Как Спиваков, Россель и Черкашин спасали Уральский филармонический оркестр в 1990-е
«Шутка ли: на Урале не медведи ходят, а играют симфонии Малера». Эдуард Россель, Владимир Спиваков и Владимир Черкашин — о меценатстве, власти и личной ответственности. Интервью на DK.RU.
Владимир Спиваков, Эдуард Россель и Владимир Черкашин очно встречаются минимум раз в год — когда г-н Спиваков приезжает в Екатеринбург с концертом. В этот раз маэстро и его оркестр «Виртуозы Москвы» выступили 8 декабря в Свердловской филармонии.
«Я много лет приезжаю сюда. Знаю, что нас здесь ждут. Эдуард Эргартович всегда приходит с семьей, не пропустил ни одного моего концерта. Это очень важно. Не с точки зрения того, что власть приходит на концерт, а потому что друг приходит. Тут хранят традиции, и мне это дорого очень. И с Владимиром Черкашиным нас связывает много хорошего, он помогает нам сохранять эти традиции», — так, немного торжественно, начинает разговор Владимир Спиваков.
Эдуард Россель подхватывает:
«Жизнь так сложилась, что у меня было три друга, и все они погибли. Но Бог нас свел с Владимиром Теодоровичем, к которому я отношусь как к старшему товарищу, хотя по возрасту я старше. Я очень рад, когда он к нам приезжает, когда я вижу его, хочется жить».
Эта встреча была приурочена к юбилею создания благотворительного фонда Уральского академического филармонического оркестра (УАФО). Фонд появился в 1996 г. и стал уникальным примером системной финансовой поддержки музыкального коллектива. Фактически, это был первый подобный опыт в России. И все это — на фоне страшнейшей нищеты, падения экономики, безработицы.
Все трое имели к созданию фонда непосредственное отношение. Губернатор Эдуард Россель взял над оркестром шефство и подписал инициативу об учреждении фонда, он же лично убеждал бизнесменов войти в попечительский совет; Владимир Черкашин возглавил этот совет и продолжил работу с благотворителями; а Владимир Спиваков выступил «двигателем» процесса: именно он своим именем, статусом подтверждал важность этого дела.
О сердечности, которую нужно поддерживать
Если в 1990-е направлений благотворительности было немного, то сейчас тема широкого сбора средств на конкретные проекты проникла повсеместно. Практически у каждого крупного предприятия есть собственные благотворительные фонды и программы, малый бизнес все чаще стартует за счет краудфандинга, а люди привычно шлют благотворительные смс по призыву центральных каналов. Такое проникновение — это хорошо, уверены участники встречи, именно мелкие добрые дела создают основу для становления культурного общества.
Владимир Черкашин: Тема благотворительности становится привычной, это и целевые масштабные проекты, и совсем небольшие, но очень искренние действия людей. Часто они затрагивают так много народа, что это поражает воображение.
На нашем внутрикорпоративном портале на первой же странице есть объявление: «Нужна помощь». Если у сотрудника или у близкого человека сотрудника что-то происходит, мы сразу объявляем сбор помощи. Это совершенно нормально, и все, кто работает в Уральском филиале — а их 24 тыс. человек — всегда откликаются.
Очень важно, когда люди берут шефство над детскими домами. Потому что проникновение в непростые судьбы этих детей зачастую позволяет сплачивать целые коллективы. Например, наши инкассаторы по своей воле ездят в детские дома, проводят с детьми самые разные мероприятия, возят им игрушки. Казалось бы, суровые мужчины, которые работают в сложных, стрессовых условиях, в замкнутом пространстве бронеавтомобиля, переносят большие тяжести, а у них есть внутри тепло, и есть, куда его отдать. Они это начали делать, и теперь на каждой территории, где мы работаем, совершенно добровольно собирается круг людей, которые регулярно посещают детские дома.
Вот это та благотворительность, сердечность, которая живет в нашем обществе. Ее нужно поддерживать.
Владимир Спиваков: Еще важно, что у ваших бизнесменов есть какая-то ответственность человеческая. Я после концерта заехал в храм Александра Невского, охнул, полночи не спал потом. Восстановили храм, такую красоту создали!
