количество писем, жалоб: на самом деле администрация района — это большой почтовый ящик. В 85% случаев ты не можешь содержательно помочь, но должен ответить. Оставшиеся просьбы легче — теоретически можешь хоть что-то сделать для этих людей, и важно не полениться, добиться результата. Я понял, в чем смысл жалоб, — это реальная система демократии в действии. Обязанность органа власти отвечать на письма в течение 30 дней — это базовый демократический институт, он не менее важен, чем выборы.  

 

Город — живой организм, и не надо пытаться вставить в жизнь формулы. Например, проблема нелегальных парковок — она есть. Но давайте по-честному: парковки нужны. Легализовать сегодня все, которые есть, невозможно. Нужно ли бороться с ними как Дон Кихот? На мой взгляд, нет. По большому счету, от нелегальных парковок нужно, чтобы они не разрушали благоустройство и содержались в приличном состоянии. Если выбирать, будет машина припаркована на пусть нелегальной, но оформленной, безопасной, освещенной парковке, или будет во дворе на газоне или на тротуаре месить грязь, я выберу первое.  

  

Но есть базовые вещи, за которые необходимо бороться: внутри пешеходного трафика не должно быть торговых развалов, а на газонах — незаконно припаркованных авто. Пригодился строительный опыт и базовое юридическое образование — мы создали юридический механизм, который позволяет штрафовать «гряземесов» (автомобилистов, превращающих газоны в грязевые ванны). Административная комиссия еженедельно выносит до 200 протоколов. Когда же в январе я называл квартальным плановые цифры, на которые мы могли выйти по протоколам, они со мной даже не разговаривали. Я с таким же успехом мог бы назвать «миллиард миллиардов» — это не воспринималось как предмет для обсуждения.  

 

Количество — не самоцель. Важно создавать механизмы, которые работают на исчислимый, эффективный результат, остальное — не главное. Пока руководство города считает, что я могу находиться на этой должности, я бы хотел здесь работать.

 

 

Недавно с одним из коллег у нас вышла дискуссия о том, необходимо ли проведение каких-либо социологических опросов или исследований, для того чтобы выявить, так скажем, приоритетные задачи деятельности власти на любой из территорий. Я категорический противник излишней наукообразности, тем более там, где она не нужна. Достаточно провести 5-10-15 часов на приемах граждан на любой из территорий для того, чтобы понять, услышать самые острые вещи, самые наболевшие  проблемы. После чего выявить те, которые так или иначе поддаются решению. И составить список из трех, максимум пяти пунктов, которые могут быть решены в понятной, обозримой перспективе и начать действовать. 

 

Муниципальному чиновнику не нужно никаких исследований, достаточно информации из почты, из обращений граждан, чтобы точно узнать, что спрос на благоустройство дворовых территорий по сути один из важнейших. То же самое про освещение улиц, например, на отдаленных территориях, или организация, даже шире — социализация — придомовой среды как, например, то, что мы делаем в проекте «Футбол в каждый двор», вовлекая детвору в занятие спортом на дворовом корте. Это очевидные вещи для тех, который хочет слышать эти потребности и ищет механизмы для того, чтобы эти потребности удовлетворять.

 

Человек

 

Я очень хочу когда-нибудь сесть на мотоцикл и поехать в кругосветное путешествие. Этим хобби я увлекся лет шесть назад, до этого многие мои друзья катались на мотоциклах, но я считал их сумасшедшими, отрядом самоубийц, и с негативом относился к этому. Но в какой-то момент меня «развели» на тренировку на эндуро мотоцикле (эндуро — дисциплина мотоспорта, соревнования в которой проходят по пересеченной местности на большие расстояния. — прим. ред.). Помню, на полянке в лесу я сел на байк, попытался начать движение и через три минуты лежал между двумя березами — сделал «уши» (перевернулся на спину) через переднее колесо. Лежу, надо мной небо, вокруг травка, на мне — мотоцикл. Понял, что живой, и что это классно. Встал и снова поехал, стал серьезно тренироваться эндуро, занялся мотокроссом. Потом был перелом, еще один. И еще. После последней травмы от эндуро я отказался, но остался на мотоцикле.    

 

 

Я не люблю кататься по Европе — это мотоциклизм между ресторанами и отелями по Франции или Италии. Пробовал. Ужасно скучно.

 

 

Я люблю ездить, когда не знаешь, где будешь ночевать, и вообще холодно. Поэтому поездка на байке в Магадан — это одно из центральных событий в моей жизни, опыт, связанный с самопознанием, который остался со мной навсегда.  

 

 

Второе мое увлечение — виниловые пластинки, у меня их под 1000. К этому я пришел лет пять назад, причем понимать суть винила стал далеко не сразу. Да это и невозможно: нужны десятки часов, а просто прийти в магазин, послушать пластинку и сказать: «Да, хорошо» — так не бывает. Я сначала, когда пришел в магазин, просил продать мне «что-нибудь крутое, что с айфоном работает». Но стал слушать винил и постепенно понял: это — уважение к альбому как к произведению. В цифровую эпоху мы девальвировали музыку и фотографию — за счет доступности утратили уважение к этим видам искусства. Нет больше эффекта познания от прослушивания альбома, нет труда в том, чтобы достать его, поставить на проигрыватель, перевернуть. А познание — это важнейшая функция человека и эмоция, но они утрачены в силу доступности цифрового потока. Я же хочу воспринимать произведение в целом, уважать его.  

 

Музыкальные предпочтения у меня весьма разнообразные: на виниле есть и весь Егор Летов, и The Beatles, и весь шопеновский цикл Артура Рубинштейна… Причем я считаю, что для русской культуры Летов — фигура очень значимая, сравнимая с поэтами серебряного века. Кто-то может меня закидать помидорами за эти слова, но искренне в это верю.

 

 

А вот попсу не слушаю совсем. Не могу.

 

Интервью: Сергей Дружинин. Текст: Екатерина Стихина. Фото: Игорь Черепанов, личный архив Вячеслава Трапезникова, архив DK.RU