В этом храме, кстати, служит батюшка, ребенку которого я вернул жизнь. Мальчика зовут Иоаннн Бердюгин. В два года в институте им. Бакулева ему сделали операцию на открытом сердце. Я в тот момент находился на фестивале во Франции, и профессор Лео Бокерия звонил мне каждый день и докладывал, как обстоят дела. Жизнь мальчика тогда на волоске висела, он сказал: «Мы сделали все, что могли, теперь его жизнь в руках Бога». И вот мальчик выздоровел, стал заниматься музыкой, я купил ему в Париже скрипку, он ходил к лучшему педагогу в Екатеринбурге. Сейчас он студент Московской государственной консерватории и стажируется в Национальном филармоническом оркестре России в альтовой группе.
Владимир Черкашин: Трогательная и удивительная история.
Эдуард Россель: Здесь вообще живут удивительные люди. Пусть никто не обижается, но я досконально изучил Свердловскую область, и не знаю ни одного места, где был бы аналогичный состав людей — по уровню интеллекта, по организованности, собранности.
О спасении театров в ситуации нищеты и безработицы
Именно уникальные качества уральцев позволили в 1990-е сохранить культурный потенциал Свердловской области, уверен экс-губернатор: «В самые тяжелые времена в Екатеринбурге не было ни одного театра, куда можно было свободно достать билет. Попасть в филармонию было невозможно, очередь стояла!» Но чтобы сохранить театры и филармонию — а в особенности Уральский филармонический оркестр — пришлось пройти через многое, и во многом стать первопроходцами.
Эдуард Россель: Жизнь, конечно, была тяжелейшая. Реформирование экономики ударило по области самым тяжелым образом, потому что концентрация промышленного производства у нас в четыре раза выше, чем по России. 600 тыс. работников предприятий в одночасье остались без работы, общая безработица составила 1,5 млн человек. И в этих условиях нам нужно было сохранить культурную сферу.
А я всегда сам брался за самые тяжелые вещи, то, что попроще, отдавал заместителям. Поэтому и попечительским советом филармонического оркестра я занялся сам. Мне было аж неудобно — есть же Драмтеатр, Музкомедия, а я лично только филармонией занимался, и указ я подписывал только по филармонии (речь идет об указе 1996 г., в котором сообщалось, что Эдуард Россель берет оркестр под свое покровительство. — Прим. Ред.).
Помню, лежит этот указ у меня на столе, я смотрю на него и думаю: как подписать? Тут ко мне Дмитрий Ильич (Дмитрий Лисс, главный дирижер УАФО. — Прим. Ред.) заходит, я ему и говорю: «Не знаю, как поступить, я в полной растерянности». А он отвечает: «Вы вот это слово скажите (произносит одно русское всем понятное выражение) — и подпишите». Я так и сделал, и подписал.
После этого мы создали фонд поддержки оркестра, в совет попечителей которого вошли 17 человек. Я лично смотрел, кто входит в попечительские советы. Это были люди, которые имели маломальские деньги. Владимир Алексеевич Черкашин согласился стать председателем, большое ему спасибо за это.
А Владимир Теодорович занимался программой по замене инструментов. В оркестре все инструменты были старые, а новые стоили дорого. Мы по всем крупным предприятиям распределили: УОМЗ, завод ОЦМ, Уральский банк Сбербанка РФ, да многие были озадачены: ты такой инструмент покупаешь, а ты — такой. И не ширпотреб, а реально ценные, ведущие инструменты.
Как-то Владимир Теодорович звонит мне из Италии: «Я нашел вам скрипку Бергонци. Очень хорошую». Я говорю: «Сколько она стоит, елки-палки?». Он: «160 тыс. долларов». Ну, я, конечно, отвечаю: «Ох, что же делать? Берем». А я еще не знал даже, где я такую сумму возьму. В бюджете таких денег не было, да мы и не брали из бюджета ни копейки на эти цели — мы сами-то зарплату тогда не получали.
Но мы достали деньги, купили эту скрипку. Сейчас это ведущая скрипка в нашем оркестре.
Владимир Спиваков: Я хочу сказать, что сейчас эта скрипка стоит в четыре раза дороже.
Но у концертмейстера оркестра, который часто играет соло в оркестре, должна быть хорошая скрипка, она должна звучать, выделяться. Вообще, это бедствие для России — нет инструментов человеческих. Когда я по указу президента Путина создавал Национальный филармонический оркестр, и об этом в мире узнали, я получил письмо из Америки, от руководства оркестра Нью-Джерси. Они написали: маэстро, мы знаем, что вы организовываете новый оркестр, у нас кризис в стране, и мы хотим вам предложить купить у нас ряд инструментов. И приложили список: 11 Страдивари, три Бергонци, виолончели Гварнери. Я даже онемел, не видел такого никогда. И это в оркестре второго класса! Представляете, какие инструменты в Чикаго, Нью-Йорке, Бостоне? А это ведь инвестиции, стоимость их не падает, а только растет.
О влиянии первых лиц на историю
Эдуард Россель: А теперь расскажу, откуда я взял такие огромные деньги на скрипку Бергонци.
У нас тогда колоссальные проблемы были. В области 56 роддомов: ваты нет, лекарств нет, наволочек нет. Женщины идут рожать, несут все с собой. Ну нету денег вообще! Была проблема с сердечными заболеваниями: 3600 человек больных, если не решить вопрос операции или установки кардиостимуляторов, это все были смертники. А я лично занимался всеми вопросами здравоохранения! В День защиты детей ходил только в детскую онкогематологию. На всю жизнь запомнил: был там один мальчик, никого к себе не пускал, ни отца, ни мать, только бабушку. Ему десять лет было. Мне про него сказали: «Вот тут мальчик, очень серьезная стадия, никого не пускает». Я спрашиваю: «А, может, губернатора пустит?». «Ага, губернатор пусть зайдет».
Интересный мальчишка, взрослый очень. Ну, они все в стрессовой ситуации быстро взрослеют. Я по себе помню: отец расстрелян, дедушка расстрелян, одна мать у меня осталась. А потом и за ней пришли в два часа ночи. И вот я сижу на койке в трусиках и думаю: что дальше? Так я в четыре года взрослым стал.
И тут так же — видел я перед собой не ребенка, а взрослого человека. И он попросил: «Распишитесь мне на листочке, я положу листок под подушку, вдруг поможет». Я расписался, а он через четыре дня умер.
Выхожу из отделения, а в коридоре у подоконника муж с женой плачут. Спрашиваю: в чем дело? Объясняют, что ребенок родился и сразу после родов умер.
Тогда я вернулся назад в отделение: ну-ка расскажите, что у нас такое происходит? Главврач Лариса Фечина отвечает, что мы, к сожалению, не лечим подобные заболевания, у нас нет такой технологии, есть только в Германии. Я спрашиваю — сколько стоит эта технология? Отвечают: 500 тысяч марок. Я говорю: давайте я дам вам миллион. Помню, она прыгнула мне на шею и давай меня целовать.
В общем, я занялся этим вопросом и создал Фонд губернаторских программ. Не тратил ни одного бюджетного рубля. Возникала проблема, я обращался к Вексельбергу, Козицыну, Абрамову, Пумпянскому, Алтушкину и так далее. Рассказывал про эту проблему и просил — перечислите в фонд деньги.
Сначала навели порядок в роддомах. Потом построили онкогематологию за 19 млн евро, теперь это лучший центр в России, 70% детей с раком крови успешно лечат, из Германии приезжают к нам учиться. За счет фонда создали Центр сердца и сосудов, который проводит по 3 тыс. операций в год, полностью ликвидирована проблема кардиостимуляции. Восстанавливали церкви, поддерживали спорт — и все это за счет губернаторских программ. И скрипка оттуда.
Владимир Спиваков: Знаете, почему у вас все получалось? Причина в двух вещах. Первое — это неравнодушие, вы, Эдуард Эргартович, неравнодушный человек. И второе — это доверие. Расскажу историю, которая сильно меня резанула.
Когда-то я был молодым солистом у Евгения Федоровича Светланова, гастролировал с его оркестром за рубежом и по России. Он тогда бог был, его принимали первые лица, губернаторы. И в одной из областей — не в Свердловской, конечно — нас поселили на губернаторской даче. Вечером, как водится, пришли чиновники, ну, стол хороший, водочка, выпили-закусили. И все время, помню, пили за наш народ: народ такой, народ такой, в общем, замечательный. А потом, уходя, чиновники говорят: «Евгений Федорович, мы вам тут охрану поставили на всякий случай, а то знаете, какой у нас народ!».
Бывает и такое отношение к простым людям, и очень часто. А здесь Эдуард Эргартович думал о людях, понимал их. У Жуковского есть замечательная фраза: «История говорит правителям: ваша сила не в верховной власти, а в достоинстве вашего народа». Если человек, обладающий властью, чувствует достоинство народа, тогда и получается нормальная жизнь.
Эдуард Россель: Да, многое зависит от первого лица. Если первое лицо понимает важность дела, то оно быстрее создается.
Владимир Спиваков: Иногда это беда.
Эдуард Россель: Очень часто. У меня сомнений нет: какой дирижер — такой и оркестр.
Владимир Черкашин: Все, что вы говорите о влиянии первого лица на историю, справедливо. Но ведь есть люди, способные самостоятельно инициировать важные и сложные проекты, которые потом становятся нужны всему обществу. Например, когда Владимир Спиваков сделал свой шаг, его имя, его движение очень помогли привлечь внимание к нашему оркестру.
Владимир Спиваков: И не только к оркестру, но к области тоже. Удивляются люди, как так: на Урале не медведи ходят, а играют симфонии Малера. Шутка ли!
Владимир Черкашин: Смотрите: история детского центра онкологии и гематологии тоже не остановилась после ухода Росселя с поста губернатора. Союз промышленников и предпринимателей (СОСПП) уже второй год проводит Екатерининскую ассамблею, где собирают деньги, в том числе, и на наш центр.
__________________________________________________________________________
Есть мнение, что инвестиции в качественные струнные инструменты 18-19 веков — одни из самых надежных и эффективных. Старых инструментов не становится больше, а их качество пока никто превзойти не может. В Уральском филармоническом оркестре больше десятка таких ценных инструментов. Не все они принадлежат филармонии, так как у нее не всегда есть возможность покупать инструменты по цене от 100 тысяч евро. Найден другой способ: некоторые партнеры филармонии прислушались к советам, что вложения в качественные инструменты — это отличная инвестиция, и решились на приобретение ряда инструментов, в том числе, работы мастера Гварнери. Но поскольку такие инструменты непременно должны звучать, владельцы предоставляют их в пользование музыкантам и оркестрам, это мировая практика. Несколько таких инструментов УАФО предоставил глава AVS Group Валерий Савельев. Филармония платит за аренду символическую сумму, при этом обеспечивает предоставленным инструментам должное хранение и берет на себя оплату страховки. Это немалые деньги, несколько сот тысяч рублей в год. Но жизнь таких инструментов в оркестре придает ему совершенно другое звучание. __________________________________________________________________________
О вовлечении в благотворительность
Екатерининская благотворительная ассамблея в этом году собрала рекордную для разового мероприятия сумму — 14 млн руб. Благополучателем стало движение Чулпан Хаматовой «Подари жизнь», деньги уральских благотворителей пойдут на Екатеринбургский центр для диагностики и лечения онкогематологических заболеваний у детей на базе ОДКБ №1.
Эдуард Россель традиционно участвует в аукционе, предоставляя семейные раритеты. В прошлом году патефон Росселя был продан за $45 тыс., в этом году на аукционе разыграли самовар 1904 г. из его коллекции, выручив 4 тыс. евро. В следующем году он обещает очередной интересный лот, но какой именно — пока секрет.
Что касается Уральского банка Сбербанка РФ, то поддержка движения «Подари жизнь» идет постоянно. «Уже пятый год мы не дарим подарки партнерам и коллегам на Новый год, — рассказывает г-н Черкашин. — Вместо этого подписываем им открытки: «Деньги, которые предназначались на ваш подарок, отправлены в фонд Чулпан Хаматовой, спасибо вам». Каждый год фонд отчитывается в расходовании этих средств. В прошлом году, например, наши деньги пошли на помощь семерым детям, пятеро выжили. Эти открытки тоже вовлекают людей в благотворительное движение».
Но с годами структура благотворительных потоков меняется, и приходится использовать новые и новые формы вовлечения благотворителей. Это касается и фонда поддержки Уральского филармонического оркестра.
Владимир Черкашин: Есть много факторов, которые делают сложнее работу по привлечению средств в фонд. Это не только сложности экономического порядка.
На момент создания фонд УФАО был уникальным явлением, и способы привлечения денег были разные. В последние годы появилось много направлений благотворительности, у предпринимателей есть собственные фонды, со своими программами, они могут управлять этими средствами так, как считают нужным. Но, тем не менее, мы продолжаем собирать средства в наш фонд. Например, проводим ежегодный Губернаторский бал в поддержку оркестра.
Не надо рассчитывать на какой-то значительный рост объема средств в фонде. Наша цель — не только собрать деньги. В конце концов, это не разовая акция, и с точки зрения поступления средств она не имеет гарантированного результата, есть в ней элемент удачи и случайности. Надо понимать, что оркестр сегодня финансируется совсем по-другому, нежели в сложные годы. Нам теперь нужно привлекать тех, кто осознает значимость этого явления для региона и страны. Именно благодаря постоянному вниманию властей и зрителей оркестр лучше финансируется.
Я повторял и повторяю всем: другого такого культурного явления, которое можно показать всему миру, в нашей области нет. Трудно показать театр, каким бы он ни был сильным, трудно догнать Москву или создать новую Мариинку. А вот оркестр показать можно, и это явление, которое надо беречь, о котором надо постоянно думать, это крайне важно для того, чтобы наша область отличалась от всех других регионов.
Владимир Спиваков: Хочу привести мудрую фразу Конфуция: неважно, с какой скоростью мы идем, до того момента, пока не остановимся. Неважно, что теперь есть много направлений благотворительности. Важно идти в своем направлении и не останавливаться.
Эдуард Россель: Но все эти направления все-таки должно поддерживать государство. Без государства тяжело.
Владимир Спиваков: Поэтому нужен закон о меценатстве, который никак не могут принять, очень непросто идет процесс. Часто люди оказывают нам помощь (Международному благотворительному фонду Владимира Спивакова. — Прим. Ред.) и просят: только не говорите никому, что это мы. Почему? Странно. На Западе быть благотворителем почетно.
Эдуард Россель: Привлекать внимание не хотят. Попадет информация в налоговую инспекцию, начнут копаться.
Владимир Спиваков: Ну да, чтобы не поднимать волну, как говорят французы. Я разговаривал с большими людьми на эту тему, мне говорили: когда мы даем деньги вашему оркестру или детскому фонду, вопросов не возникает. А если кому-нибудь другому, то начнутся вопросы: а что мы должны за это еще дать? Может, с нас потребуют нефтяную скважину?
Эдуард Россель: Потом еще на использование этих денег смотришь, и обнаруживается боковой ручеек, которые идет не на эти цели…
Владимир Спиваков: Был такой крупнейший эксперт по инструментам Этьен Ватло, он с пяти метров мог сказать, что за инструмент, какого года и т.д. И вот он приехал ко мне в Кольмар с лекциями и взял очень большой гонорар. Дирекция фестиваля страшно удивилась: как так, вроде бы вы друзья, а он взял такой гонорар. А он потом пришел ко мне и говорит: «Владимир, я хочу этот гонорар отдать в твой фонд».
Прошло полгода, я приехал в Париж и подарил ему фотографии детей, на которых было написано: фонд Владимира Спивакова, стипендии Этьена Ватло на год такому-то мальчику и такой-то девочке. Он плакать начал. Потому что когда ясность есть — на эти деньги флейта куплена, на эти — операция проведена, людям легче помогать.
Но необходимость закона о благотворительности все же постепенно назревает, и его принятие, думаю, состоится. Возможно, уже к 2018 году.
Фото: Игорь Черепанов / DK.RU
Редакция благодарит Свердловскую филармонию за помощь в организации интервью, а также Атриум Палас Отель, Анатолия Сысоева и Ирину Домину за создание комфортных условий во время беседы.
Реальная продуктовая инфляция в России составит 50-100% по итогам 2024 г. 
Уральская компания «СТЕМ» собирается поставить в Казахстан 200 тонн палочек для мороженого 
В одном из крупнейших застройщиков России меняется генеральный директор 
«Больше, чем девелопмент». Крупный уральский застройщик объявил о ребрендинге